Иван Рогач родился в Закарпатье в 1914 году. До Первой мировой войны этот регион входил в состав Австро-Венгрии, но после ее распада был передан Чехословакии и сразу же стал горячей точкой на карте послевоенной Европы.
Дело в том, что местное население разделилось на несколько фракций, каждая из которых в политических целях поддерживалась внешними силами.
Одни считали себя русинами и получали поддержку от, собственно, чешского правительства. Другие полагали, что они украинцы и получали помощь от коммунистов (Компартия Западной Украины оказывала большую помощь украинскому движению). Третьи считали себя русскими и ориентировались на Венгрию, которая помогала им со своим расчетом. На Венгрию, естественно, ориентировалось и венгерское меньшинство.
Рогач считал себя украинцем. В семье были весьма сильны националистические настроения, активнее всего поддерживаемые матерью, которая была страстной поклонницей Шевченко (отец был на заработках в Америке).
Однако в отличие от Волыни и Галиции, в Закарпатье позиции УВО и ОУН не были настолько сильны. Борьба носила не террористический характер, а политический. В частности, активным политическим игроком в довоенной Чехословакии был будущий самопровозглашенный лидер Карпатской Украины Августин Волошин.
Незадолго до второй мировой войны чешское правительство все же дало региону давно обещанную автономию, и Волошин постепенно начал украинизацию края. Рогач, весьма активный деятель украинофильских кругов, стал его секретарем.
Однако идиллия была недолгой, в 1939 году немцы оккупировали Чехословакию. Волошин пытался провернуть политическую комбинацию и через немцев добиться независимости Карпатской Украины, которую он провозгласил после падения чехов. Но вскоре регион захватили венгры и включили его в состав своей страны.
Рогач перебрался во Львов и переориентировался на ОУН, только не на фракцию Бандеры, а на Мельника.
С началом войны с СССР Мельник направил Рогача в Киев в составе походной группы. У Мельника были неплохие связи с немцами, поэтому ему удалось устроить своих выдвиженцев на руководящих должностях на оккупированных территориях.
В Киеве Рогач был назначен редактором пропагандистской газеты «Украинское слово». Там же он повстречал и Владимира Багазия — бургомистра оккупированного города.
В отличие от Рогача Багазий был советским гражданином.
Родился в 1902 году в Подольской губернии, до войны жил в Киеве, был аспирантом в НИИ педагогики. Он не стал эвакуироваться из-за наступления немцев, а дождавшись их, объявил себя руководителем подпольной ячейки националистов. Немцам было все равно, однако прибывшие вскоре походные группы ОУН заподозрили неладное, поскольку Багазия не знали. Однако постепенно между ними сложились достаточно тесные отношения, и они стали считать его за своего.
Поначалу Багазий был назначен немцами заместителем бургомистра Оглоблина-Мезько. Однако тот оказался сообразительным человеком, быстро смекнул, что немцы творят непотребства, а отвечать ему и уже через месяц отказался от высокой должности, передав ее Багазию.
В октябре 1941 года в Киеве по настоянию Мельника был создан полулегальный Украинский национальный совет. Предполагалось, что он станет аналогом учреждению с тем же названием, существовавшим в Галиции абсолютно легально. Расчет Мельника был на то, что под крылом немцев и при их поддержке можно будет решать свои политические задачи. Выходившую с одобрения немцев газету «Украинское слово» решили превратить в пропагандистский орган идей Мельника.
Главный редактор газеты Рогач первым делом повесил в рабочем кабинете портреты Гитлера и Петлюры, а вторым — развесил в редакции таблички: «говорить по-украински!» (значительная часть сотрудников газеты была набрана из советских украинцев, предпочитавших в общении русский язык).
Бывший преподаватель Киевского университета Лев Дудин (к слову, тоже сотрудничавший с немцами и при этом одновременно не переносивший и большевиков, и украинских националистов) оставил весьма яркие воспоминания о «закарпатском десанте» в Киев.
