«Метро — второй родной дом»
Дома сразу не стало воды и электричества. А в метро можно зарядить телефон, сходить в туалет. Есть интернет. Кормят. Причем кормят неплохо. Вот пример меню одного дня: литр молока, творог, два пирожка с картошкой, два бутерброда с куриной отбивной, 6 помидоров, 2 огурца. Жить можно. Постоянно варят и разливают чай. Часто есть суп. Днём все покупают в магазинах хлеб, который доступен практически каждому.
Семья не уезжает «на запад», потому что нет денег, беженцами быть не хотят.
Пока что «горизонт планирования» у каждого, кто остался в городе, — один день. Психика отказывается работать хотя бы на немного более протяжённое будущее. Задача, которую решает мозг изо всех сил, — выжить сейчас. Этим миллионы лет занимались наши предки, и вот сейчас «крокодилий мозг» опять управляет всем. А его основная задача — «выживи в ближайшие пять минут».
О будущем будешь думать потом. Задача-максимум — пережить ещё один день.
За организацию убежищ в метро надо сказать спасибо городским властям. Спасибо за чистый город. Регулярно ездят мусоровозы, вывозят мусор. Все аварии — тепло, свет, газ — чинятся, насколько можно судить по знакомым, максимально быстро.
Город живёт.
«Осторожно — фейк»
В первые дни никто об этом не задумывался. Но позже стало ясно, что многие фото с разрушениями Харькова — фейк. Проверить невозможно, если вы не местный житель и у вас нет знакомых в этом районе. Транспорт не работает никакой.
Регулярно пишут уехавшие — «Правда ли, что наш район полностью разрушен?», «Правда ли, что не осталось ни одного целого дома?», «Стоит ли Госпром?»
Есть районы, где вообще нет разрушений. Госпром, например, стоит, как стоял, и район рядом — тоже. Но в интернете — масса фотографий с «нарисованными» разрушениями. Например, видела фото обгоревшей школы 116 на улице Культуры и новостройки — круглой башни «Олимп» рядом. В 25-этажном жилом доме «Олимп» были «вырваны» взрывом несколько этажей.
Честно говоря, сжалось сердце. Даже не хотелось туда идти, но рядом — работающий гастроном, так что приготовилась увидеть страшные разрушения… которых не оказалось и в помине. Всё цело. Стоит и совершенно благополучный «Олимп», и 116-я школа без следов разрушений.
Поэтому все фото и «новости» надо подвергать сомнению.
«На шо нам те НАТО?»
— Та хай отдав бы уже той Крым, хай забирають Донецьк той з Луганськом. И на шо нам те НАТО?
Люди совершенно не понимают, почему нельзя было договориться. Нет сейчас у них никакого «патриотизма» в плане «чей Крым»? А в сёлах его не было и раньше. Главным вопросом для них была земля, паи, налоги на эти паи.
Сейчас сидят в подвалах, погребах. Ждут оповещений о воздушной тревоге. Оповещения приходят часто. Сидеть в подвале приходится каждый день по нескольку раз.
Воздушная тревога объявляется и по всей Украине, и отдельно по городам и посёлкам. От этого — постоянное чувство страха и измотанность. Но в какой-то момент мозг отказывается от этих эмоций, уже и на панику не остаётся сил.
Признак такой тяжёлой депрессии — люди вообще перестают общаться, даже в мессенджерах. В лучшем случае — короткий ответ «да, нет, всё хорошо».
Сиреневые лампы
Разметка на асфальте, зелёные крестики на домах, разметка на крышах домов, сигналы лампами из окон.
Всё это добросовестно ищут граждане Украины, охваченные массовым психозом. Выброс эмоций во время кризиса — это даже хорошо.
Но поиск виноватых среди своих же сограждан, причём по надуманным, глупейшим поводам — это не лучший канал для сброса эмоций.
Есть специальный телефон, по которому добросовестный гражданин может позвонить в случае, если кто-то из соседей не соблюдает режим светомаскировки.
