Ветеран ополчения "Панда": В тот день я впервые подумал, что пленных у меня не будет

— Конечно! Я работал в охране. Наша фирма занималась выдачей виз, сопровождением документов особой важности и ценных грузов. Я-то раньше занимался рукопашкой. Потому и взяли. Сперва, в качестве теста, на сопровождение, потом работал охранником в визовом центре, потом — начальником охранного звена. В итоге вырос до и. о. начальника охраны по Донецку. Так и работал вплоть до 26 мая 2014 года.

— Ну так я закончил Донецкий высший колледж радиотехники и управления по направлению "авторадиомеханика". Инженер-наладчик бортовых систем автомобилей и поточных автоматических линий 7030, плюс наладчик теле- и радиооборудования.

К сожалению, тогда были востребованы экономисты и юристы, а эта редкая профессия никого не интересовала. Мне же с детства было интересно, как все это работает.

Но сейчас, анализируя весь пройденный путь, понимаю, что все это пригодилось. Когда меня после первого ранения, чтобы со службы не выбрасывать, перевели в другое подразделение, комбат спросил, что я умею, а потом заявил, что буду ремонтировать танки. Ранение-то было в руку, и все думали, что работать она не будет. Но вот она работает. Даже бить могу, причем, как все говорят, неслабо.

В общем, попал я в танковый батальон. Это еще была всеми любимая Республиканская гвардия. Там было три "шестьдесят четвёрки", которые довелось изучить. И там я полюбил броню.

Понимаешь, я ведь технарь, а нас вообще мало кто понимает, поскольку стараемся поменьше контактировать с внешним миром. Мы включаемся в работу и очень боимся отвлечься, ошибиться. Мы ведь понимаем цену ошибки. Это всегда чья-то жизнь. Очень большая ответственность.

Был, к примеру, случай, когда я не выпустил танк на боевую работу из-за течи масла. Просто встал перед танком и сказал: "Я тебя не выпущу, ты сгоришь!" Меня чуть на гауптвахту за это не отправили, но потом дошло. Полковник приехал, два майора… Долго кричали. Я говорю: "Если движок нагреется и масло вспыхнет, то он как свечка загорится. А если не успеют выскочить? А если это в городе? А там вообще-то боекомплект". В общем, отправили машину в рембат, и тамошние технари подтвердили мою правоту. Выехал бы — сгорел. Там патрубки нижние потекли. Вот как-то так.

— Наблюдая за тем, что творилось на майдане, я понял, что это уже не просто очередной распил бюджета, как раньше на Украине бывало. Ну, знаешь, поскачут, потопчут, побьют, а потом бюджет кончится, и мы дальше будем жить по-старому. Чутье подсказало, что в этот раз будет иначе.

А потом убили наших родственников. В Новоазовском районе за день всю семью вырезали. Не пожалели даже полуторагодовалого ребенка. Знаешь, за что? За то, что дали помещение для проведения референдума. Это же звери.

Я посидел, подумал… Мама у меня одна, и я у мамы один. Кто ж ее защищать будет? Помню, что мама тогда в ночь работала. Я собрал сумку и написал записку: "Мам, прости, если не одобришь мой выбор, но по-другому я не могу". С тех пор и служил. К тому же у меня друг лучший ушел водителем. Мы на одной улице жили. К сожалению, его больше нет.

— Вообще, было три. Первое — в ополчении, второе получил когда в корпус переходили. Мы тогда в подвешенном состоянии были. Третье — самое тяжелое. Это уже во время СВО.

— В 2018 году, сразу после гибели Захарченко, я ушел со службы. У меня сын тогда родился. Приходилось разрываться между ребенком и службой. А служил я в батальоне "Легион". Он тогда считался личной гвардией "Бати".

Ушел на гражданку, устроился слесарем-сантехником. Отличная работа, кстати, поскольку и деньги живые, и знакомствами обрастаешь, если ты человек адекватный. В январе 22-го получаю паспорт, заражаюсь ковидом и ухожу на больничный. А 22 февраля сдаю больничный и вечером получаю звонок от начальника: "Завтра едешь на сборный пункт". На сборном пункте встречаю ребят из "Легиона". Все в разных батальонах. Из нас формировали сразу полк. Это был 105-й стрелковый полк мобрезерва ДНР. Комбатом у нас был отличный мужик. Он раньше не воевал, но быстро понял, в какую ситуацию попал и какая на нем ответственность. Подходит и говорит: "Ты будешь командиром отделения".

Смотрю я на свое отделение, а там все мужики старше меня. Половина из них вообще дедушки. Одному, к примеру, пятьдесят лет стукнуло. У него титановые пластины в голове и ключице. В ДТП угодил по молодости. Так пятидесятилетие отмечал в дороге. Как сейчас помню: ночь, битком набитый автобус, а мы еще курить умудряемся. Водила даже не говорил ничего. Он смотрел на нас и плакать хотел. Грязные, мокрые, измотанные. Нас постоянно куда-то перемещали и в Моспино я встретил нашего общего знакомого "Лешего". Я был во втором батальоне, он — в третьем.

