На стенах квартиры портреты сына, на полках — его книги. Ну и, конечно, награды, большинства из которых он удостоился уже посмертно.
Олеся Бузину убили 6 лет назад. Ни исполнителям, ни тем более заказчикам приговора так и не огласили.
— Все портреты мне подарили, — рассказывает Валентина Бузина. — Есть ещё одна маленькая фотография, я её в сумочке ношу. Она всегда со мной. А в доме портреты, которые сделали друзья Олеся. Теперь это и мои друзья тоже. И я люблю каждую из этих фотографий.
- А есть среди них та, которая вам наиболее дорога?
— Вот эта, где он с Машей (дочь Олеся. — Прим. ред.). Я смотрю на неё и думаю, сколько времени прошло. Сколько лет было Машуне тогда и сколько ей сейчас (плачет). А вообще все фотографии очень хорошие. И вот ещё портрет Олеся (его сложно не заметить, это первое, что видишь при входе в гостиную. — Прим. ред.). Не знаю, кто его написал, он мне очень нравится. Я поставила его прямо напротив входа. Мне так удобно. Вхожу в эту комнату — он меня встречает. А когда выхожу — провожает. Один маленький мальчик, сын моих друзей, будучи у меня в гостях, спросил: «Валентина Павловна, почему у тебя так много Олесей?»
— Олесь вам снится?
— Крайне редко. За все эти годы он мне снился четыре раза. И всего однажды он, придя ко мне во сне, чётко произнёс несколько фраз. А так — я его вижу, он меня видит. Но мы не говорим. Или же я у него о чём-то спрашиваю, а он отвечает кивком головы. Я каждый вечер молюсь и прошу: сыночек, приди ко мне хоть во сне!
- Олесю угрожали давно и часто. По сути всё началось с книги «Вурдалак Тарас Шевченко». Как вы восприняли её появление, учитывая, что у вас в семье творчество Шевченко знали и любили? Не было ли у вас с Олесем конфликтов на этой почве?
— И я, и мой муж эту книгу приняли тяжело. Отец Олеся по образованию украинский филолог (я — русский), Тараса Шевченко мы любили. Дома у нас больше десяти изданий «Кобзаря». И до сих пор у меня в квартире стоит бюст Шевченко, я купила его в начале 60-х годов, когда мы жили в Талалаевке Сумской области. Книгу «Вурдалак Тарас Шевченко» Олесь начал писать, ещё когда учился в 8 классе. Кстати, он никогда не говорил о том, что Шевченко не талантлив. И о том, что его творчество не нужно изучать, тоже не говорил. А книга Олеся — это его взгляд. И сформировался такой взгляд благодаря самому Тарасу Григорьевичу, который в своих дневниках всё это о себе сам же и писал. Ведь основа книги «Вурдалак» — дневники Шевченко. А помогла нам во всём этом разобраться моя мама. У неё было 7 классов образования, но она всегда много читала. Мама очень любила своего внука, и ей было больно воспринимать все нападки на Олеся, которые начались после выхода этой книги. Тогда она несколько раз перечитала дневники Тараса Шевченко, а потом усадила нас с мужем рядом с собой и говорит: вы что же, вместе со всеми? За что вы напали на ребёнка? У вас ведь высшее образование. Вот вам дневники Шевченко. Идите читать и просите прощения у своего сына!
- Попросили прощения?
— Попросили. И с тех пор я стою на защите Олеся.
- После убийства вы, сами того не желая, стали публичным человеком. И теперь люди подходят уже не к Олесю, а к вам. Как они реагируют? Часто приходится сталкиваться с негативом или такие случаи единичны?
— Знаете, за все эти годы негативной реакции практически не было. Буквально в первые месяцы после гибели Олеся ко мне на кладбище часто подходила мать одного из АТОшников. Она устраивала скандалы, обзывала и моего сына, и меня. Высказывала страшное неуважение. Но потом, видимо, здравый смысл всё-таки победил. Может быть, что-то материнское в ней отозвалось. В общем, она это прекратила. А потом был ещё один случай. В зале суда. Был такой народный депутат Тимошенко (Юрий Тимошенко, депутат Верховной Рады VIII созыва, был избран от Ивано-Франковской области. — Прим. ред.). Вот он однажды очень недружелюбно высказался в адрес и Олеся, и меня. Я ему тогда ответила тактично, но так, как он этого заслуживал. Понимаю, что невозможно быть любимым абсолютно всеми, но должна же быть хоть какая-то грань…
- А многие люди просто так подходили к вам на кладбище или на улице, знакомились с вами. И со временем такие знакомства продолжались, некоторые даже перерастали в дружбу…
— Да. Таких людей очень много. И, кстати, не только из Киева. Первые пару лет после убийства Олеся я каждый день ходила к нему на могилу. И там я встречала людей из Донецка, из Луганска, и даже из Львова, из Ивано-Франковска — со всех уголков Украины. Сейчас эти люди мне звонят, приглашают в гости. Им всем я очень рада, потому что я всегда была открытым человеком. И до сих пор, если ко мне подходят и говорят: я хочу вас обнять — не могу оттолкнуть. Хотя близкие иногда меня за это ругают. Говорят, чтобы я была осторожнее. А я не могу иначе.