Непонятно, как и чем поможет светомаскировка в городе, где продолжают гореть всеми огнями киоски «Кисета» (сеть табачных и алкогольных киосков, принадлежит семье действующего мэра Терехова). Светятся и другие надписи. Есть квартиры и офисы, в которых хозяева забыли выключить свет перед отъездом.
В чатах домов и подъездов обсуждаются способы борьбы. Горячие головы предлагают обесточить квартиры эмигрировавших нарушителей. Или перерезать кабель в земле. Но есть, к счастью, те, кто понимает, что в этом случае будет обесточен дом или квартал.
Не говоря уже просто о бессмысленности всех этих маскировок и сигналов «сиреневыми лампами» (которые якобы подают из окон своих квартир «предатели»).
Конечно же, все эти меры не имеют смысла. Но они помогают занять граждан хоть каким-то делом. Тем более таким «правильным». В лучших традициях Украины последних лет продолжается игра «все вместе ищем предателей».
Полмиллиона заробитчан
Сосед говорит: «Остаюсь здесь. У меня частный дом, уеду туда, там есть подвал. В Украину вернулось полмиллиона заробитчан. Сейчас они идут на фронт и как дадут там жару…»
Фантастические представления о том, что заробитчане в принципе могут хоть как-то воевать в современных условиях, его не смущают.
Они бросят насиженные места работы и поедут на родину? На ту родину, которую они бросили в более-менее благополучное и даже относительно сытое время? Да не смешите заробитчан.
Но сосед продолжает верить в «полмиллиона», которые спасут его. Кстати, ему около сорока лет, и сам он прячется в подвале и никуда не едет ещё и по причине того, что будет в случае эмиграции прямо на границе арестован и мобилизован.
Да, сам он продолжает придерживаться позиции «моя хата с краю». Но почему-то наивно верит в то, что давно «свалившие» приедут сюда ради него жертвовать своими жизнями.
«Молдавский лодочник»
Сын и внук знаменитой певицы Софии Ротару были задержаны при попытке покинуть Украину на лодке молдавского перевозчика.
А ведь именно Руслан Евдокименко, сын Ротару, позировал с украинским флагом в августе 2014-го. И маму заставил позировать. Как раз во время начала страшной войны и ужасных потерь среди мирных на Донбассе.
София Ротару потом оправдывалась, что хотела и русский флаг взять в руки, что она за дружбу народов. Но русского флага под рукой не оказалось. А украинский был дома, и вот они якобы просто сфотографировались всей семьёй на день независимости.
Но потом знаменитая мама быстренько перестала говорить крамольные речи. На Украине за такие высказывания после 2014 года можно было попасть под оголтелую критику в сетях. Оголтелую — это значит с пожеланиями смерти, с матом, с угрозами. С гробами и похоронными венками для всех членов семьи.
Это уже не в сетях, а в реальности, могли и под дом принести. Покрышки зажечь под домом, устроить «весёлое» представление. Улюлюкать, бесноваться, сжигать чучела людей при полном попустительстве и одобрении полиции. Облить зелёнкой на улице. Посадить в мусорный бак на глазах всего города. А «оно надо» народной артистке СССР, скажем прямо, на старости лет?
Варварских способов "борьбы с инакомыслием» в Украине за эти годы накопилось немало. Целый арсенал. От подрыва машины и расстрела на улице до травли самыми разными способами — словесно, физически и даже с перформансом (типа гробов и мусорных баков).
Это поставило бы не только крест на карьере певицы (этого Ротару не боится, в своей стране она давно не выступает, здесь мало платят). Могли бы быть угрозы и жизни, и немаленькому имуществу семьи.
Думал ли Руслан Евдокименко, когда, улыбаясь, держал флаг Украины и обнимал маму, о том, что будет через семь с половиной лет? Что ракеты прилетят не в пригород Донецка, как было во время их улыбчивого фото, а в пригород Киева, где они с мамой проживают?
