До революции Мова долгое время вел жизнь обычного обывателя. После окончания технического железнодорожного училища в Киеве он завербовался в Добровольный флот.
Это судоходное общество было создано для коммуникаций между черноморскими портами (прежде всего Одессой) и Дальним Востоком. В частности, Доброфлот играл значительную роль в поставках строительных материалов и оборудования для Транссибирской магистрали.
Кроме того, на этих судах из Малороссии перевозили на Дальний Восток колонистов. Страдавшие от аграрного перенаселения местные жители были заинтересованы в получении обширных земель на востоке, многие из них охотно переселялись в надежде начать новую жизнь.
Проработав несколько лет машинистом на судах, Глушко осел в Маньчжурии, которая в те годы тоже активно колонизировалась. Впрочем, к 1907 году он окончательно перебрался во Владивосток, который неоднократно посещал во времена работы на флоте.
Владивосток в те годы был бурно растущим портовым городом с обширными диаспорами и насыщенной жизнью.
Именно во Владивостоке Глушко и увлекся украинской идеей. Работая техником на строительстве Владивостокской крепости, Глушко стал активистом местной Просвиты. Переселявшиеся на Дальний Восток украинцы концентрировались вокруг Просвиты, которая была точкой сбора для всех самостийников, автономистов и просто украинофилов. Став активистом движения, Глушко взял себе псевдоним Мова, который прикрепился к нему настолько, что часто употребляется как вторая фамилия.
Впрочем, вплоть до революции его деятельность носила вполне невинный характер. Никаких радикальных политических манифестов он не писал, а занимался по большей части украинским хором, который пел песни на мове, а также участием в полулюбительских театральных постановках во время шевченковских праздников и т.п. мероприятий.
В годы Первой мировой Глушко служил техником на Кавказском фронте и, опять же, в какой-то политической активности замечен не был. Все изменилось после Октябрьской революции, когда демобилизованный из армии Мова вернулся домой. Оказалось, что к этому моменту там уже развернулось весьма активное украинское движение.
Сразу после Февральской революции вся Российская империя пришла в движение. Всем срочно хотелось вытребовать себе побольше прав, все считали себя угнетенными, организовывали бесконечные съезды, демонстрации, созывали советы, принимали декларации, одобряли резолюции и т.д.
Как уже говорилось, на рубеже XIX-XX веков на Дальний Восток переехало немало колонистов из Малороссии. Разумеется, большинством они не были, составляя примерно 15% (по максимальным оценкам 20%) от численности местного населения. Тем не менее, среди них нашлись активисты национального движения. Прознав про киевские дела, где Центральная Рада активно торговалась с Петроградом, дальневосточные активисты решили последовать их примеру.
Разумеется, далеко не все переселенцы разделяли радикальные идеи и вообще как-то противопоставляли себя русским. К тому же отдельные активисты для большей солидности записывали в украинцев и всех переселенцев с Кубани, которые разделяли эти идеи в еще меньшей степени. Однако в некоторых селах и населенных пунктах, где переселенцы селились компактно, они действительно составляли значительную долю населения.
Главным центром украинского движения на Дальнем Востоке стал Никольск-Уссурийский (ныне Уссурийск).
Именно там летом 1917 года был проведен Всеукраинский съезд Дальнего Востока, оказавшийся весьма амбициозным явлением. Активисты решили во всем копировать действия Центральной Рады — начать украинизацию региона, наладить распространение украинской прессы, украинизировать школы, а также потребовать для себя официальной автономии и выделения от Временного правительства специального министра по делам не только Украины, но и Зеленого Клина.
В Петрограде своих проблем хватало, поэтому все усилия в столице бросили на переговоры с Киевом. Пользуясь этим, на Дальнем Востоке начали создавать свое украинское правительство — Дальневосточную краевую Раду.
