В Сартане, пригороде Мариуполя, неподалеку от разбитого магазина стоит толпа людей, на земле расставлены пакеты с продуктами. За столом человек в камуфляже ведет список, каждый получающий пакет называет фамилию — полиция Донецкой народной республики (ДНР) раздает еду. Пока нет гражданской власти, силовики наводят хоть какой-то порядок.
Вдоль Центральной улицы ряд магазинчиков с разбитым витринами. Полицейские ищут внутри данные владельцев. Один из них входит по хрустящему стеклу через дверь, от которой остался только проем. «Посмотри, там внутри ФЛП (документы физлица-предпринимателя. — Ред.) должно быть, ну, копия», — советует кто-то из коллег. Вошедший в лавочку полицейских чем-то шуршит: «Нашел!» Выносит бумажку, старший группы одобрительно кивает, полицейские идут дальше — искать данные хозяев. В селе уже объявились мародеры, поэтому люди с оружием учитывают все, на что кто-то может покуситься.
В подвале школы с углубленным преподаванием новогреческого — Сартана некогда был греческим селом — несколько десятков человек. Многие лежат на матах — их принесли сверху из спортзала, огромного, как и сама школа — большое здание построил металлургический завод, на котором работают многие селяне. В спортзале отвалилась часть стены — там застрял снаряд. «Азовцы (бойцы полка «Азов». — Ред.) сюда приехали, сфотографировались группой, а потом сразу прилетело», — житель Сартаны Дмитрий Гайтан показывает разрушения в школе, снаряд пробил стену и разрушил перекрытие, в здании выбиты стекла. На стене подстанции напротив школы выведена краской юбилейная надпись: «Україна 30 років незалежності». К ней кто-то мелом добавил: «31 год — свобода!» Рядом машины, покрытые матами — защита от осколков и разлетающегося щебня.
В подвале школы к кухне — плите с огромными кастрюлями — выстроилась очередь, время обеда. «Вы ж мои золотые, все держитесь бодрячком», — Гайтан идет вдоль линии людей, улыбаясь. Он организовал людям в убежище максимально сносный быт в таким условиях. Впрочем, подбодрить он может не только словом.
«Леща отдельным людям пришлось давать», — Гайтан флегматично объясняет, как ему удалось добиться порядка и даже некоторого комфорта в убежище — в подвале действительно нет удушающего, обычного для такого скопления людей тяжелого запаха. За заботу прячущиеся под зданием люди называют его героем: «Он нас спас, смотрите, даже цветы на 8 марта привез». «Все сбежали, власти, МЧС украинское, все, люди сами организовывались. Мы сами по себе», — круг тех, кто вышел из подвала подышать свежим воздухом, говорит одновременно и почти одними и теми же словами.
В отсутствие связи с внешним миром — мобильной сети в поселке нет — люди коротают время за разговорами о том, что будет с Мариуполем. Почти у всех там родные и работа. «Когда все началось, мы туда детей отправили. Кто знал, что там ловушка будет?», — живущие в подвале говорят об этом спокойно, за больше чем неделю эмоции у многих перегорели, они ждут будущего.
На вопрос: «Откуда прилетело?» люди, поколебавшись, показывают в ту или иную сторону, а чаще пожимают плечами: «Какая разница». Их это мало интересует. Гайтан же вспоминает, как уже после того, из Сартаны выбили украинские силы, жители собрались на центральной улице на раздачу гуманитарной помощи и по толпе полетели мины — очередь немедленно разбежалась. Зачем было стрелять по пришедшим за едой, Гайтан не знает. «Увидели скопление и шарахнули», — он предпочитает не вдаваться в рассуждения, и без того есть чем себя занять. Еду достать удается — многие держат кур и свиней, а вот топливо придется просить — это Гайтана, ставшего начальником группы беженцев, беспокоит больше всего.
«Тут самые упоротые собрались, в Мариуполе», — в доказательство военные близ Сартаны, на посту, который остался от «Азова», демонстрируют трофей — гранатомет, исписанный бойцами известного полка. «Дойдем до Урала», — значится на трубе цвета хаки.
Офицеры в воинской части говорят, что из Сартаны украинских военных выбили быстро, но те еще долго обстреливали поселок и окрестности. «Пленного взяли, чуть старше 20 лет, так он вообще уверен, что они побеждают по всем фронтам, а здесь временные неудачи. Молодежь, особенно, когда ее изолировать и накачивать пропагандой — а там это умеют — верит в любую чушь».
«Пленный что, настолько уверен в себе?», — спрашиваю у собеседника.
«Нет, — улыбается офицер. — Что-то в духе «сам не понял, как я оказался на передовой, я этого не хотел».
Военные тоже, как и гражданские, говорят о Мариуполе. «У меня там семья, их из микрорайона "Восточного" не то что по коридору, даже в центр города не выпустили. Три раза развернули. Как развернули? Просто сказали, зайдите обратно в подъезд. Вот и все что знаю, общаюсь не напрямую — как же я позвоню им, когда я здесь. Писал родственнице в Киевской области, она уже звонила им. А три дня уже нет связи…», — офицер машет рукой в сторону «Марика» — обиходного названия города.
Потом переключается на другую тему. «Мне россиян жалко, ну, военных. Они ж не понимают, что тут происходит. Идут, как будто в Крыму, а все эти активисты с жовто-блакитными флагами… Это же созданная сеть, финансируемая, со своими командирами, звеньевыми. Перекрыть поток, взять за шкирку начальников ячеек — и все митинги с криками «Оккупанты — вон!» сразу закончатся, как по щелчку, как будто ничего и не было. Мы не церемонимся, с этой публикой и до терактов можно докатиться», — говорит офицер и смотрит на микрорайон «Восточный», где идет бой.
От тягостного зрелища его отвлекает влетевший во двор части «уазик», из задней двери выскакивают разведчики. «Ты глянь, какая хлопушка», — в руках один из них держит гранатомет. «Взяли на позициях. Оставить себе на память? Зачем? Пригодится для украинского танка. Сейчас и используем», — отвечает на вопрос владелец трофея, пока сослуживцы разбирают надписи на оружии и пытаются прикинуть, как оно действует.