Через семь с половиной лет все узнали цену его «патриотизма». Как и большинство «творческой интеллигенции», сын Ротару попытался любым способом не попасть в армию. И даже наоборот, сбежать из страны.
Но сделать это мужчинам призывного возраста сейчас не просто. Вопрос в размере взятки украинским пограничникам (видимо, на этом и решил сэкономить жадный Руслан). Тысяча долларов за человека — вроде бы столько брал молдавский лодочник — сумма смехотворная. Говорят, что для простых смертных сумма начинается с десяти тысяч «зелёных». С сына и внука Ротару, конечно, взяли бы больше.
Ближе к богу
А в Харькове — незримое братство «оставшихся».
Все стали вдруг близки с Богом. Жизнь стала очень простой, как в монастыре, и возникли вечные вопросы — куда жить и зачем жить?
Внезапно и напрочь исчезли заботы конкурентной борьбы, никого не интересует «место под солнцем». Интересует только обеспечение самой обычной, простой жизни. Вода, газ, свет, хлеб. Интернет. И чтобы «не прилетело в наш дом», конечно.
Церкви, кстати, работают, и довольно спокойно. С религиозным смирением, без ропота, продаются свечки, проводятся службы — всё, как положено. И народа не то чтобы много, но и немало. Есть чувство, что стены церкви и лики наших святых дают незримую защиту. А может, так оно и есть.
Хочется поддержать «своих» — это все, кто остался. Кто сидит в подвалах, бомбоубежищах, метро. Кто стоит в очередях за «гуманитаркой» — плохой и скудной.
Ходят слухи, что «гуманитарку» разворовывают ещё в Польше, потом в Западной Украине, потом в Центральной, и до Харькова доходит что-то совсем небольшое. Знакомые стояли пять часов (!), получили два куриных окорочка, по одному на человека. Другие через пару часов в очереди дождались одной на двоих пачки стирального порошка. Третьи за два часа в очереди получили по пачке овсяных хлопьев.
В магазинах, за деньги, бывает и колбаса, и курица, и яйца. Есть дорогой сыр и дорогая копчёная колбаса, хамон есть. И конечно, есть хлеб. Хлеб даёт ощущение стабильности. Но всё подорожало минимум в два раза. Хлеб — примерно в полтора раза. Были бы деньги. А с этим у многих начинаются проблемы.
К «своим» — тем, кто остался в Харькове, не уехал — отношение бережное, товарищеское. Все стараются друг другу помочь, подсказать, поддержать. Настоящий Харьков проявился, стал виден. Был до этого времени не так заметен за вереницами дорогих машин, за лицами со следами катастроф от пластических операций. Исчезли надутые губы и нарощенные ресницы. Они как будто вычеркнуты из памяти и из городского ландшафта — как будто стёрты ластиком.
Конечно, остались те, у кого нет средств, у кого дети и мужья призывного возраста, и нет денег на взятки украинским пограничникам. У кого пожилые родители, они не выдержат сутки в эвакуационном поезде, стоя или сидя, в ужасной тесноте. Кто не может забрать и не может бросить своих животных. Это новое объединение — и по классовому, и по моральному признаку. Многие не уезжают, потому что не могут бросить своих. А кто-то поступает наоборот.
Кошки, собаки и «модные одежды»
Харьковский вокзал — это душераздирающее зрелище. Привязанные там и сям собаки ждут своих хозяев. А хозяева, привязав их на прощанье (чтобы пёс не бежал следом), уже давно пересекли на поезде границу Украины. Собак, конечно, отвязывают, и они становятся бездомными псами.
Кошек выбрасывают в свой подъезд или на улицу. Они бегают возле полупустых мусорок. Конечно, сердобольные бабушки подкормят или добрые соседи заберут. Но выживут не все.
Но так поступает всё-таки меньшинство. Моя знакомая уехала в Польшу, стоя сутки в тамбуре, с ребёнком, пожилой мамой после инсульта и с собакой! Как сил хватило — сама, говорит, не знаю. Но собаку не бросила. Других соседей не пустили с собакой в поезд. Они сжали зубы и дождались через сутки другого поезда, но уехали со своей собакой.
