Мне сложно начинать эту заметку по принципу «с места в карьер», нужна преамбула, некая вводная часть. Третьего дня мы сидели с моей подругой — адвокатом Анной Заксон — в парке на Ходынском поле и снова говорили о страхах, о том, что нам с нею довелось пережить во время наших беременностей и родов. Анна, как и я, восьмого апреля 2020 года родила дочку, и эта девочка так же, как и моя, является вторым ребёнком в семье.
«Кажется, это похоже на второй по счёту прыжок с парашютом, — поделилась со мною Анна, — когда ты уже знаешь, чего надо бояться. Казалось бы, вторая беременность, ты уже в курсе всего и должна быть готова ко всему, но ты боишься, ведь теперь ты точно знаешь, как всё в мире хрупко, знаешь, что что-то может пойти не так…»
Чего греха таить, многие наши страхи сохраняются до сих пор. Они не связаны напрямую с ковидом, хотя ситуация с вирусом и подлила масла в огонь.
Страх №1
Я всегда мечтала о том, что у меня будет как минимум трое детей. Мой первенец родился в 2003 году, потом я училась, защищала дипломы, писала диссертацию, выпускала книги, в общем, откладывала рождение второго ребёнка на неопределённый срок, ведь я была «молода, весела, глумлива» и могла себе позволить повременить, не бросаться в омут повторного материнства с головой, отсрочить радостное событие.
А потом наступил 2013 год, на Украине разгорелось пламя майдана, в тот год я стала женщиной бальзаковского возраста — мне исполнилось тридцать. Потом в 2014 году началась война. Военные будни не предполагали мыслей о том, чтобы рожать второго ребёнка, хотя, по рассказу акушера-гинеколога Анны Железной, в военные годы в Донецке многие пары, которые по тем или иным причинам откладывали появление наследников, стали родителями. Этот тезис касается в том числе и бездетных пар с бесплодием неясного генеза.
Так прошло пять лет. У нас в семье есть традиция — рожать второго ребёнка в тридцать четыре года. Моя мама родила меня в тридцать четыре, моя бабушка родила маму в этом же возрасте, моя сестра родила своего второго сына тоже в тридцать четыре. Я никого в тридцать четыре не родила. И меня накрыл с головою Страх №1. Мне вдруг стало казаться, что если я не родила ребёнка в тридцать четыре года, теперь мне не родить никого. Так и куковать век с одним сыном. Два года я плавала в море этого огромного личного страха. На излёте же собственных тридцати пяти мне удалось пристать к берегу.
Страх №2
Какой бы желанной ни была беременность, но тест с двумя полосками кого угодно повергнет в шок. В августе 2019 года я собиралась пройти курс определённых процедур, которые категорически противопоказаны беременным. Тут-то моя мама и сказала, что хорошо бы сделать тест, чтобы быть уверенной, что я не наврежу себе и будущему малышу. И я сделала тест. И совершенно ошалела, когда он выдал две полоски. Я сделала ещё один тест, и он тоже показал две полоски. На следующее утро я сделала третий тест, и он тоже был заодно с первыми двумя.
С одной стороны, я была готова прыгать до потолка от радости, с другой же — меня обуревали чувства разного рода. Вдруг на меня навалилось понимание, что всё, «баста, карапузики, кончилися танцы», отныне и навсегда я в ответе за того, кто живёт во мне, за крошечное маковое зёрнышко, которому только предстояло стать человеком. На этапе двух полосок порою может казаться, что малыш изменит все планы, привяжет маму к себе, что все будут бежать дальше, а ты отсидишь дома три года, а потом просто не сможешь догнать. Да, малыш меняет все планы, но меняет в лучшую сторону, открывает новые двери, те, которые раньше ни за что не открылись бы.
