Каждую пятницу в центре Донецка объявляется джентльмен довольно экстравагантной наружности. Он похож на испанского конкистадора. Или на персонажа из чешских фильмов-сказок времен процветания социалистического лагеря. Или на человека из рок-н-ролльной тусовки Нью-Йорка. В общем, персона вне времени, но для любого пространства, где, разумеется, есть творческий вызов. Это Виктор Иванович Бурдук, глава гильдии кузнецов, которому из всех возможных эпох и территорий судьба для жизни и деятельности отвела военные времена в Донбассе.
В центр города со своего хутора, надо заметить, высокохудожественного, главный кузнец этих краев прибывает не просто так. По старинной традиции, он, сын моряка и сам в прошлом моряк, должен в пятницу выпить стаканчик рома под пряную селедку, встретиться с кем-то из партнеров, соратников и единомышленников, потолковать о перспективах и выстроить новые проекты. Так повелось, что все это происходит в ресторации донбасской кухни «Квасберри». Хорошее, согласитесь, название, многослойное. С одной стороны, нечто английско-ягодное, но на самом-то деле — квас бери, не раздумывай особо, доставь себе радость общения с исконной кухней и напитками.
Поводов встретиться с главным кузнецом Донбасса, разумеется, в пятницу, на бульваре Пушкина в Донецке, у меня была сразу целая обойма.
Во-первых, мы старинные друзья и давно не виделись. Во-вторых, он привез мне из Атлантик-Сити футболку из тамошнего «Hard Rock Cafe», в ответ на мой подарок ему — тоже футболку, тоже из «Hard Rock Cafe», но московского — с серпом, молотом и красной звездой. В-третьих, Донецк только что отпраздновал свое 150-летие, и по этому случаю в Парке кованых фигур была установлена очередная арка, на этот раз со Звездой Героя, которой некоторое время тому назад был награжден обороняющийся город. Самое же главное — Донецк стоит на пороге XXI кузнечного фестиваля.
Собственно, фестиваль и Парк кованых фигур — это единый и неделимый проект. Суть его, упрощенно говоря, такая: раз в год собираются кузнецы, раньше со всего света (включая такие «медвежьи углы», как Япония, Канада или Бразилия, теперь, понятное дело, география скромнее), в рамках предложенной устроителями концепции творят из металла чудеса, которые потом остаются в Донецке и составляют цельное и крайне привлекательное собрание скульптур. Если считать только крупные изваяния, то их уже 230. Имеются настоящие шедевры кузнечного искусства. Если учитывать и миниатюры, то экспонатов куда больше. Бурдук уверяет, что в мире такого парка, сколько ни ищи, не обнаружишь. И я ему верю.
- Виктор Иванович, я только что прошелся по Парку кованых фигур, в который раз уже убедился, как он прекрасен.
— А заметил, что он начинает постепенно приходить в упадок?
- До таких резких оценок я, честно говоря, не добрался. Но, понимая, что металлические фигуры на открытом воздухе нуждаются в систематическом обслуживании, ремонте, как раз и хотел поинтересоваться: как обстоит дело с этим? Если в Донецке и есть что-то абсолютно уникальное, так это Парк кованых фигур. Если он будет разрушаться — это трагедия, без преувеличения.
— Мне кажется, что уникальность этого объекта не ощущают сами дончане. Да, понятно, что это интересная работа кузнецов — мило, симпатично, можно сфотографировать на память. Но нет понимания, насколько это на самом деле круто, что такого нет больше нигде в мире. Я и сам, откровенно говоря, не в полной мере это ощущаю. Потому что сам это все делал, привык, наверное. Если абстрагироваться, глянуть со стороны — уникальное явление. Когда ко мне приезжают иностранные делегации и я показываю им парк, они изумляются: «Ничего себе! Как ты это сделал? Собрать столько удивительных экспонатов в одном месте…»
- Имеешь в виду иностранных кузнецов?
- Времена сейчас сложные, военные. Серьезно подозреваю, что проблемы содержания Парка кованых фигур упираются в тему финансирования.
