Трудный подросток
Георгий Пятаков рос в достатке, но, как иногда случается в таких спокойных семьях, был предоставлен сам себе. Главным свойством характера Георгия с детства была необоримая лень кипучего свойства. Он не любил и не умел учиться, но всегда ставил свое мнение выше любого другого.
Это часто приводило его к печальным обстоятельствам. Он с трудом, со второй попытки, получил документ о прохождении курса в реальном училище, поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета, но бросил учебу.
Нельзя сказать, что у Пятакова не было задатков, но все они как-то так естественно уходили в тень его задиристого эго, не желавшего иметь ничего с общим мнением.
Студенческая среда привела было юного Пятакова в ряды анархистов.
Там бы ему и оставаться. Глядишь, со временем примкнул бы к батьке Махно. Но нет — случайность стала причиной того, что юный Георгий спутался с большевиками.
«Мама» Бош
Случилось это в городе Киеве, который в начале прошлого века был полон революционерами самого разного толка. И одной из харизматичных фигур была глава городского комитета РСДРП (б) Евгения Бош.
Властная и хорошо образованная дочь немецкого еврея, разбогатевшего на операциях с землей в Херсонской губернии, и молдавской дворянки, она была старше Георгия на 11 лет. Как часто водится, в таких случаях, он получил не только «гражданскую жену», но и «мамку», и наставника в партийных делах.
О роли семейственности в их союзе говорит тот факт, что, когда Бош арестовали в 1912 году, секретарем киевской подпольной организации стал ее «муж» Пятаков.
Впрочем, его и самого несколько раз арестовывали, а потом и вовсе упекли в ссылку на полтора года. Оттуда он бежит, соединяется с Бош и через некоторое время появляется в Европе, примкнув к ленинской группе.
Не сошлись характерами
Надо сказать, что парочка Бош-Пятаков неоднократно портила нервы русским эмигрантам из числа социал-демократов. В основном своим непостоянством.
Любопытно, что они сумели раздраконить своим упрямством даже Владимира Ленина. Лидер большевиков долго и безуспешно пытался объяснить этим двум киевлянам, в чем состоит суть его идеи о праве всякой нации на самоопределение, но так и не смог. Характерно, что Пятаков и Бош так и не смогли толком объяснить свою позицию, вместо аргументов они предпочитали скандалить.
После очередной такой истерики Ленин написал в письме Инессе Арманд:
«Они не хотели учиться мирно и товарищески. Воротили нос. Пусть проваливают к черту! Я им набью морду и ошельмую как дурачков перед всем светом».
Пятаков жутко обиделся на Ленина, в знак демарша покинул редакцию теоретического журнала партии «Коммунист», и даже покинул Швейцарию.
В этом был весь Пятаков, который всегда хотел быть правым.
Однако к 1917 году отношения с Лениным наладились. Последний, будучи циничным прагматиком, знал, что в партии не так много подкованных в теории людей, к тому же Пятаков был известен как отличный администратор. В этом его среди русских коммунистов превосходил только Иосиф Сталин. Впрочем, у того были и другие таланты.
После Октябрьской революции Пятаков пришелся ко двору. Живи он чуть позже, его считали бы незаменимым «орговиком» — человеком, который на любой работе найдет того, кто сделает ту или иную работу наилучшим образом. В позднем СССР такие таланты ценили. Не то что скандалистов.
А Пятаков, умея вести себя надменно и непредсказуемо, выводил из себя всех, кто с ним общался. Из-за его поведения «горели» иногда другие люди. Как, например, бывший с ним в одно время заместителем главы правительства УССР Артем (Сергеев) — основатель и руководитель Донецко-Криворожской республики.
Кстати, именно с Донбассом связана одна история, которая вышла Георгию Пятакову боком.
Юг России: голод и холод
Случилась эта история в 1922 году в Юзовке, которая еще на стала городом Сталино.
Надо понимать, что за время это было. Свирепый голод минувшего года уложил индустриальный край на лопатки.
На ладан дышит Юзовский металлургический завод, стоят залитые водой шахты, рабочие массово оставляют «убитый» город в поисках скудного пропитания. 6000 одних забойщиков покинуло рабочие места, 5000 металлургов забыли о домнах и мартенах, замер железнодорожный транспорт. Хлеб выдается по карточкам, но его не хватает.
К лету становится понятно, что на хороший урожай в стране надеяться не приходится, что голод снова возьмет свое, что страшный, еще невиданный в России, урожай смертей от недоедания еще впереди.
Большевики в Юзовке весь двадцатый и двадцать первый годы пытались самортизировать последствия многолетних войн, запустить производство, получить хотя бы мизер товарной продукции, столь необходимой и для строительства нового государства, и для добывания хлеба насущного.
