При рождении её звали Ольга Ревзина, и на свет она появилась 19 октября 1899 года в городе Екатеринославе (современный Днепр). Её отец — Фёдор Абрамович Ревзин — до 1898 года работал в Кременчуге штейгером (горным мастером). Там родился Владимир, старший брат Ольги, судьба которого потом плотно переплелась с её собственной судьбой. В том же году семья переехала в Екатеринослав, где и появилась на свет будущая служительница плаща и кинжала.
Семья жила дружно и счастливо до 1906 года, пока у матери семейства не обнаружили чахотку (туберкулёз) — болезнь, которая в те времена считалась практически неизлечимой. Туберкулёзные курорты Крыма и Средней Азии в царской России ещё не были известны: больных, если позволяли средства, отправляли в Швейцарию с её целебным сухим воздухом и лечебницами. Вместе с матерью поехала за границу и маленькая Оля, однако ни горы, ни поддержка дочери, ни европейские врачи женщину не спасли — она скончалась в 1909 году, оставив мужа вдовцом с двумя детьми на руках.
Высокие доходы (горные инженеры в то время зарабатывали намного больше, чем современные) позволили Фёдору Абрамовичу дать своим детям приличное среднее образование — они обучались в лучших гимназиях города. Здесь Ольга исключительно хорошо освоила немецкий и французский языки. Помогло совершенное в детстве длительное путешествие в Швейцарию, оставившее в её душе неизгладимый след.
Дети жили с отцом до 1914 года. Однако затем он завёл себе другую женщину, стал много пить, характер его становился всё более несносным, и, в конце концов, не выдержав сложившейся в их доме нездоровой обстановки, Владимир и Ольга навсегда покинули его. Последний раз они виделись с родителем в 1918 году, после чего навсегда потеряли его из виду.
Поначалу самостоятельная жизнь у 15-летней девочки складывалась трудно — она работала помощницей портнихи, затем устроилась на сезонные полевые работы в селе Софиевка Славяносербского уезда. С наступлением осени вернулась обратно в город и нанялась в местное фотоателье: в первой половине дня она училась в гимназии, 6-летний курс обучения в которой закончила в 1916 году, а во второй работала.
Тем временем началась Первая мировая война. Русская императорская армия стала испытывать настоящий «снарядный город», который в 1915 году привёл её к целому ряду горьких поражений. Царское правительство судорожно закупало боеприпасы. Казна платила втридорога: частично из-за того, что цены задирали сами заказчики, а частично и потому, что многие причастные к закупкам чиновники были нечисты на руку.
Военные заказы разместили также на многих отечественных предприятиях. И тут российские промышленники столкнулись с проблемой — на фронт ушло большинство квалифицированных рабочих, нужно было их кем-то заменять. Кем? Частично вопрос закрыли пленными. Кроме того, на работу стали брать не подлежащих призыву подростков и девушек.
В Екатеринославе ещё в 1885 году открылся Александровский Южно-Российский железоделательный и железопрокатный завод акционерного общества Брянского завода, который местные жители называли просто — Брянским заводом. На этом огромном предприятии пять домн могли давать до 1,5 тысячи тонн чугуна в сутки, который мартеновские печи превращали как в мягкое сортовое железо, так и в специальные инструментальную, снарядную и орудийную стали.
Туда сначала пошёл работать Владимир, который затем «подтянул» к себе и Ольгу. Она трудилась в снарядном цеху обдирщиком болванок, затем перевелась на более высокооплачиваемую работу в меднолитейный цех, где сперва работала помощником литейщика, а потом и сама стала литейщиком.
Брянский завод в Екатеринославе был оплотом революционных сил с налаженным рабочим подпольем, рабочей газетой и давними традициями стачечного движения. В революции 1905 года участие принимали три четверти из 10 тысяч его рабочих. После Февральской революции протестные движения приобрели взрывной характер. Не обошли они стороной и Ревзиных.
В августе 1916 года Владимир вступил в партию большевиков, что вслед за ним сделала и Ольга. Среди преимущественно молодых рабочих меднолитейного цеха шло бурное обсуждение работ Маркса, Ленина, других революционных теоретиков.
Увлёкшись идеями Бакунина, Владимир в мае 1917-го порвал с большевиками и примкнул к анархистам — их радикальный настрой наиболее соответствовал максималистским взглядам молодых людей. Вслед за братом стала анархисткой и Ольга.