«Модные одежды» исчезли. Остались черные и синие куртки (немаркие цвета, которые любят рабочие люди). Вязаные шапки, какие-то «ватники». Не все, конечно. Есть и молодежь в модных тенденциях. Но в общем, на самом деле всем всё равно, что на них надето. Девушка в модном громоздком ярком пуховике помогает дедушке в поношенной куртке донести до кассы его покупки. И с настоящим интересом слушает его рассказы о жизни.
О политике в этих очередях не говорит никто. Это во-первых, опасно. А во-вторых, не до того.
Обычный день
Вот как устроен день — он крутится возле похода в магазин. Это требует серьезных затрат времени и энергии.
Надо успеть купить хлеб, а до ближайшего работающего магазина теперь пара километров, а там ещё надо полчаса постоять в очереди. Потом — добежать до дома, пока не начался комендантский час, подняться на этаж, ведь лифты, как и транспорт, не работают, сделать простую еду, проверить светомаскировку, лечь в коридоре, не раздеваясь. Следить за воздушной тревогой.
А у многих ещё и перебои с водой, светом и теплом. Жизнь стала требовать гораздо больше и физических, и моральных усилий. Не до того. Не до разговоров.
И не до обобщений. Никому не интересно то, что сейчас обсуждают в соцсетях.
«Свалившие»
А «уехавшие»? Их судьбой, если это не близкие родственники, никто не интересуется. Звонки от уехавших и от друзей издалека раздражают. Особенно невыносимы вопросы — «вы живы?» и «что там у вас разрушено?» Как сказала одна моя знакомая, «для них это как кино, с нами в главных ролях».
На то, чтобы разговаривать с ними, нет сил. Отношение немного отстранённое, как будто эти люди отправились на другую планету, и что нам до них?
Но в Харькове хотя бы действительно опасно. А вот из других, центральных областях, совершенно благополучных, отправились на запад вереницы дорогих автомобилей, и благополучные эмигранты из безопасных мест позиционируют себя: «мы — жертвы бомбёжек». Моя подруга, продолжающая жить под Киевом, пишет — «у людей местных возникает просто злость к эмигрантам».
Отвращение и горький смех вызывают у харьковчан плакаты во Львове: «Держись, Харьков!», в то время как львовяне не стесняются брать за комнату 100 долларов в сутки с тех же приезжих эмигрантов — харьковчан.
Эвакуация
Если машины нет, надо искать перевозчика. В случае «дикого такси» такая поездка может стоить 100 долларов с человека (это считается дёшево), а может и 500 долларов, и выше.
Я видела бабушку, с которой потребовали 250 долларов. У нее было только 300, тремя бумажками, и это были все её сбережения. А сдачи нет! — ответил таксист. Так она и поехала, за 300, а что делать?
Таксисты, конечно, сориентировались первыми. 100 долларов брали за поездку из близкого к вокзалу района города на вокзал. Из дальнего — больше. Но это уже если к 8-9 часам утра. Те, кто хотел уехать в 6 утра, и быть первыми в очереди на поезда, платили намного дороже. И по 300 долларов за такси, и по 400.
Эвакуационных поездов много, все они идут на запад. В принципе, уехать могут все желающие, поезда бесплатные. Но надо ждать, иногда очень долго, сутки на вокзале — не редкость.
Наживаются все, кто связан с «гуманитаркой», наживаются все эти мутные «волонтёры», наживаются разбитные весёлые таксисты, и азарт добычи горит в их глазах. Возникли из небытия менялы и подпольные продавцы сигарет (80-100 гривен пачка — 240-300 рублей) на Благовещенском рынке. В магазинах сигареты отсутствуют напрочь.
Все, кто пользуется сейчас возможностью ободрать своего же ближнего, думают, что им пригодятся эти деньги. Глупые наивные люди.
Пожелаем им поменяться, в самое ближайшее время. Трудно представить, чтобы они раздали своё добро бедным. Но вдруг? Церкви работают, вдруг зайдут и оставят 300 долларов, которые фактически украли у бедной бабушки.