- А ведь Олесь в этом плане пошёл в вас. Он был очень открытым, к нему запросто можно было подойти на улице, пообщаться…
— Олесь был очень скромным и порой даже стеснялся своей публичности. Но людей он любил. Однажды во дворе своего дома он познакомился с бездомным. И стал приносить ему еду. Бывало, смотрит в окно, а как только его увидит, сразу выбегает из дома, несёт ему поесть. Всё уже заранее было подготовлено. И так изо дня в день. А на 9-й день после убийства я пришла во двор на место трагедии. Пришла очень рано, хотелось там побыть одной. И вот я стою вся в чёрном, и тут ко мне подходит человек. Спрашивает: матушка, вы из какого монастыря? Я говорю: не могу вам ответить, а то и вам туда захочется. Лучше живите как живёте. И в этот момент он расплакался. Говорит мне: матушка, вы же не знаете, какого человека здесь убили! Он меня кормил. И деньги мне давал. Но всегда просил: только ж не выпивай! Прошу, не пей. Я тебе на еду даю. Вот в этом весь Олесь. И я тоже никогда не пройду мимо человека, который просит. Даже если у меня в кошельке будут последние деньги, я их отдам. Потому что человек просит. А я знаю, что у меня в доме что-то есть, и я могу обойтись. Сейчас я практически каждый день выношу еду во двор — так, как когда-то это делал Олесь. Мне хочется помочь. Ведь кто-то живёт хуже меня. В этом мы с Олесем похожи. И вообще у нас с ним очень много общего.
— О чём вы думаете сейчас, в годовщину трагедии?
— Знаете, тяжело даже сказать, о чём я думаю. Я так много за это время передумала… Постоянно думаю о том, почему его отобрали у меня, у семьи и, не побоюсь сказать, у большей части народа Украины. Вспоминаю каждую минуту нашего с ним общения — с момента его появления на свет. Кстати, он ведь родился на 2 недели позже срока. Так он не хотел, наверное, приходить в этот жестокий мир. Вероятно, уже тогда он чувствовал, как нелегко здесь выжить честному, прямому, а самое главное, порядочному человеку. Главным качеством Олеся была порядочность.
— Поначалу нет. Понимаете, у Олеся был очень крепкий мужской характер. Сын так хотел уберечь меня от всего, что бы меня волновало. Тем более что уже тогда у меня было плохо со здоровьем. Олесь меня очень оберегал. А я знала, что уже и их квартиру жгли, и нападали на него… И вот в какой-то момент я ему сказала: сыночек, уезжай! Уезжай! Ты ведь здесь не сможешь. Но он ответил категорично: никогда! Это моя Украина, и я отсюда никуда не уеду. Я буду таким, какой есть. Мама, ты не волнуйся: я говорю и пишу правду. Мамочка, за правду не убивают. Не бойся. И, наверное, он меня переубедил. Я тоже верила в Украину, верила в украинцев. И для меня до сих пор непонятно, как эти нелюди могли поднять на него руку. Как?! Если бы они пообщались с ним хотя бы полчаса — уверена, что они бы никогда его не убили.
- Судебный процесс движется крайне медленно. На каком этапе рассмотрение этого дела сейчас?
— Идут заседания, но процесс очень длительный, да. Пока мы дошли только до третьего тома. А всего их 25. На мой взгляд, можно всё сделать для того, чтобы дело ускорилось. Но увы… Во-первых, судебные заседания часто переносятся. Во-вторых, группа адвокатов подозреваемых с самого начала повела себя так, чтобы процесс максимально затягивать… То они высказывали недоверие судьям, то делали отводы, меняли судей. Высказывали претензии к присяжным. В прошлом году 4 заседания просто морочили голову одной присяжной. Вменяли ей, что она на момент входа в присяжные жила не там, где была прописана. Но она ведь жила не в китайском Ухане. И даже не в Обухове или в Белой Церкви (города в Киевской области — Прим. ред.). Она жила в Киеве, просто на другой улице. Восемь месяцев ухаживала за больным мужем. И я ей как женщина ставлю самую высшую оценку. Она не бросила своего мужа, а его тогда нельзя было транспортировать, перевозить с места на место. Она за ним ухаживала. А потом он умер, и она вернулась на место прописки. Но столько времени ушло на эти разбирательства… И вообще каждый вопрос, который обсуждается, затягивается очень надолго. Та сторона, сторона адвокатов, говорит много, долго, с актёрским мастерством. То, что можно сказать одним предложением, озвучивают по 40 минут.
- Для тех, кто следит за процессом, абсолютно очевидно, что и расследование, и суды затягивают. И, похоже, делают это специально…
— Однозначно. И я неоднократно заявляла об этом в суде. Этот процесс затягивают сознательно. И я вам объясню, почему. Они ждут моей смерти. Считают, что, если я уйду в иные миры, поднимать этот вопрос больше никто не будет. Да, я понимаю: возраст мой таков, что я не рассчитываю на какое-то длительное время. Но я рассчитываю на наше украинское здоровое общество. Олеся любили и любят. И его будут помнить, я в этом уверена. Люди приходят к нему на могилу, там всегда живые цветы. Меня встречают на улице, обнимают, высказывают мне своё сочувствие, очень хорошо говорят об Олесе, спрашивают о его книгах, которые не выходят, кстати. А ведь вся Украина знает: они здесь были самыми востребованными.
- Да, по большому счёту, книги Олеся на Украине сейчас запрещены…
— Скажем так: негласно, но они запрещены, это правда. Понимаете, Олесь Бузина просто опередил своё время. Вот и всё.
А ещё он никогда и никому не делал больно — ни человеку, ни животному, ни даже растению. А вот ему причинить боль не побоялись. Даже не подумали о том, как ему было больно. Эти пять пуль и эти места, куда стреляли, — они передо мной и днём, и ночью. И этого я не прощу никогда. Я считаю, что простить можно многое. Но убийство… Здесь нарушена Божья заповедь «Не убий». И убийц я не прощу.