Рогача он считал главным русофобом Киева:
«Навстречу мне поднялся из-за редакторского стола маленький человек лет тридцати на вид в пиджаке и брюках, заправленных в сапоги (так почему-то одевались все приехавшие с немцами украинцы). Это был редактор газеты Иван Рогач, в прошлом секретарь словацкого деятеля Волошина, а в то время, о котором я пишу, глава всех украинских экстремистов в Киеве и один из самых влиятельных людей на Украине (если, конечно, не принимать во внимание немцев).
Он был чрезвычайно любезен и даже как-то непривычно для нас, советских людей, подчеркнуто предупредителен, и не верилось, что этот маленький, любезный человечек может пропускать и благословлять весь тот поток грязной клеветы, который переполнял страницы его газеты. А между тем газета писала возмутительные и гнусные вещи.
Почти каждый номер и, во всяком случае, каждая передовая статья, принадлежавшая нередко перу самого Рогача, были наполнены оскорблениями и циничной руганью по адресу русского народа, его языка, истории, культуры и великих людей его прошлого. Основной мишенью этого, с позволения сказать, органа печати были такие священные для каждого русского человека имена и личности, как Пётр I, Пушкин, Суворов и Толстой.
Газета так беззастенчиво ставила все исторические факты вверх ногами, что при чтении ее невольно возникала мысль, что либо редактор ее сошел с ума, либо все читатели этой газеты всю свою жизнь были идиотами и не умели отличать черного от белого. Но редактор этой газеты был человеком отнюдь не сумасшедшим, а, как показали последующие события, весьма практичным и оборотистым. Единственно, в каком пункте он, как и все его коллеги, страдал некоторыми навязчивыми идеями, это в своей неистребимой ненависти ко всему, что носит название русский.
Все эти литературные упражнения не имели бы значения, если бы они не происходили в обстановке 1941 года и не сопровождались на практике самым откровенным антирусским террором. Вся беда была в том, что господа вроде Рогача и его коллег стремились проводить свои бредовые идеи по искоренению русского влияния и изгнания русских с Украины на практике и притом, главным образом, террористическим путем.
В ноябре и начале декабря эти новые незаконные хозяева города окончательно распоясались, чувствуя свою полную безнаказанность. Они поселились в шикарных квартирах в лучших домах центральной части города, начали вести самую широкую жизнь, с постоянными пьяными оргиями и всяческими подчеркиваниями своего привилегированного положения.
Почти ежедневно возникали какие-то новые акционерные общества, капиталы которых составлялись из бывшего советского государственного имущества, а акционерами были все одни и те же лица, а именно небольшая компания, прибывшая вместе с Рогачем из Закарпатской Украины и из Галиции».
Интересно, что Багазия Дудин характеризовал гораздо более положительно. Он считал его «неплохим и честным» человеком, который попал под пагубное влияние Рогача и его мельниковского десанта.
Однако длилось всё это недолго. Немцы очень сильно не любили, когда кто-то у них за спиной пытался играть в свои игры, а именно этим и занялись мельниковцы во главе с Рогачом и Багазием.
Конечно, ни о какой серьезной подпольной борьбе с немцами речь не шла, это были типичные эмигрантские междусобойчики с созданием виртуальных правительств и распределением виртуальных министерских портфелей. Кроме того, пользуясь тем, что никто из немцев газету не читает, так как не знает украинского языка, они периодически начали помещать тексты про независимую Украину и национальное возрождение, не слишком согласовывающиеся с немецкой политикой.
Немцы, при условии хорошего настроения, может быть и не обратили бы на это внимания (например, редактора ровенской «Волыни» Самчука тоже арестовывали за самодеятельность, но быстро отпустили), однако ответственный персонал начал еще и подворовывать.
Дудин вспоминал:
«Особенное впечатление произвел на немцев тот факт, что у Рогача в момент ареста было обнаружено на квартире более двухсот тысяч рублей советскими деньгами, а у Багазия и прочих большие запасы продовольствия, вина и разных товаров».
Всего через несколько месяцев всю группу Рогача, а заодно с ними и Багазия сняли с постов и арестовали. 21 февраля 1942 года они были расстреляны.