Малороссийское барокко становится «мазепинским»
Со времен митрополита Петра Могилы начинается восстановление и строительство храмов Киева, а также других городов и обителей Малороссии. Весь XVII век новые футляры появляются над Св. Софией и Михайловским монастырем Киева, веками обшарпанные строения над Ближними и Дальними пещерами приобретают современный вид. По-новому выглядят храмы Чернигова и Переяслава, а также Мгарский монастырь в Лубнах.
Всё это потрясающее великолепие превращало лежавшие в руинах со времён Батыева нашествия города Южной Руси в то, что классик назовёт позднее «взбесившимся тортом».
Вот в таких декорациях и рос в Киеве в семье казака, как утверждает ряд исследователей, Иван Зарудный. Ни о его родителях, ни о том, когда в промежутке между 1660 и 1670 годами он родился, данных не сохранилось. Считается, что учился Иван в Киево-Могилянской академии (наверняка) и где-то в Италии познавал декоративное искусство (по мнению некоторых историков).
Ни у кого из исследователей не вызывает сомнений лишь то, что вскоре после избрания гетманом Иван Мазепа взял Зарудного к себе в канцелярию.
Впервые Зарудный упоминается в делах Малороссийского приказа за 1690 годом как гонец гетмана к царю Петру, к тому времени уже избавившемуся от опеки старшей сестры, царевны Софьи Алексеевны.
И что он увидел в столице? Да тоже строительство, но не белокаменное, как в Киеве, а краснокирпичное, которое впоследствии назовут «голицынским стилем», плавно перешедшим в «нарышкинское барокко».
Совместить московские наработки с малороссийскими предстояло столичному зодчему Осипу Дмитриевичу Старцеву, которого Зарудный и привез в Киев качестве воплотителя фантазий нового гетмана. Что же было за плечами у Старцева? Учеба под руководством собственного отца, реконструкция старых церквей и теремов, царские награды «за то, что он у каменных дел цены сбавил». И, что самое главное, достройка после Парфёна Потапова трапезной Симонова монастыря.
В 1690-1693 годах в молодом правителе Малороссии мало что могло выдать кавалера ордена Иуды №1. Никто и подумать не смел, что менее чем два десятилетия спустя этот покровитель церкви будет предан анафеме. А тогда и напротив лавры, и на Подоле под руководством Старцева строились величественные соборы — Никольский (военный) и Богоявленский Братского монастыря.
В оформлении второго из них впервые просматривается рука Ивана Зарудного. Так появляется особое, «мазепинское» барокко московского разлива. Позднее оно будет представлено в Первопрестольной в виде такого шедевра, как терем на Крутицком подворье.
Братский монастырь соседствовал с Киево-Могилянской академией, где ранее учился и сам Иван. Как раз в то самое время, когда строился собор, префектом академии был молодой инок Стефан (Яворский), с кем никак не мог разминуться художник-декоратор Зарудный. Несколько позднее это знакомство окажется куда полезней, чем покровительство Мазепы.
И вот почему. Стефан Яворский попадет в Москву в самый канун нового века, как раз к погребению первого русского генералиссимуса Алексея Семёновича Шеина, где прочитает проповедь, тронувшую царя. Там государь лично пел в церковном хоре. Петр вскоре замолвит словечко перед патриархом Адрианом, чтобы сладкоголосому киевскому иноку пожаловали епархию. Тот послушал самодержца и поставил Яворского митрополитом Рязанским и Муромским. В том же году патриарх преставился, нового архипастыря выбирать не стали, а местоблюстителем патриаршего престола сделался новоиспеченный Рязанский и Муромский митрополит. Так Стефан Яворский сделал головокружительную карьеру, став фактически первым человеком в Русской церкви.
Где всё это время после возведения киевских соборов находился Зарудный, остаётся загадкой.
Некоторые историки архитектуры писали, что он участвовал в азовских походах, другие говорили, что он продолжил работу со Старцевым в Смоленске, а потом и в Москве, но, как любили говорить в «Могилянке», «темна вода во облацех».
