— Почему решили посвятить первый номер журнала Цымбурскому?
— У этого было две причины. Первая — условно исследовательская: в ноябре 2013 года Фонд ИСЭПИ предложил мне помощь для расшифровки рукописи докторской диссертации «Морфология российской геополитики и динамика международных систем и финансов XIX-XX веков». Большой фрагмент этой рукописи расшифрован. Одна из глав опубликована в первом номере «Тетрадей по консерватизму». Редакция планирует сделать «Тетради по консерватизму» академическим изданием. Политология Цымбурского — это все же не публицистика, но именно наука, и хотя Цымбурский не считал геополитику наукой, но он сделал геополитику предметом научного изучения. Публикация фрагмента докторской диссертации Цымбурского, конечно, была одним из причин выбора темы для альманаха. Тем более что мы презентовали первый номер в день рождения Вадима Леонидовича — 17 февраля.
Вторая причина возникла уже по ходу нашей работы. Речь идет о геополитической актуализации темы лимитрофов, буферных территорий, разделяющих Россию и Европу, актуализации цивилизационной тематики, в частности, теории Цымбурского. То есть речь идет о том, что Россия и Европа — это отдельные цивилизации, что они представляют собой особые географические платформы, с особой географической территорией и между ними пролегают земли, за которые будет идти борьба. Народ на этих территориях испытывает двойное тяготение — и к России, и к Западу одновременно.
Это то, что Цымбурский сказал. И сказал раньше, чем Хантингтон, и в полемике с Хантингтоном, который на это не очень обращал внимание, который предполагал, что можно просто поделить эти территории по религиозному и конфессиональному признаку. Но это оказывается невозможно, непонятно, куда отнести, скажем, униатов Галичины, а также украинских самостийников, не говоря уже о том, что и православные, находящиеся под юрисдикцией Московской Патриархии, отнюдь не всегда лояльны к России. Так что вариант цивилизационного подхода Хантингтона не действует, точнее не действует по отношению к Украине и, следовательно, в целом не является исчерпывающим. Подход Цымбурского, конечно, оказался гораздо более адекватен, что и продемонстрировал 2014 год.
Два эти фактора повлияли на выбор темы Цымбурским для отдельного номера тетрадей.
— Ты в своих разговорах с Цымбурским обсуждал тему Украины?
— Хороший вопрос, но я не помню каких-то конкретных слово относительно Украины. Ему казалось, что Евроатлантика не сможет заглотить Украину целиком. Он один раз только во второй своей работе «Метаморфозы России» 1994 года сказал очень определенно, что в случае подобной попытки России не надо будет ничего присоединять, но добиваться откола Левобережной Украины, Новороссии и Крыма от Украины и создания на этих территориях государств по принципу Абхазии и Южной Осетии.
На него не произвела никакого впечатления Оранжевая революции 2004 года. И он даже с раздражением относился к обсуждению этой темы. И в позитивном залоге и в негативном тоже. Он считал, что для России все эти события совершенно не актуальны.
Он полагал, что оранжевые перевороты характерны только для неустойчивых лимитрофных государств. Поэтому он считал, что это невозможно в России. И вся эта тематика возможных оранжевых сценариев в России его абсолютно не трогала. А то, что касается Украины, то к перспективе отделения Крыма он относился неоднозначно. Он говорил, что Крым — это территория-ориентир для России. Как только мы присоединяем Крым, или освобождаем его, как в 1944 году, оживают все наши старые геополитические мечтания — о русском Константинополе, русском Царьграде и о чем-то таком подобном. В общем, это территория такая знаковая для нашей страны. Однако в конце жизни он начал размышлять на тему шлейфа «острова России», о тех территориях, которые примыкают к России и которые будут тяготеть к России, в случае слома Лимитрофа: с отделением Абхазии и Южной Осетии, что такая возможность будет, он бросил в своем выступлении такую сакраментальную фразу, что нельзя исключать, что в будущем границы России, возможно, изменятся. Он, видимо, полагал, что эта тема актуализируется с приближением к границам России структур Евроатлантики.
И в своей последней статьи «Speak memory» 2008-2009 года, написанной от руки, он пишет, что хотел бы переделать свою теорию именно в этом ключе, но судьба не дала ему этой возможности.
— Насколько я помню из его биографии, он в детстве даже жил в Луганской области. Это же самая что ни на есть Новороссия. Он ничего о Донбассе не вспоминал?
— Нет. Он родился во Львове, но этот город никогда не считал его Родиной. Родиной он считал Могилев. Очень тепло относился к Белоруссии. Считал себя белорусом, хотя белорусской крови у него было немного.
Беседовал Александр Чаленко