Обладавшую бойким характером и хорошо подвешенным языком девушку быстро признали одним из лидеров революционного Екатеринославского подполья. Её даже выбрали членом заводского комитета завода «Южный труд» и председателем совета одной из волостей.
Тем временем в Петрограде произошла Октябрьская революция, вялотекущий развал страны набрал бешеные обороты. В Киеве Центральная рада объявила о создании Украинской народной республики (УНР). В ответ на это 9 января 1918 года по призыву Екатеринославского городского комитета РСДРП(б) в городе началось вооружённое восстание.
Его штабом стал Брянский завод, на котором полным ходом шло формирование отрядов Красной гвардии. В одном из них Владимир возглавил взвод.
Гайдамаки (украинизированные части, признававшие власть Рады. — Ред.) начали обстрел предприятия, на который отряды Красной гвардии вечером ответили наступлением. После короткого боя в рабочем посёлке Кайдаки они окружили и разоружили одно из гайдамацких подразделений.
На следующий день в Екатеринослав в поддержку восставших прибыл «красный» бронепоезд, а уже 11 января отряды Красной гвардии полностью взяли город под свой контроль. Завод был национализирован.
Но это было только самое начало Гражданской войны и интервенции: на Украину вторглись немцы. Ольга приняла активное участие в создании в Екатеринославе партизанского отряда имени М.А. Бакунина. Его командиром стал её брат, взявший себе звучный конспиративный псевдоним: «Воля». Ольга тоже стала зваться по-другому — она вышла замуж за одного из бойцов — бывшего рабочего Георгия Голубковского. Пышную свадьбу не играли, кругом гремели бои, было не до того.
Зимой 1918—1919 гг. в Екатеринослав вошли войска Красной армии. Брат и сестра оценили новый качественный уровень, на который вышли большевики и присоединились к ним, навсегда порвав с анархизмом.
В 3-й Украинской советской дивизии Владимир Воля возглавил сразу целую бригаду. Ольга воевала в 1-й Украинской советской дивизии: сначала санитаркой, затем стрелком. Дослужилась до командира стрелкового отделения. В конце 1919 года она была ранена, потеряла палец на левой руке.
В госпитале на неё обратил внимание Семён Иванович Аралов, являвшийся в то время начальником Регистрационного управления Полевого штаба Революционного Военного совета Республики (позже эту организацию начнут называть Разведупром, а затем — ГРУ). Привлекательная и смышлёная молодая девушка свободно владела немецким и французским языками и при всём при этом обладала обширным боевым, подпольным и организаторским опытом. Разбрасываться такими кадрами в сложившихся условиях было бы верхом расточительства.
После ряда проверок Аралов предложил Ольге перейти в разведку, и та с радостью согласилась. Позже в своей анкете на вопрос «Имеете ли склонность к агентурной работе?» она ответила: «Считаю своим призванием».
В мае 1920 года Голубковскую по рекомендации Аралова отправили в Москву на курсы разведки военного контроля. После их окончания она получила свой первый оперативный псевдоним «Ирэн» и под именем Елены Феррари в 1921 году отправилась в Турцию на своё первое задание.
Так как благодаря недавно вышедшему российскому сериалу «Легенда Феррари» (2020) широкой публике Ольга Голубковская (Ревзина) известна именно под этим именем, мы в дальнейшем будем использовать его.
В Турции уже находился её брат Владимир. Он тоже стал военным разведчиком, провёл несколько операций в белом Крыму. Так, например, его отряд захватил в Чёрном море шхуну «Рождество Богородицы», на борту которой «врангелевцы» перевозили ценности и пленных красных командиров. Теперь же он работал в Стамбуле в качестве сотрудника Отдела международных связей Исполнительного комитета Коммунистического Интернационала.
Пристальное внимание большевистской разведки к Турции было вызвано нахождением в этой стране остатков разгромленной армии барона Петра Врангеля. Требовалось нейтрализовать угрозу, которую она несла молодым советским республикам.
Вечером 15 октября 1921 года итальянский океанский лайнер «Адриа», приближаясь к порту Стамбула, внезапно изменил курс и врезался прямо в стоявшую на рейде яхту Врангеля. Он буквально разрубил «Лукулл» напополам, отчего тот через две минуты затонул. Лайнер даже не остановились, и с него не бросили спасательные круги. На дно ушёл армейский архив и касса, что для белого движения было сущей катастрофой. Погибли три человека. Находившийся в это время на берегу барон не пострадал, но был подавлен случившимся.