С 1701 года мы находим Зарудного уже в Москве, где он выполнял заказы Стефана Яворского по приведению произведений «нарышкинского барокко» к «евростандартам». И так было до тех пор, пока архитектор не понадобился заказчику, еще более приближенному к его царскому величеству.
Меншикова башня
В 1704 году Александр Данилович Меншиков, бывший прихожанином церкви Архангела Гавриила в Мясниках, велел сломать обветшавшую церковку, с тем чтобы с весны будущего года приступить к постройке новой. Заодно он руководил очисткой Поганой Лужи, куда московские мясники веками сбрасывали отходы.
Так на месте источника нестерпимого амбре появились Чистые пруды. И храм там должен был, по мысли «счастья баловня безродного, полудержавного властелина», стать одним из украшений тогдашней столицы.
Меншикову хотелось, чтобы выстроенный по его заказу храм Архангела Гавриила на Чистых прудах не просто затмил своей красотой все московские строения прошлых времён, а и высотой бы превзошел не только построенную недавно Сухареву башню, но и саму колокольню Ивана Великого.
Башенная форма храма была подсказана феноменальным успехом Сухаревой башни, всего лишь за три года до того оконченной, к великой радости Петра I. «Данилыч» знал, что ничем другим он так не расположит к себе царя, как архитектурным шедевром. И для этого ему пригодился Иван Зарудный.
Стройка началась в 1705-м и была закончена в 1707 году. «Сухарева башня — невеста Ивана Великого, а Меншикова — его сестра», — говорили в народе. Сохранилась летопись церковных дел (синодик) церкви Архангела Гавриила, обнаруженная русским историком первой половины XIX века А. Ф. Малиновским, который полностью подтверждает авторство И. П. Зарудного как архитектора этого уникального здания.
Над Москвой поднялась башня, превысившая на полторы сажени (3,2 м) колокольню Ивана Великого (высота ее с крестом 81 м). Меншикова башня работы Зарудного была на целый ярус выше и имела длинный «шпиц» — шпиль, увенчанный фигурой парящего ангела. Позднее Доменико Трезини использует это в ансамбле Петропавловского собора в Санкт-Петербурге. Определенное сходство Меньшиковой башни с некоторыми голландскими и датскими кирхами, увенчанными иглоподобным навершием, не могло остаться незамеченным Петром I.
О наличии прежде в композиции Меншиковой башни шпиля с ангелом свидетельствует целый ряд документов. Среди них гравюра Ивана Бликландта «Российская столица Москва» (вид с колокольни Ивана Великого), исполненная в начале XVIII века; рисунок башни, сделанный около 1745 года, из Национального музея в Стокгольме, и, наконец, донесение в святейший Синод (реляция) о пожаре, в котором башня пострадала, утратив часть своего декора.
До переезда в Петербург в 1708 году Александр Данилович проявлял интерес к своей московской постройке и в том году прислал специально выписанные из Англии часы с курантами, которые были установлены на деревянном ярусе башни, возвышавшемся над двумя каменными. Куранты отзванивали каждый час, половину и четверть часа, а ровно в полдень полсотни башенных колоколов в течение целых тридцати минут своими переливами и перезвонами тешили слух москвичей и заезжих гостей.
Принимавший деятельное участие в разработке плана строительства Петербурга Меншиков, видимо, по достоинству оценил значение архитектурной идеи Зарудного. И возможно, именно это натолкнуло его на мысль создать такую башню, которая, подобно вертикальной оси, поднялась бы над новой столицей и была хорошо видна из разных уголков города.
Архитектору Д. Трезини, которого Петр специально выписал из Дании для строительства Петербурга, было поручено сооружение колокольни Петропавловского собора. Соборный шпиль с фигурой парящего ангела имеет большое сходство со шпилем московской башни Зарудного. О преемственной связи говорит и своеобразное повторение крупных волют — характерной особенности церкви Архангела Гавриила — в архитектурном оформлении Петропавловской колокольни, она была заложена самим Петром I в день его рождения — 30 августа 1714 года.