Потому как в голой донецкой степи, по всем разбросанным в пыльном зное рабочим поселкам не родила в те годы даже лебеда. А как говорил Лев Толстой, «голод в России наступает не тогда, когда хлеб не родит, а когда лебеда не вызревает» и нечем мужику спасаться от бескормья…
«Отцы» и «дети»
Вскоре после войны в Бахмуте (Артемовске) был создан Комитет каменноугольной промышленности Донбасса.
«Видимо, речь идет о 1921-м и начале 1922 года, — пишет об этом событии в своих «Воспоминаниях» Никита Хрущев. — Когда я вернулся на рудники и стал работать на Рутченковских копях, угольную промышленность Донбасса возглавлял Георгий Пятаков, крупный политический и хозяйственный деятель. Он считался видным экономистом и слыл авторитетом. Потом его заменили, не знаю точно, по каким причинам».
Уточним, — Пятаков командовал Центральным управлением угольной промышленности на Украине и заседал в Харькове. В Бахмут же «начальником Донецкого каменноугольного бассейна» (так его должность именуют в некоторых источниках) послали старого партийца, бывшего сормовского рабочего Ивана Чугурина.
А секретарем Юзовского окружного комитета ВКП(б) был неожиданно для всех поставлен 21-летний сын паровозного кочегара из-под Тулы Авраамий Завенягин.
Впрочем, в то время, если и удивлялись такому назначению, то недолго.
Во-первых, паренек успел в 17 лет вступить в партию, побыть комиссаром политотдела стрелковой дивизии и предревкома в Старобельске, выдержав вместе с отрядами ЧОН нешуточную «гонку на опережение» в степных боях с махновскими партизанами.
А во-вторых, революционная эпоха вывела в люди такое огромное число «гайдаров», что к этому привыкли. Да и должностишка председателя Юзовского окружкома партии та еще была. Как принято было говорить — расстрельная должность.
Это потом коммунистов здесь прибыло, в сталинские да донецкие времена, а до тридцатых годов, если и встречались пламенные революционеры, то все больше из меньшевиков и бывших эсеров. Юзовка вообще считалась их вотчиной в те буревые годы.
Пир во время чумы
Осенью 22-го года в Стране Советов было особенно голодно, рабочие Юзовки держались из последних сил. Грабеж был повсеместным явлением. Местные газеты пестрели такими сообщениями:
«В районе Дурной балки неизвестными была остановлена и полностью раздета донага работница Серая, возвращавшаяся со смены. Все вещи забрали».
Бандитизм правил бал — на Рыковке, Александрово-Григорьевке, Пастуховке, Семеновке, Рутченковке и других поселках Юзовки «деловые» практически заменили собой Советскую власть.
И вот представьте себе картину: в один прекрасный день по замершему в предсмертных судорогах городу с грохотом проносится мотор, в котором сидят, судя по внешнему виду, вполне партийные товарищи в кожаных фуражках с алыми звездами, орут дурными голосами пьяные песни (отнюдь не революционного содержания), размахивают револьверами и чуть ли не палят из них в белый свет, как в копеечку…
Фантасмагория, призрак проклятого прошлого, недавнего причем, с участием деникинских офицеров и махновских атаманов. Представить невозможно!
Одинокие, опухшие с голоду милиционеры, обалдело взирают на это немыслимое непотребство и внезапно узнают — о, ужас! — в предводителе разгульной компании не зажравшегося недобитого купчика, не потерявшего страх «спеца» из бывших, не обнаглевшего «в корень» заводилу бандючков с поселка, а самого товарища Чугурина! Того самого «начальника Донецкого каменноугольного бассейна».
Ну, понятно, никто авто не тормознул — начальство из Бахмута по Юзовке гуляет! Но по команде, понятное дело, доложили. Скандал жутчайший, политическое дело! Что скажет рабочий класс и так далее…
Такими делами в те поры занималось ЧК. Под свой контроль брало как минимум. Донесли в окружком партии. Дескать, товарищ Авраамий Павлович Завенягин, примите меры по партийной линии!
Принципиальный Завенягин
Наш Завенягин при всех своих замечательных организационных качествах и личной беспримерной храбрости все еще максималист — возраст! Не медля ни дня, он выносит на губком партии один единственный вопрос — исключить тов. Чугурина из рядов славной нашей Коммунистической партии, и точка! Чтобы неповадно было другим.
И окружной, и тем более губернский парткомитеты застыли в растерянности. Как так — уволить?! Кого? Чугурина?! Личного друга Пятакова, члена партии с 1902 года, «искровца», одного из авторов большевистских манифестов в феврале 1917 года?!
Молокосос, без году неделя в партии требует исключить из нее человека, который в апреле 17-го на Финляндском вокзале лично вручал партийный билет самому Ильичу, прибывшему возглавить победоносную рабоче-крестьянскую революцию! Хорош гусь, нечего сказать.
Георгий Пятаков был шокирован. А затем телефонным звонком из Харькова резко и ультимативно отреагировал — да мы тебя, сынок, самого исключим за поклеп на заслуженного борца за рабочее дело! Губком, чего вы телитесь, готовьте постановление!