Стать родителем — невероятно ответственное решение. Кажется, я начала это понимать только после тридцати. С первым ребёнком такого и близко не было, я жила в мирной стране, в потрясающем городе роз, а не слёз и горя. Когда я забеременела в первый раз в девятнадцать лет, то, кажется, тогда ничего не воспринимала всерьёз. Я даже со смертью не была знакома, из моих близких все были живы. И бабушка с дедушкой, и папа. За время между первой и второй беременностями я успела превратиться в кандидата наук, автора семи книг и ипохондрика. Из старших родственников в живых остались только мама и сестра. Огромный путь, огромный опыт, и вот с высоты этого опыта я посмотрела на свой новый статус и пришла в ужас. Отныне и навсегда мне трястись листочком на ветру за этого крошечного ещё даже не человечка внутри.
Страх №3
Первый скрининг в 11 недель решил проверить не только отклонения в развитии крошки, но и мою нервную систему на прочность. Я пришла на УЗИ, чтобы мне распечатали красивую первую фотографию моего будущего ребёнка, а мне распечатали их шесть штук, и на каждой стрелочка и восклицательные знаки. Я их до сих пор храню. Самые ужасные слова в мире: воротниковое пространство расширено.
Меня тут же отправили в другой центр, милая девушка сделала повторное УЗИ и подтвердила, что воротниковое пространство действительно аномально расширено. Для людей, которые не знают, что это значит, поясню, расширенное воротниковое пространство может быть признаком того, что родится ребёнок с синдромом Дауна. Я лежала на кушетке и рассматривала брошь на груди доктора, делавшей мне УЗИ, брошь эта выглядела ровно так же, как и картинка на мониторе. Крошечный человечек в профиль. Я не помню, как её звали, того доктора, я вообще очень плохо помню тот день. Как сомнамбула, я вышла из кабинета и поплелась сдавать кровь.
Рядом с процедурной было много «немножко беременных», у всех аккуратные объевшиеся животики. Одиннадцать недель — это такой срок, когда ещё не видно, что женщина беременна, видно, что она просто немного поправилась. Все эти беременные звонили своим близким и сообщали радостные вести, что всё хорошо, некоторые даже называли пол своего малыша. Я не звонила никому, звонили мне, я не брала трубку.
В тот же день было решено ехать в Москву, чтобы сделать биопсию ворсин хориона. В Донецке эту процедуру не делают. Чем хорош этот метод, он позволяет на самом раннем сроке определить, действительно ли есть патология. Все остальные процедуры по исключению хромосомных аномалий, доступные в Донецке, делаются позже. Сказать, что я тряслась, это ничего не сказать, как меня ни успокаивали близкие.
Естественно, я раз за разом прокручивала в голове самый страшный сценарий, что диагноз подтвердится и придётся делать аборт. Я категорически против абортов, но и растить ребёнка с диагнозом я тоже не была готова. Да, я знаю, что многие люди идут на это и очень любят своих солнечных детей, должно быть, я просто слабая. Я понимаю, что над этим моим страхом непременно посмеялись бы Ирина Хакамада и Эвелина Блёданс, но… Короче, я не была готова. Я сделала процедуру и улетела в Донецк, результат должен был через пять дней забирать папа. Он сидел в коридоре, и его почему-то не вызывали в кабинет к врачу-генетику, всех вызывали, а его нет. Он вошёл последним, почти уверенным, что ему сейчас скажут ужасную новость.
Знаете, какие самые прекрасные слова в мире? Нормальный женский кариотип.
Страх №4
После того как мы пережили биопсию ворсин хориона, и нам пришёл ответ, который нас окрылил, мне предстояли новые обследования. Не какие-то особенные, а самые обычные, новые скрининги и т.д. Когда-то я писала, что зима 2014-2015 годов научила меня молиться. Осень 2019 года научила меня молиться ещё сильней. Молиться и помалкивать. На меня до сих пор обижаются друзья, знакомые и коллеги, что я упорно скрывала свою беременность. Я боялась делиться, я боялась всего! Именно тогда мне открылся смысл настоящего счастья, когда ты приходишь к врачу, а тебе говорят, что малыш развивается хорошо, отклонений нет.
Я очень боялась родить раньше срока, я «пытала» Анну Железную, что будет, если… Мой первенец родился на сороковой неделе, помню, что я считала дни, мне не терпелось с ним познакомиться. Всю вторую беременность я благодарила Господа за каждую новую неделю, дочка родилась на тридцать девятой.
