Тем не менее, в общей ситуации армяно-азербайджанского противостояния, кроме резко возросших потерь в людях и технике, ничего не изменилось.
Ни одна из противостоящих армий не обладает безусловным превосходством, необходимым для превращения тактических успехов в стратегическую победу. Политические цели войны не могут быть достигнуты силой оружия (может быть только несколько сдвинута в одну или другую сторону линия фронта). Турция вряд ли решится на полноценную агрессию против Армении, ибо Россия не может бросить на произвол судьбы члена ОДКБ, не поставив под угрозу всю систему своих союзов. Кроме того, Анкара нуждается в прочном тыле для сохранения влияния в Ливии (что ведёт к противостоянию с Египтом, обладающим сильнейшей армией в арабском мире, сопоставимой по численности и вооружению с турецкой).
Турция также находится на грани войны с Грецией из-за споров вокруг богатого углеводородами шельфа в районе Кипра. Наконец, турецкие позиции в Сирии в любой момент могут оказаться под давлением не только сил Башара Асада, но и проамериканских курдов.
В общем, крайне сомнительно, что Эрдогану, при всей его авантюрности, нужен затяжной конфликт в регионе, входящем в сферу жизненных интересов России. Скорее речь может идти о попытке азербайджанского блицкрига, с закреплением на новых рубежах и созданием более благоприятных для Баку условий дальнейших переговоров. Впрочем, Азербайджан рискует: если наступление с треском провалится, то его переговорные позиции, наоборот, ухудшатся.
Ставка, очевидно, делается на то, что России также не нужен затяжной конфликт на Кавказе. У Москвы хватает проблем на Украине и в Белоруссии, неспокойно в Киргизии, разгорается процесс политической дестабилизации в Молдавии. Но главная проблема, главная угроза исходит из невидимого глазу киберпространства.
К настоящему времени компьютерные технологии достигли такого уровня, что практически стёрлись различия между виртуальным и реальным мирами, игрой и войной, информационной атакой и реальными боевыми действиями, несущими смерть и разрушения. Не случайно 26 сентября, накануне армяно-азербайджанского столкновения, Путин предложил США заключить так называемый пакт об информационном ненападении.
Ряд отечественных комментаторов усмотрели в этом предложении попытку избежать очередной серии упрёков во вмешательстве в американские выборы. Не думаю, что они правы.
Во-первых, такая цель слишком узка для сделанного предложения. Во-вторых, и это главное, сколько пактов ни заключай, а обвинения всё равно будут, поскольку они уже стали составной частью американской избирательной кампании. Без них теперь столь же немыслимо обойтись, как без кандидатских дебатов. Мне представляется, что речь в данном случае идёт ровно о том, что сказано в обращении президента России — в выработке общеобязательных правил международной информационной безопасности, которые регулировали бы взаимоотношения между государствами в данной сфере, как венские и женевские соглашения и конвенции регулируют межгосударственные отношения в военно-политической и дипломатической сфере.
Дело в том, что, как я уже сказал, современная хакерская атака, проведённая по заказу или с одобрения государства, способна нанести другому государству такой ущерб (включая человеческие жертвы), что может стать поводом и причиной для начала полномасштабной войны. Более того, столкновение обычных армий, вроде того, что происходит сейчас в Карабахе, может быть достаточно точно просчитано военными аналитиками, и политическое руководство заинтересованных государств будет чётко представлять себе, в какой момент, при каких условиях и какая из сторон перейдёт «красную линию». Следовательно, есть время на то, чтобы политическими средствами не допустить выхода конфликта из-под контроля.
Между тем массированная анонимная атака в киберпространстве, нацеленная на стратегические объекты, может и должна восприниматься подвергшимся атаке государством как попытка первого обезоруживающего удара настоящей военной агрессии. Если страна видит, что её киберзащита не выдерживает, она может нанести по предполагаемому агрессору ядерный удар прежде, чем такая возможность будет утрачена. Помимо этого, при помощи киберагрессии можно стимулировать цепочку техногенных катастроф, которые по своим разрушительным последствиям будут сопоставимы с ограниченной ядерной бомбардировкой, а значит также потребуют эквивалентного ответа. Наконец, даже чисто информационные атаки, вроде подготовки цветных революций, являются чистой воды агрессией, когда одно государство стимулирует вооружённый мятеж на территории другого государства. Как показывает опыт Украины, результатом такого мятежа может оказаться полное разрушение государственности.