Итальянцы объяснили инцидент тем, что у них заклинило руль, и несколько минут судно было неуправляемым. В результате компания возместила стоимость яхты и выплатила семьям погибших пособия… Но возместить нанесённый моральный урон было невозможно. Врангель, от греха подальше, уехал в Сербию, а свою армию отправил в Болгарию, где она вскоре прекратила своё существование.
Уже через несколько дней после инцидента Елена Феррари уехала во Францию, а оттуда — в Берлин. О её причастности к гибели «Лукулла» впервые заявили публично только 10 лет спустя: юрист, белогвардейский публицист и соратник Врангеля Николай Николаевич Чебышев рассказал об этом в одном из парижских журналов. Но никаких доказательств он предоставить не мог, а потому тогда на его заявление особого внимания никто не обратил.
Итак, из Стамбула Феррари поспешно уезжает в Берлин.
Здесь в то время сложился представительный круг русских художников, поэтов и литераторов в эмиграции, среди которых были Максим Горький, Илья Эренбург, Вера Лурье и др. Девушка успела издать в Турции сборник своих стихов, поэтому легко вошла в это общество в качестве начинающей поэтессы и привлекла к себе всеобщее внимание.
В немецкой столице у Феррари выходит вторая книга — «Эрифилли». Мэтр отечественной литературы Максим Горький к поэтическим экспериментам девушки отнёсся скептически. Он ей так и написал: «Поэзия для вас — не главное». Но вскоре его отношение к Елене поменялось кардинально.
Через своего сына, агента ОГПУ, Горький выяснил некоторые моменты прошлого Елены, и в апреле 1923 года предупредил поэта Владислава Ходасевича: «Вы с ней поосторожней. Она на большевичков работает. Служила у них в контрразведке. Тёмная птица. Она в Константинополе протаранила белогвардейскую яхту…»
Однако громкого разоблачения не последовало, и Феррари в конце 1923 года тихо-мирно вернулась в Москву. Оттуда её направили в длительную командировку в Париж, где она поступила под начало будущего начальника Разведупра Семёна Урицкого. По дороге во Францию Елена на два месяца заехала в Рим, где благодаря своему берлинскому знакомому поэту Руджеро Вазари выполнила несколько заданий центра и издала книгу своих стихов на итальянском языке «Prinkipo», названную так по греческому названию острова Бююкада около Босфора.
В Париже Феррари удачно удавалось использовать личину поэтессы: она собирала информацию в светских беседах с представителями французской политической элиты, вербовала агентуру.
В конце 1924 года её перевели в Италию. Ей повезло с этим переводом — вскоре после её отбытия Урицкий допустил грубую ошибку, попал в поле зрения французской контрразведки и был арестован, однако отделался легко — его просто выдворили из страны. Находись Елена в то время в Париже, её бы тоже раскрыли.
Тем временем Ферарри на новом месте активно вербовала агентуру на итальянских военных заводах среди прокоммунистически настроенных рабочих и конструкторов. В Москву обильным потоком поступала информация о новейших итальянских военных разработках.
В 1926 году Елена вернулась в СССР. От нескольких лет работы в условиях постоянного нервного напряжения у неё пошатнулось здоровье. Врачи посоветовали оставить работу в разведке, и Феррари написала прошение об отставке.
Ей помогли устроиться в возглавляемый Троцким Главный концессионный комитет. Однако после драйва зарубежной шпионской жизни пресная офисная рутина советского клерка Феррари быстро приелась. Она пыталась реализовать себя в поэзии, публиковалась под разными псевдонимами в газетах «Красная нива», «Красная звезда», в журналах «Юный коммунист» и «Пионер»: радость эти публикации приносили, но недолгую.
Так продолжалось до марта 1930 года, когда бывший непосредственный начальник Елены — Василий Давыдов — не приехал к ней и не предложил вернуться к своему настоящему призванию. Феррари с радость согласилась.
Последовала двухгодичная успешная командировка в так хорошо знакомую Италию. После возвращения постановлением ЦИК СССР от 21 февраля 1933 года Елену «за исключительные подвиги, личное геройство и мужество» наградили орденом Красного Знамени. Затем была учёба на курсах повышения квалификации сотрудников разведки и в Военной академии им. М.В. Фрунзе.
В августе 1933 года Феррари отправили в новую командировку, на этот раз в Париж.