Вскоре случилась Октябрьская революция, а в январе на Дальний Восток вернулся Глушко. Поскольку до революции он был весьма активным членом движения и знал всех активистов, ему быстро нашли место во Владивостоке, где он возглавил местную Украинскую раду и начал работу над проведением очередного Всеукраинского съезда.
Этот съезд, состоявшийся под председательством Мовы весной 1918 года в Хабаровске, оказался еще более амбициозным чем предыдущий. Теперь его участники требовали от столицы уже не просто признания их автономии, а признания их частью независимой Украинской народной республики.
Глушко и компании играло на руку то, что ни белые, ни красные долгое время не обращали на них никакого внимания, не рассматривая их как серьезных врагов. Судя по всему, они воспринимали их упражнения в качестве своеобразных ролевых игр.
Это позволило Глушко, который с 1918 года уже был признанным лидером украинского движения в Зеленом Клине, начать даже формирование вооруженных сил. Как и положено всякому государству, началось создание собственной армии. Глушко объявил во Владивостоке запись в Ново-Запорожский курень вольного казачества.
Несмотря на явную авантюрность этого начинания, Глушко удалось заручиться поддержкой генерал-майора императорской армии Бориса Хрещатицкого. Хотя тот и был выходцем из донских казаков, он не отказался покомандовать армией, пусть и на бумаге. До революции Хрещатицкий некоторое время служил на Дальнем Востоке, а с начала 1918 года устроился начальником штаба войск на КВЖД. Хрещатицкий охотно занял должность атамана Дальневосточного украинского войска.
Однако летом 1918 года Колчак затребовал те немногие силы, что им удалось сформировать, в свою армию. Хрещатицкий решил, что Колчак ему ближе, и перешел под его командование, получив звание генерал-лейтенанта.
Глушко после этого возглавил Украинский краевой секретариат — полувиртуальное правительство Зеленого Клина — и продолжил формирование национальных частей. Он почти год успел пробыть главой самопровозглашенной части Украины, прежде чем на него наконец обратили внимание.
В 1919 году в тылу у Колчака начались восстания, и в ходе укрепления тыла Мову наконец заметили. Стали разбираться с его деятельностью и решили, что сей господин весьма враждебен белой идее и является сепаратистом. Может, и неопасным, но лучше пусть его не будет.
В итоге летом 1919 года Глушко был арестован белыми и приговорен к ссылке на Камчатку, что по-прежнему означало, что всерьез его не воспринимают. Вдобавок уже находившегося в тюрьме и ждавшего этапирования в ссылку Глушко спокойно отпустили без охраны на похороны маленького сына. Разумеется, Глушко обратно не вернулся, уйдя в подполье.
С началом великого отступления белых Владивосток из глубокого тыла превратился в одну из последних цитаделей, поэтому места для украинского движения на Дальнем Востоке уже не было. Мове пришлось сидеть в подполье вплоть до ухода белых, хотя он предпринимал кое-какие попытки установить контакты с атаманом Семеновым.
После прихода к власти большевиков Глушко и ряд его соратников были арестованы, обвинены в сношениях с Семеновым, антисоветской и прояпонской деятельности. Впрочем, приговор и на этот раз был весьма мягким — три года заключения.
После освобождения Глушко несколько лет проработал в Забайкалье, а затем уехал в УССР. В Киеве он умудрился получить высшее образование и благополучно работал инженером на железной дороге вплоть до начала войны. Как ни странно, в годы репрессий он никого не заинтересовал и даже не арестовывался.
После оккупации Киева немцами Глушко как бывший борец за украинскую независимость сумел прибиться к организованному мельниковцами Украинскому национальному совету.
Зимой 1942 года немцы разогнали Совет за излишнюю самодеятельность. Руководство УНС было расстреляно, но на этот раз уже немцы сочли Глушко незначительной персоной и не стали наказывать. Однако после разгона Совета он остался совершенно без средств к существованию и работы.
Промыкавшись до осени, он скончался от истощения в том же 1942 году в возрасте 60 лет.