Все перечисленные случаи также подпадают под определение государственного терроризма, что также даёт пострадавшей стороне право защищаться с применением оружия либо аналогичных кибертехнологий.
Мы знаем, что кибератакам подвергались Иран, Китай и Россия. Причём если Пекину и Москве в целом пока удавалось справляться с «неизвестными хакерами», то Иран достаточно серьёзно пострадал от неприкрытых атак американских и израильских кибервойск. В свою очередь, Запад неоднократно обвинял Россию и Китай в хакерских атаках на свои сети. Несмотря на то, что эти обвинения были бездоказательны, они в ряде случаев служили основанием для принятия очередных санкционных пакетов. Надо иметь в виду, что санкции — это экономическая война. А экономические войны испокон веков служили поводом для горячих военных столкновений.
Таким образом, можно сказать, что необходимость прописать единые правила игры в информационном пространстве назрела и перезрела. Предложение же Путина о заключении «пакта об информационном ненападении» свидетельствует о том, что Россия достаточно уверенно чувствует себя в этой сфере. Переговоры о взаимном ненападении и/или об ограничении вооружений ведут с равным по силам противником, слабого же пытаются уничтожить без долгих слов.
США пока не ответили на предложение президента России. И вряд ли в ближайшее время ответят. Команды Байдена и Трампа просто не в состоянии просчитать, как отразится на избирательной кампании любая публичная реакция на данное предложение, а значит, предпочтут не рисковать. В то же время непрямой ответ со стороны Запада прозвучал в тот же день. Представители британских спецслужб заявили, что способны купировать любые угрозы Британии, исходящие из киберпространства, и призвали правительство увеличить финансирование и расширить функционал кибервойск. Таким образом, на сегодня Запад скорее готов вступить в гонку информационных вооружений и явно не желает ограничивать себя какими-либо договорами.
Впрочем, возможно, это и к лучшему, поскольку договоры Запад всё равно не выполняет.
Тем не менее, опасность информационной агрессии, исходящая из ставшего неотличимым от реального виртуального мира, слишком велика, а её возможные последствия, как было сказано, далеко выходят за рамки чисто информационного мира. На сегодня она затмевает все иные угрозы, в том числе угрозы перерастания локальных конфликтов в региональные. Фактически государства второго-третьего порядка потому и получили относительную свободу рук, позволяющую им развязывать локальные конфликты, что глобальные лидеры слишком пристально наблюдают друг за другом, опасаясь случайного столкновения, и маневрируют, пытаясь занять лучшую позицию, поставить противника в уязвимое положение, сохранив собственную неуязвимость.
В конечном же итоге отсутствие общепринятых правил игры в сфере международной информационной безопасности приводит к разрушению порядка и в других (регулируемых международными соглашениями) сферах. Международное право постепенно растворяется, уступая праву сильного. Поскольку же нельзя быть сильным одновременно везде, периодически у региональных игроков возникает желание попробовать немного изменить расстановку сил в конкретном регионе в свою пользу. Тогда и возникают вспышки конфликтов, вроде той, что сейчас происходит в Нагорном Карабахе. Если у Азербайджана получится, то вместе с ним выиграет Турция (которая усилит свои позиции в регионе в ущерб России и Ирану). Если Азербайджан проиграет, позиции Армении усилятся незначительно, а Турция всё равно попытается усилить своё присутствие в регионе, претендуя на статус нового посредника и новой площадки для переговоров об урегулировании.
Тем не менее, при всей занятости России на других площадках и при всей её погружённости в работу по предотвращению мировой кибервойны, Кавказ является для Москвы принципиально (жизненно) важным регионом, поэтому, как мне представляется, Россия свои позиции будет защищать жёстко, хоть постарается и не стать одной из сторон открытого военного столкновения.