После провала Урицкого местная резидентура успехами не блистала. Всё изменилось с приездом Елены. Она перестроила работу, наладила успешную добычу сведений и вербовку агентов. По указанию начальства лично проверила надёжность журналиста Бранко Вукелича. Тот впоследствии стал одним из ближайших помощников Рихарда Зорге и, как и он, погиб в императорских застенках.
Основным направлением всех усилий парижской резидентуры была Германия, в которой европейские финансово-промышленные круги упорно подталкивали к власти Адольфа Гитлера и его партию.
После более чем двух лет напряжённой работы Феррари вернулась обратно в Москву, но снова долго там не задержалась. Новый начальник Разведупра — всё тот же Семён Урицкий, сменивший на этом посту Яна Берзина после недавнего масштабного провала советской разведки в Дании (т. н. «Совещания резидентов»), утвердил очередное задание.
Получив новый оперативный псевдоним «Вера», Феррари отправилась в США. Теперь она должна была изображать не поэтессу, а художницу. Помимо получения сведений основной задачей ставилась вербовка влиятельных или высокопоставленных лиц, готовых выехать в Германию и Японию.
4 апреля 1936 года Феррари прислала из Нью-Йорка сообщение о прибытии. Огромный опыт, обширные знания и приобретённые ещё в Екатеринославе организаторские навыки вскоре дали результат и на американском континенте.
Елена сняла себе жильё в респектабельном районе. Она стала посещать местную школу живописи, где её вскоре выбрали старостой учебной группы. Это позволило ей подружиться с дочерью одного из американских дипломатов и очаровать её брата — офицера военно-морских сил США… Так в Москве стали получать сведения о состоянии американского военного флота.
Круг знакомых Феррари стремительно расширялся. Росло и количество заданий, часть которых Феррари выполняла сама, а часть поручала помощнице — резиденту «Джульетте». Одни завербованные ими агенты выехали в Германию и Японию. Другие — тесно контактировали с представителями дипломатических, деловых и военных кругов этих стран в США.
Информация в Москву шла бурным потоком.
За успешную работу приходилось расплачиваться чрезвычайными психологическими нагрузками. Представитель Центра, лично встречавшийся с «Верой» при передаче материалов, так характеризовал её состояние: «…Бывают дни, когда она не может встать с кровати. Выглядит плохо. Хотя бывают дни, когда она чувствует себя хорошо. Работа здесь может её подкосить».
В Разведупре прислушались к мнению своего сотрудника — капитану Феррари объявили благодарность и в ноябре 1936 года вернули на Родину…
Лучше бы они этого не делали. Елена получила длительный отпуск, во время которого в военном госпитале им. Бурденко прошла обширное медицинское обследование, хорошо отдохнула в подмосковном санатории «Архангельское» и уже собиралась вновь отправляться за рубеж, выполнять новое задание, когда в начале 1937 года был арестован ряд военных разведчиков Разведупра, и все операции застопорились.
Последовала очередная отставка только недавно восстановленного в должности Яна Берзина. Убрали из разведки и Семёна Урицкого. Их обоих арестовали в ноябре 1937 года.
Вслед за ними попали на Лубянку и их ближайшие помощники, в том числе 1 декабря НКВД «взяло» и Елену Феррари. Обвинения в сотрудничестве с иностранными разведками легко пришить любому разведчику-нелегалу. Отпираться было бесполезно.
16 июля 1938 года Феррари приговорили к высшей мере наказания и в тот же день расстреляли на печально известном полигоне «Коммунарка».
Брат Елены — Владимир Воля — пережил сестру всего на полтора года. Его — бригадного комиссара и замначальника 8-го отдела Разведупра РККА — арестовали 29 мая 1939 года и расстреляли 16 марта 1940-го.
Учинённый НКВД разгром советской военной разведки во многом предопределил трагедию лета 1941 года и огромные потери РККА в первые годы войны. Всех расстрелянных потом, уже при Хрущёве, реабилитировали, но легче от этого ни им, ни тем, кого они могли спасти своей работой, не стало. От этих людей ничего не осталось, кроме памяти о них самих и о некоторых проведённых ими операциях. Даже могил нет.
Хотя нет, кое-что осталось, как эта молитва, которую Елена Феррари написала почти 100 лет назад:
За запах полей унавоженных,
За эту прозрачность небес,
За мир в моем сердце тревожном —
Господи, Слава Тебе.
Что завтра несет мне с собою —
Расцвету ли заново я.
Или сердце исполнится болью —
Твоя да будет воля,
Да будет воля Твоя!