С "Лешим" я познакомился году в 2015-м. Тогда сформировали сводный отряд, одним из командиров которого был он. Муштровал нас, конечно, знатно, но мы благодаря этому и выжили. Люди по-разному относятся к "Лешему", но я всегда видел в нем, в первую очередь, талантливого командира, способного выстроить подразделение с нуля. Такие люди встречаются нечасто.

— Под Мангушем есть дачный поселок Веселое. Там я встретил "Караима". Это уникальный человек, который принимал меня в гвардию, а потом и в "Легион". В тот день я пошел получать сухпай на отделение, поскольку полевую кухню где-то потеряли.

Встретил "Караима". Он меня узнал и сообщил, что теперь я его "личка". Назначь, мол, за себя командира и пятнадцать минут на сборы, с комбатом вопрос решу. А я что? Он подполковник, человек высшего ранга. Иерархия, субординация и все такое.

Прихожу к своим и говорю Сереге "Оркестру": "Меня перемещают по должности, поэтому за "паровоза" теперь ты. Сережа, как хочешь, но людей сбереги. Чем смогу — помогу". Серега, слава богу, жив остался.

"Личка" — это та еще "веселая" жизнь, поскольку телохранитель на войне — это человек, который может подолгу не спать и не есть, не говоря уж о всем прочем. Ездить с начальником штаба, честно говоря, было страшно, поскольку места неизвестные, а ДРГ в тех местах хватало. Однажды на пять противотанковых мин нарвались. Четыре часа назад ехали — не было. Водитель наш Андрюха выкручивал руль, как штурвал корабля и мы проскочили. Потом, конечно, расстреляли их из автомата, поскольку саперным делом ни я, ни Андрей не владели. Он, к сожалению, погиб в Мариуполе.

А в Мангуше интересный случай был! Подходит местный, бывший эмчеэсник, и говорит, что поблизости две базы "Азова"*. Представляешь, как мы обалдели? Нас-то всего два батальона, а "Азов"* — это полк. То есть у них могут быть и танк, и РСЗО. А мы к тому же заняли место, где раньше ВСУ базировались. Это же вообще страйк! Стреляй — не хочу!

Ночью узнали, а к утру начштаба сформировал ударный отряд из тех, кто служил и понимает, что такое штурмовые действия. Разделились на две группы. Одна поехала в Юрьевку, другая – чуть дальше. Мы взяли "Камаз" и "Ниву". В общем, на свой страх и риск выдавили "Нивой" ворота. Мы ж не знали, заминированы они или нет. Повезло, что там деревья были и постройки перед воротами, поэтому огонь по нам открыли не сразу.

Внутри я часть ребят увел за деревья. Говорю: "Пацаны, просто дайте плотный огонь. Стреляйте куда-нибудь, чтобы их спугнуть". Добегаю до помещения, ухожу с линии огня и понимаю, что они сидят по комнатам в шахматном порядке. Очень грамотно расположились. Просто так не достанешь. Гляжу — еще кто-то прорвался. А у меня две гранаты с собой. И погнали мы зачищать. Было там человек пятнадцать и многие уже были раненые. В итоге осталось трое. Остальные бодались с нами до последнего.

— Да там совсем прожженные были. Вообще без мозгов. То есть абсолютная ненависть ко всему русскому. Один даже вены пытался перегрызть. Мы им руки перед собой связали, а этот стал запястья грызть.

О том, что все в татуировках, говорить, я думаю, не надо. При обыске базы нашли наградные кресты по образцу немецких, егерские лычки "Эдельвейса", а в каждой комнате, где они базировались, лежало по три книги: заметки Отто Скорцени о пытках, "Майн Кампф" и анатомия человека.

— На второй базе еще хуже было. Там нашли пыточные комнаты. Ребята потом водили посмотреть. В общем, это помещение десять на десять метров, из стен торчат цепи и кандалы, стоят железные стулья, на которых удобно фиксировать людей. Главное — запах. Там воняло кровью и разложением. Но меня это уже не удивляло.

А еще на базе "Азова"* мы нашли бронированный КрАЗ. Был у меня друг и сосед Рома Пискун. Позывной — "Ромео". Потому что жениться хотел. Говорил: "Приду с СВО и женюсь!" К сожалению, "Ромео" погиб.

Но до того мы попали в один батальон и Рома просил организовать ему БМП, если вдруг попадется среди трофеев. А тут КрАЗ! "Ромео" потом рассказывал: "Сплю себе тихонечко, никого не трогаю, а тут будят и говорят, что нужно куда-то идти и принимать сюрприз от "Панды". Выхожу, а там КрАЗ. А я просил БМП!"

Но в итоге мы полюбили эту машину и даже звали ее "Малышом". А дело в том, что на этих "азовских"* базах нам повезло чуть-чуть обрасти "мясом": шлемы, бронежилеты и все такое. Нам-то выдали шлемы 1939 года и винтовки Мосина. У меня вот автомат более или менее свежий был — 1984 года. Еще с деревянным прикладом. Терпеть не могу пластиковые.