Шестнадцать кошек
В очередях люди рассказывают обо всём. Вся жизнь — за 10 минут.
— Я вижу, вы корм покупаете. Мои едят только сухой, я мешками покупаю, — делится миловидная женщина.
Я сразу обращаю внимание на её покупки. Это маленький набор — томатная паста, ещё какие-то мелочи типа лака для ногтей. Ей даже не нужен пакет. Удивительно на фоне очереди, в которой у всех — мешки килограмм по 20. «Гребут» всё, неизвестно ведь, что завтра будет и будет ли работать магазин.
Удивительная женщина продолжает:
— У меня их 16.
— Котов?— поначалу не понимаю я. — Вы в частном доме живёте?
— Нет, в квартире. Но запаха нет. Надо просто вовремя убирать.
— Жаль, что человек, которого я люблю, не любит животных, — продолжает дамочка, пока я перевариваю услышанное. — У него вылетели стекла в квартире, и он живёт в ванной. Я ему говорю — приди ко мне, ты будешь как сыр в масле. Ну, немного шерсти, переживёшь. И представляете, он не идёт. Коты ему страшнее, чем жизнь в ванной.
Тут подходит очередь, и повелительница кошек, улыбаясь, прощается и уходит с прямой спиной, надменно огибая чужие мешки с провизией, в руках — дамская сумочка и маленький кулёчек с томатной пастой. Я желаю мысленно ей, и её кошкам, и её несгибаемому любимому человеку всего самого лучшего. Пережить всё и продолжать свою жизнь, которую они живут, как хотят. Без паники, в окружении котов. Сама же я прошу два пакета на кассе. Как и все остальные, «нагребла», всего, до чего смогла дотянуться.
Все стали равны
Но некоторые, конечно, «равнее» других. У кого есть специальный бункер (это люди, близкие к власти), у кого есть дом с хорошим подвалом где-то в селе. Но вся эта безопасность — тоже относительная. Как в селе Яковлевка, где в местной школе расположились украинские военные, а рядом, на огородах, практически открыто поставили РСЗО.
В соцсетях потом писали — «зачем вы все друг другу сообщали, что в Яковлевке стоит военная часть?» Наверное, это было известно и без соцсетей. Вины людей в этом нет никакой.
И совет может быть только один. Если вы видите возле себя военную технику, особенно если это маленькое село, где всё с воздуха видно как на ладони, немедленно оттуда уезжайте, просто куда угодно.
А в общем, все в какой-то степени теперь равны. И мэр, и местный житель, и дамочка с котами, и дедушка в ватнике. Все равны, как и должны быть равны люди на Земле. И даже какой-то шок наступил от этого подсознательно ощущаемого всеобщего равенства.
«Возьмите ещё один батон»
И как всегда, есть те, кто обдирают ближнего. А есть те, кто наоборот. В доме «Слободская усадьба» работает маленькая хлебная лавка. И всем абсолютно каждый день дают ещё один батон бесплатно.
Люди не верят, и говорят — заберите, вы ошиблись. И потом со слезами на глазах берут ещё один хлеб. И я сама видела, как этот лишний хлеб одна бабушка отдала другой. Вообще незнакомой, просто так. И видела людей, которые кормили хлебом голубей, и голодные голуби садились им на руки. Практически как в Венеции.
Просто все в одной лодке. Кошки, которых бросили, голуби, бабушки, которым тяжело, но они помнят про кошек и голубей, все мы, которые кто как справлялся и справляется со всем происходящим. И даже мэр Терехов, которого все ругают за отсутствие гуманитарки и дешёвых продуктов, но как-то беззлобно. И все говорят — молодцы коммунальщики. Это и правда так.
Очень хочется, чтобы лодка эта выплыла. С Госпромом, с Загоспромьем, с Северной Салтовкой и Горизонтом. Со всеми, кому очень тяжело, но кто старается оставаться харьковчанином.