— В значительной степени. В довоенные времена мы спокойно два раза год, к 1 мая и ко Дню шахтера, производили ремонт, даже безо всякой предоплаты. Знали, что город потом рассчитается. Правда, и у меня были возможности, работала кузнечная фирма, были заказы, а следовательно, имелись деньги, которыми можно было перехватиться. Мэр Донецка Александр Лукьянченко знал, что мы не подведем. Потом деньги перечисляли, и все нормально. Сейчас так не получается. И кузнечная фирма, считайте, не работает, и у города денег нет.
- У Донецка нет денег?
— У города вообще нет своих средств, он их может получить только из республиканского бюджета. А это крайне сложно — не выпросишь. Когда началась война, в 2014 году, я еще все делал за свой счет. Если бы моя фирма работала, так это бы еще было ничего. Слава Богу, «Зеленстрой» подключился. В этом году на него возложили обязанности наводить порядок в парке. Они хотя бы как-то красят фигуры. Ну, как красят? Кисточкой, как забор. Металлические скульптуры, конечно, требуют совсем другого подхода. Но хотя бы так. Требуется много сварочных работ, что-то отломалось, что-то поржавело. Может, кто-то этого даже пока не видит, но я-то замечаю, когда прохожу. Где-то нет детали, где-то двух… Нет хозяина, увы. Было бы у меня лишних 500 тысяч долларов, я бы попросил, чтобы мне этот парк сдали в аренду, сам бы все делал. Но денег нет.
- Ты давно говоришь, что Парк кованых фигур должен получить статус музея. Считаешь, это как-то поможет делу?
- А кто должен принять подобное решение?
— Если это муниципальный музей, то мэр города. Он в принципе не отказывается, только у него бюджета нет. А я говорю: давайте пока хотя бы на бумаге оформим. Это же единственный музей в мире, и он находится в Донецке!
- В законодательное поле такого рода преобразования вписываются?
— Вполне. Музей декоративно-прикладного искусства и ремёсел — в законодательстве имеется такая категория. Есть, конечно, организационные нюансы, но они решаемы. Сейчас снова готовим расширенную записку, излагаем свои резоны, зачем нужен музей. Отправим руководству. Для меня, бесспорно, музей — это одни плюсы. Надо разрешить зарабатывать на этом музее тем, кто будет им управлять. Сами себя будут окупать.
- При сегодняшнем положении дел сколько парк еще может продержаться?
- Падение Птицы-банкира — это момент классовой борьбы.
— Можно даже без птицы, просто банкира.
- 21 сентября стартует XXI кузнечный фестиваль. Насколько он будет представительным, если сравнивать с довоенными временами?
— Сейчас мы не очень печемся о представительности. Понимаем, что нам просто надо сохранить традиции и, по возможности, их приумножить. Надо трезво оценивать ситуацию. Приведу пример. В прошлом году был XX фестиваль, он получился совершенно потрясающим. Мы делали в том числе часовню Космы и Дамиана. Создавалась она по эскизам российского кузнеца и преподавателя, большого авторитета в нашем деле Владимира Сохоневича. Он намеревался приехать на фестиваль, все же такой необычный проект — кованая часовня, да по его эскизу. Но потом передумал. Может попасть под санкции, появятся сложности с въездом в Европу. Вот, спрашивается, какое представительство может быть при таких раскладах? С Украины ребята, которые объективно понимают ситуацию, тоже хотели бы приехать. Но опасаются по понятным причинам. В общем, вышло так, что мы никого не приглашаем. Участники приезжают сами по себе, истинные друзья.
- Как Брежнев в старом анекдоте: «Кто помнит — придет».
— Примерно так. Крымчане приезжают. В прошлом году были пермяки. И в этом году будут россияне из близлежащих областей. Но я принципиально никого не тяну, не приглашаю. На данный момент — не это главное.
- В былые времена у фестивалей были тематические истории. Перед Евро-2012 — футбол, знаки Зодиака делали, сказочных героев, беседку для молодожёнов и так далее. В этом году тематика есть?