— А вот с ним мы уже подходили к Мариуполю. "Караим" сообщил мне, что я теперь старший группы эвакуации, доставки и перевозки. Дал мне еще двоих: "Ромео" и Серегу "Полтаву". Он, кстати, в 2010 году уехал из Полтавской области, где были проблемы с работой. Пустил тут корни, родил четверых детей. Говорит на украинском суржике, но ему за это никто слова дурного сроду не говорил.

В общем, отбили больницу, станцию переливания крови. Это окраина Мариуполя со стороны Старого Крыма. Полтора квартала. Наши уходят вглубь, занимают сектора, а мы занимаемся эвакуацией раненых. Грузовик-то бронированный. РПГ не выдержит, но "Утес" или сброшенный ВОГ — вполне.

Начинаем мотаться и попадать в разные приключения. Было дело, что пуля в одну бойницу вошла, а через другую вышла. Причем крупный калибр. Может "Баррет", а может еще что-то подобное. Мы тогда "трехсотого" везли.

И тут я начал уставать, поскольку ночами мотался с парнями, а днем — с начальником штаба. Тут и он заметил, что я уже выжат. В первый раз сознание потерял в машине, во второй — когда ждал его с совещания. Стоял у машины, облокотился на капот и "отъехал". Это ж ни поесть, ни поспать не успеваешь. Когда-никогда выпьешь кофе, а так сигареты-сигареты-сигареты. По итогу начштаба отпустил меня заниматься только эвакуацией и подвозом.

— Конечно. И не всегда, к сожалению, это было приятно. Многие, но не все там ждали прихода России. Вплоть до того, что мне приходилось ездить на бампере и смотреть, чтобы мины не положили на дорогу. Потому, что на одну мы наехали, но она, слава богу, оказалась без взрывателя. Потом глянули — заглушка стоит. Да, морда у нашего грузовика — два метра жизни, но угробить такую машину… сам понимаешь.

Ближе к апрелю мы увязли в городских боях. Это улица Итальянская, Институт и проспект Мира. На Итальянской потеряли много хороших пацанов. Там противник держался крепко, но в итоге мы его выбили и погнали аж до железнодорожного вокзала. Там они держались долго, используя вагоны как укрытия. Эта зараза могла проползти, выстрелить и убежать. Плюс 82-й миномет, который использовали довольно умело, и "птички", с которых сбрасывали ВОГи. Мы тогда впервые с этим столкнулись.

Раньше это редкость была. Энтузиасты занимались. Пацаны скидывались на дрон месяцами, покупали и локально кошмарили противника. В войне побеждает тот, кто быстрее приспосабливается. А мы с 2016 года трезвонили: давайте учить ребят, давайте использовать дроны. Никто не слышал.

В Мариуполе мы попали в три засады, из которых могли бы не выбраться. В одной из них грузовик размотало так, что… всю правую сторону. Передние бронестекла можно было рукой шевелить, как желейную массу. Пришлось бросить машину, к которой мы так привязались. Мы ведь ее полностью оборудовали под себя. В ней было все необходимое. Там жить можно было.

Что же до гражданских, то лично я возил их дважды, а после третьего раза зарекся. Там чудак один достал гранату, кричал, что мы "гребаные русские" и "конченые дончане". Я его прикладом стукнул. Пошел на риск. Решил, что падать, в случае чего, буду на гранату. У меня хоть броник, а там люди вокруг с детьми. Три грудничка было и еще пара годовалых. Помню потому, что на себе их выносил из подвала. К счастью, в тот день нам снова повезло.

Стояла задача — максимально вывозить из "серой зоны", чтобы люди не попадали под весь этот замес. Вот мы и вывозили по ночам. Так в обиход вошел термин "цыганское солнце". Это полнолуние. В такие ночи и без фонарика видно.

Таскали лежачих, таскали детей, доставали обезвоженных из подвалов. Хотя бы до больницы их дотянуть, чтобы они там переночевали. А утром их эвакуировали дальше в тыл. Торопились, поскольку внутри было жарко.

Был момент… большая перестрелка, к которой мы подключились. Вытягивали их на свой грузовик, а пацаны их огнем подавляли. В общем, немножко мишенью работали. И в тот день при нас убили семью.

Они пытались пробежать. Сперва с украинской стороны начали стрелять в отца. Его повалило в нашу строну. Было видно, что вся правая сторона корпуса изрешечена. А мать с ребенком убили из подствольника. Она ребенка на руках несла и ВОГ прямо под ноги прилетел. Там все мгновенно. Прозвучит цинично, но они хотя бы не мучились.

Я и до того не слишком верил в конвенции и правила ведения войны, поскольку тоже смотрел видео, на котором нашего пленного пацана бросали на землю, ставили на шею кастрюлю и прыгали на ней, ломая шейные позвонки. Помню, как парнишку на территории, которая была под Украиной, тягали по городку бэтээром за то, что включил гимн на Девятое мая. Отец пытался вмешаться, но его избили и выбросили где-то на трассе. А пацаненок не выжил. Но одно дело знать, а другое — видеть это своими глазами. Тогда я впервые подумал, что у меня пленных не будет.