Устройство над зданием высокого шпиля, впервые использованное киевлянином Зарудным в Москве, получило в последующем широкое применение в архитектуре Петербурга.
Наблюдающий за иконописанием и торжествами
Богослов и иконописец Леонид Успенский в работе «Богословие иконы Православной Церкви» сообщает, что по именному указу Петра от 1707 года «управление и повелительство духовное» вверяется митрополиту Стефану Яворскому; но фактическое наблюдение за иконописанием и за моральным поведением иконописцев «во всей Всероссийской державе», по указу того же года, поручается архитектору Ивану Зарудному, а «писатися ему Ивану супер-интендентом».
По указу 1710 года обязанности Зарудного изложены в двадцати пунктах. Ему вменялось в обязанность «лутчаго ради благолепия и чести святых икон во искусстве иконного, и живописного изображения, которые пишут иконы московских, градцких и иностранных приезжих людей по всей Его Царского Величества Всероссийской державе» переписать и распределить по трем степеням с наложением на них пошлины в соответствии с каждой степенью. Он должен был выдавать им соответственное удостоверение. Архиереям, священникам и монастырям вменяется в обязанность без этих удостоверений икон от мастеров не принимать.
«А свидетельствованным изуграфом на святых иконах подписывати год, месяц и число, в которой он степени, имя свое, и отчество, и прозвание подлинно». Устанавливались также взаимоотношения между мастерами и учениками, между заказчиками и исполнителями.
В это же время Иван Зарудный строит храмы и создаёт иконостасы.
С его именем с той или иной степенью достоверности исследователи (например, академик Игорь Грабарь) связывают и другие московские постройки: церковь Петра и Павла на Новой Басманной улице, храм Иоанна Воина на Якиманке, надвратную церковь Тихвинской Богоматери Донского монастыря (совместно с Д. Трезини) и Спасский собор Заиконоспасского монастыря. Ему же небезосновательно приписывают и палаты Аверкия Кириллова на Берсеневской набережной.
В 1714 году Пётр повелел остановить каменное строительство по всей России, кроме Петербурга. Для многих московских зодчих это стало катастрофой. Осип Старцев после этого постригся в монахи. Зарудный же остался при делах. Ведь его учили вовсе не на архитектора.
Иван Зарудный внёс значительный вклад в разработку архитектуры триумфальных ворот, построив одно из девяти сооружений в честь победы в Полтавской битве 1709 года, а также «Триумфальные врата у Синода» в Китай-городе, построенные в 1721-1723 годах в честь Ништадтского мирного договора со Швецией и примечательные первым применением в русской архитектуре двухколонных портиков.
Так суперинтендант Зарудный окончательно разорвал все нити, связывавшие его с Мазепой.
Он остался известен потомкам как скульптор, резчик и живописец, создавший иконостасы для Меншиковой башни (утрачен), ряда храмов Петербурга (в том числе и для Петропавловского и Исаакиевского (утрачен) соборов) и Ревеля (Преображенская церковь). Работал Зарудный и по оформлению дворцов в Ораниенбауме и Ревеле (ныне — Кадриорг в Таллине).
22 января 1722 года Зарудному было поручено изготовить надписи и рисунки на тумбу, предназначенную для легендарного ботика Петра Великого, а в 1724 году заказ на устройство ковчега и балдахина для перенесения в Петербург мощей св. Александра Невского. Ковчег и балдахин не сохранились, но, судя по дошедшему до нас подробному описанию, они были решены Зарудным в пышных, праздничных формах.
Летом 1723 года от разряда молнии загорелся шпиль Меншиковой башни, составлявший чуть ли не одну треть всего сооружения. Пожар быстро охватил и деревянный восьмерик с курантами. При такой высоте тушить огонь было невозможно. Все дерево сгорело, и сорвавшиеся колокола, проломив своды, рухнули вниз. Новое покрытие, завершающее срезанную на целый ярус постройку, появилось только в 1773 году.
Но современного вида Меншиковой башни Зарудному увидеть не довелось. Он скончался в Москве в 1727 году.