В общем, заварилась каша. Бумаги в переписке Харькова с Бахмутом и Юзовкой перевели… неизвестно сколько, но наверняка столько, чтобы оправдать ленинскую характеристику Пятакова:
«Пятаков — человек, несомненно, выдающейся воли и выдающихся способностей, но слишком увлекающийся администраторством и администраторской стороной дела, чтобы на него можно было положиться в серьезном политическом вопросе».
Но не тут-то было.
Пьяная выходка заслуженного товарища запротоколирована? Запротоколирована. Решение Юзовского окружкома есть? В наличии, со всеми подписями, включая подпись секретаря парткома индустриального техникума Хрущева Н.С. И ВЧК веское слово сказала, да и вообще — Авраамий Завенягин член Всеукраинского ЦИК, его так просто из партии тоже не попрешь.
А осадочек остался
Кончилось все, конечно, мирно. Полгода внутрипартийной «бузы» московские «спецлюди» урегулировали так: в 1923 году Завенягина поблагодарили за партийную непримиримость и услали на учебу в Московскую горную академию; Чугурин тоже покинул край терриконов. После этой истории он прожил еще долго, плодотворно руководя судостроительной верфью в родном Сормово.
А Пятакова просто сняли. Тихо и благородно. Хрущев до смерти понять не мог, за что. Более того, в партийных органах такой проступок, укрывательство «аморалки», считался тяжелым преступлением, которое, несомненно, было учтено «где надо» и в личном деле Пятакова.
Но если б дело было только в этом случае!
Все двадцатые годы Пятаков провитийствовал в рядах оппозиции, то примыкая к ней, то выходя из нее. Активными связями с Лео Троцким активно подпортил себе большевистскую карму. В конце концов, притих, был даже выдвинут в руководители тяжелой индустрии под рукой Серго Орджникидзе (старых кадров с образованием партии все еще катастрофически не хватало), но и там не мог сдержать Георгий Пятаков своего буйного и упрямого характера.
Знавший его в начале 30-х годов видный работник Коминтерна Иосиф Бергер, утверждал, что Пятаков пристрастился к рюмке: «в течение последнего года работы в Наркомтяжпроме он часто являлся на работу пьяным, напивался до белой горячки».В 1925 году он потерял жену. Евгения Бош смолоду страдала болезнями сердца, а уж чахотка, профессиональная болезнь русских революционеров и французских поэтов, у нее уже в тридцать была такая, что товарищи по партии удивлялись, как она выжила с ней в тюрьмах и ссылках.
В Гражданскую она отличилась тем, что лично расстреливала восставших против продразверстки крестьян (историки считают, что именно она своей жестокостью спровоцировала крестьянское восстание в Пензенской губернии летом 1918 года). Когда члены пензенского губисполкома воспрепятствовали её попыткам устроить массовые расправы над крестьянами, в телеграмме на имя Ленина она обвинила их «в излишней мягкости и саботаже».
Но для Георгия Пятакова она была любимая жена, мать их двоих детей. Бош уходила тяжело, у него на руках практически. После ее кончины Пятаков стал вдвое истеричней и неуравновешенней. Дорога его жизни неуклонно шла к обрыву.
Суд и расправа
В итоге случилось то, что случилось со многими «старыми большевиками», — маховик сталинских репрессий, раскрутившись, забрал и жизнь Пятакова.
Самое невероятное, что поначалу он должен был быть судьей на всех этих процессах, которые вывели в расход Зиновьева, Каменева, Рыкова, Постышева, Бухарина и других. Но каким-то образом оказался среди них.
И тут он не угомонился. Немецкий писатель Лион Фейхтвангер, описавший эти показательные процессы, вспоминал Пятакова на скамье подсудимых:
«Я никогда не забуду, как Георгий Пятаков, господин среднего роста, средних лет, с небольшой лысиной, с рыжеватой, старомодной, трясущейся острой бородой, стоял перед микрофоном и спокойно и старательно повествовал о том, как он вредил во вверенной ему промышленности.
Он объяснял, указывая вытянутым пальцем, напоминая преподавателя высшей школы, историка, выступающего с докладом о жизни и деяниях давно умершего человека по имени Пятаков и стремящегося разъяснить все обстоятельства до мельчайших подробностей, охваченный одним желанием, чтобы слушатели и студенты всё правильно поняли и усвоили».
Был ли виновен Георгий Пятаков?
В шпионаже, который ему «шили», едва ли, это знали уже тогда. Во вредительстве же — бог его знает. Американский инженер Джон Литлпейдж, работавший в Советской России в 1927-1937 годах, например, считал, что многие случаи саботажа в промышленности не могли быть возможны без участия или без ведома Пятакова.
В любом случае в 1938 году Пятаков был расстрелян. Незадолго до казни в письме на имя Сталина он требовал расстрелять всех, кто виновен по его делу, то есть себя самого — тоже. Но и этого мало — он просил дать ему право руководить этим расстрелом.
Характер — вторая натура.