Недоношенные дети рождаются очень часто. Когда мы попали в Морозовскую больницу с переломом ключицы, со мною в боксе лежала мама с малышкой, которая весила около двух килограммов. Чем меньше срок, на котором рождается ребёнок, тем больше у такого ребёнка проблем со здоровьем. Страшно то, что некоторые проблемы могут остаться на всю жизнь и даже стать причиной инвалидности. Конечно, не бояться этого невозможно, можно только попытаться заставить себя не думать о плохом, отвлекаться.
Страх №5
В самом начале марта, ещё до карантина на меня навалился новый страх. Почему-то я совсем не боялась сама умереть в родах, но меня с головою накрывал страх, что что-то может случиться с малышкой. Это самое страшное, что может быть, — когда забирать из роддома некого. Я читала откровения одной мамы, пережившей смерть новорождённого, она писала о том, что для таких мам нужен специальный выход, нельзя их выписывать через парадные двери, нельзя заставлять видеть, как выписываются счастливые мамы с детками, как идёт съёмка и дарят цветы.
Ужасно то, что в интернете огромное количество страшилок о родах и роддомах, единожды погуглив, ты будешь бесконечное количество раз натыкаться на все эти жуткие истории. Из рационального: сегодня смерть мамы или ребёнка явление редкое. Такие события не происходят «на пустом месте», как правило, в современных условиях у летального исхода должна быть очень веская причина. Этот страх достался нам от наших бабушек и прабабушек, которые рожали совершенно в других условиях. Мне кажется, ещё лет сто назад не нашлось бы семьи, в которой не умер младенец, сейчас это крайне редко. Но страх не знает «рацио», страх всегда про «эмоцио». До самых родов я очень боялась, а когда родила, мне было страшно отдавать малышку в детское отделение, хотелось всё контролировать самой.
Страх №6
Есть такая поговорка «Дал Бог ребёнка, даст и на ребёнка»! Я знаю, что многие мои знакомые воспроизводятся, буквально вооружившись этими словами. В моей жизни так сложилось, что мой старший ребёнок вот уже несколько лет обеспечивается только мною. Все его нужды приходится удовлетворять мне одной. Я ни в чём не виню его отца, хотя и очень хочется. Мой бывший муж — хороший парень, но, к сожалению, у него отсутствует отцовский инстинкт. «Хороший парень — это не профессия», — скажете вы и будете правы. Я не знаю, как так вышло, что человек, который даже на родах был, вдруг решил полностью финансово отмежеваться от собственного сына, но факт остаётся фактом. У меня сердце заходится, когда я думаю о том, что с сыном будет, если со мною что-то случится. Мне стоит огромных усилий не думать об этом.
Конечно, я понимала, что беременность вряд ли добавит мне новых возможностей для заработка. Более того, ситуация с вирусом поставила под вопрос пару проектов, в которых я принимала участие. Когда рождается ребёнок, желательно, чтобы у родителей была хотя бы небольшая подушка финансовой безопасности. Как сказала моя подруга из Киева Анастасия Боровик после рождения первенца, «никогда в жизни мне не было так страшно, как когда родился мой сын. У меня тогда не было ни денег, ни работы». Конечно, всем женщинам мечтается, чтобы им хотя бы в послеродовой период не надо было думать о хлебе насущном, чтобы можно было раствориться в окситоциновом океане любви и не думать ни о чём, кроме маленького человечка, но суровые рыночные времена диктуют свои правила.
Все ли страхи я перечислила? Нет, конечно, их больше, гораздо больше, а во время беременности и в послеродовом периоде, когда всё обострено, их вообще не счесть! Как с ними бороться? Едва ли есть некий универсальный рецепт. Кто-то молится, кто-то усилием переключает мозг на что-то другое, но ясно одно: без страхов жить невозможно. Я боюсь, значит, я живу. Совсем ничего не боятся только люди, которых уже нет с нами. А мы ещё поживём! А мы ещё побоимся!