— Разумеется! Мы пережили XX фестиваль, отметили его знаком, который будет долго стоять, — часовней. К слову, наш фестиваль третий в Европе по старшинству. Первый в Чехии, второй в Италии, третий у нас. Мы прошли веху — ХХ фестиваль. Было отдано много сил, сделали, все прекрасно получилось. Потом долго ощущалась эмоциональная пустота, творческие силы были выплеснуты. Потом стали восстанавливаться, думать, размышлять. Была у меня давняя тема — «Время. Состояние. Рок».
- Вообще-то, звучит всеобъемлюще.
— И, думаю, сейчас наступило время, чтобы она заиграла. У нас, во всяком случае, есть такая мотивация. На дворе XXI век — надо все делать по-новому. XXI фестиваль, 21 сентября, в этом много символизма… Словом, хватит ковать листочки, розочки, завиточки. Надо более концептуально подойти к металлу. В принципе, это тема для несколько будущих фестивалей. Скольких — это определит история. Как уж будет получаться! В этом году открываем ряд скульптур. Пока еще думаем, как назвать — аллея, поляна…
«Время. Состояние. Рок» — это работа не одного года. Тема обширная, будем постепенно пытаться ее раскрывать. Время течет, каждый момент имеет свое состояние, и все это — неизбежность — рок. Как все это увидит кузнец, пока не понятно.
— Да, пришло время ковать концепцию. XXI век — время новых решений, свежих подходов. Посмотрим, насколько получится.
- В последней фразе слышу некоторое сомнение, тебе не слишком свойственное.
— Так тяжело же. Мало профессиональных кадров, кузнецов, художников. Кто-то уехал, кто-то нас бросил… Тем не менее, мы зарядились темой. В этом году создадим скульптуру, которая, уже не секрет, будет называться «Сто пятьдесят».
- Это в связи с юбилеем Донецка?
— Понимай как хочешь. Это будет первый пример нашего видения. Фестиваль, правда, будет простеньким, обычным, традиционным. Кроме собственно кузнечной части, наездники выступят, силачи, исторические фехтовальщики. Внутри большого действа состоится Х рок-фестиваль. Естественно, будет братчина — каша в большом котле. И новая скульптура, которая, надеюсь, совершенно по-иному будет смотреться.
- Новая арка, установленная к 150-летию Донецка, стоит на гильзах от снарядов. Война подтолкнула к соответствующим материалам, образам. И не только кузнецов. Смотрю, в Донецке предлагают сувенирные ножи из осколков, на бульваре Пушкина торгуют бусами из боеприпасов. Это перековка мечей на орала? Защитная реакция? Что это вообще такое?
- Выступали на конференции?
— Как раз об этом и хочу рассказать. Поскольку мы редкие гости, вместо одной минуты, как каждому городу, нам дали пять минут. Провели презентацию. Мы не говорили, что идет война. Говорили, что живем в состоянии кризиса. Показали некоторые разрушения — разбитый Свято-Иверский монастырь, кладбище возле Донецкого аэропорта… А вот, смотрите, кузнецы продолжают работать — фестивали 2014, 2015, 2016, 2017 годов. Вывели, откуда мы берем силы для творчества в этой обстановке.
- И откуда?
— Из реакции людей. Если бы они не приходили к нам со слезами на глазах, с благодарностью, мы бы не смогли ничего создать. Эта мотивация очень серьезно подвигает нас в самой ужасной обстановке что-то создавать. Именно перековывая мечи на орала. Мы призываем к этому всех.
- Как европейская аудитория отреагировала на ваше выступление?
Для европейцев это был шок. Они ведь толком не знают, что у нас происходит. Мы не поднимали никаких флагов, не трогали политику. Но у нас есть своя миссия. Призываем не воевать, а жить, творить. На фестивале 2014 года, когда трагедия только заваривалась, мы ковали голубей мира. С тех пор все наши работы, конечно, навеяны войной. Сейчас — 150 лет Донецку. Вроде бы почти отошли от темы войны. Но в арке, которую ты упомянул, в ее основании действительно остались гильзы.