"Шагнул — и царство покорил!" Как Александр Суворов за счет Польши День народного единства утверждал

Это совпадение естественным образом подтверждает неразрывную и удивительно последовательную связь российской и польской историй: что в России считается победами и триумфом, для Польши является поражениями и позором. И это, увы, естественный процесс для двух государств, которые на протяжении веков с оружием в руках выясняли, кто из них могущественнее и матери-истории более ценен, а значит, и имеет право быть лидером в восточноевропейском регионе.

Так уж и получается, когда два государства спорят за лидерство. Так и случилось, когда после распада Киевской Руси под ударами монголо-татарских орд Польское королевство, уцелевшее благодаря гибели восточных русичей, заслонивших собой Европу от азиатов, вознамерилось и себе отхватить часть попранных земель. И даже успешно что-то себе урвало там, что сегодня называется Галичиной (Западной Украиной).

В 1569 году в Люблине было создано польско-литовское объединенное государство – Речь Посполита, часть элиты которого выбрала своей главной целью покорение и уничтожение соседнего Московского царства, которое в муках и конвульсиях, пароксизме роста и судорогах взросления родилось и набирало силу при первом царе Иване Грозном. Но после смерти его сына – царя Федора Иоанновича в 1598 году свалилось в длительную и кровавую междоусобицу, названную Смутой.

Смутой поляки из Речи Посполитой и воспользовались, чтобы покончить с Московским царством. И им это вполне удалось: в 1610 году они даже провозгласили своего королевича Владислава IV Вазу Государем, Царем и Великим князем всея Руси, а их гарнизон стоял в Московском Кремле, свирепствуя, насаждая католицизм и свои привычки, чем без меры оскорблял москвичей и вообще всех русских людей, которых он высокомерно не считал за людей. За это поляки и поплатились.

В начале ноября 1612 года поляков в Кремле осадило второе народное ополчение под началом князя Дмитрия Пожарского и новгородского старосты Кузьмы Минина. Сначала ополченцы штурмом взяли Китай-город, а потом и вообще вышвырнули ляхов из Кремля.

Так и родился прообраз всенародного праздника -- Дня народного единства. Сначала царь Михаил Федорович уже в 1613 году установил 22 октября (по старому стилю) церковно-государственный праздник в честь Казанской иконы Божией Матери, под сенью которой ополчение сражалось под стенами Новодевичьего монастыря, а затем освобождало Кремль.

Затем в 1649 году его сын царь Алексей Михайлович в память об освобождении Москвы от поляков постановил "праздновать Пречистой Богородице, явлению чюдотворныя иконы Казанския, во всех городех, по вся годы".

В 1818 году указом императора Александра I на Красной площади был установлен памятник "Гражданину Минину и князю Пожарскому" работы скульптора Ивана Мартоса. И до прохода к власти большевиков в 1917 году дату освобождения Москвы от интервентов отмечали официально. При большевиках вплоть до 2005 года, день Казанской иконы Божией Матери был исключительно православным церковным праздником.

В 2004 году стало понятно, что прежний главный праздник 7 ноября – День Октябрьской революции 1917 года -- никак не становится в новой небольшевистской России Днем примирения и согласия. Потому что до сих пор никак не могут примириться те, кто в 1917 году затеял Смуту 2.0 – окончательно похоронил империю и начал гражданскую войну 1918-1921 годов, в которой русских людей погибло от 10 до 17 млн, то есть в разы больше, чем в Первую мировую войну (от 0,5 до 1,7 млн чел).

Затем в сентябре 2004 года Межрелигиозный совет России предложил сделать 4 ноября праздничным выходным днем и отмечать его как День народного единства. В итоге был принят закон, который поправками к Трудовому кодексу России предусматривал отмену праздника 7 ноября и установление новой даты — 4 ноября. 29 декабря 2004 года закон подписал президент Владимир Путин, и 4 ноября стало Днем народного единства, а 7 ноября получило статус памятной даты — День Октябрьской революции 1917 года.

Для Польши и поляков 4 ноября стало началом краха их тупых государственных амбиций и такого же недалекого умственно, но высокомерного русофобского гонора. Уже через 160 лет, в феврале 1772 года Россия, Австрия и Пруссия произвели первый раздел Речи Посполитой, существенно, что называется, на троих общипав ее территориально.

Но амбициозные и гоноровые поляки не успокоились, дергались дальше, досаждали в первую очередь России, задираясь, поднимая восстания и традиционно притесняя православных, и в 1793 году случился второй раздел.

От Речи Посполитой остался маленький огрызок, который все равно не успокоился, и в 1794 году поднял восстание против разделов Польши, которое возглавил Тадеуш Костюшко и прочие мятежные польские генералы и военные.

Больше всего досталось русским войскам. Только в столице Польши 17 апреля (по новому стилю) 1794 года случилась так называемая "Варшавская заутреня" -- резня русского гарнизона и вообще русских. Поляки ударили скрытно и внезапно.

Историк, публицист Александр Бестужев-Марлинский описал это так: "Тысячи русских были вырезаны тогда, сонные и безоружные, в домах, которые они полагали дружескими. Заговор веден был с чрезвычайною скрытностию. Тихо, как вода, разливалась враждебная конфедерация около доверчивых земляков наших. Ксендзы тайно проповедовали кровопролитие, но в глаза льстили русским. Вельможные паны вербовали в майонтках своих буйную шляхту, а в городе пили венгерское за здоровье Станислава (Понятовского, тогдашнего польского короля – Авт.), которого мы поддерживали на троне. Хозяева точили ножи, — но угощали беспечных гостей, что называется, на убой; одним словом, все, начиная от командующего корпусом генерала Игельстрома до последнего денщика, дремали в гибельной оплошности.

Знаком убийства долженствовал быть звон колоколов, призывающих к заутрене на светлое Христово воскресение. В полночь раздались они — и кровь русских полилась рекою. Вооруженная чернь, под предводительством шляхтичей, собиралась в толпы и с грозными кликами устремлялась всюду, где знали и чаяли москалей. Захваченные врасплох, рассеянно, иные в постелях, другие в сборах к празднику, иные на пути к костелам, они не могли ни защищаться, ни бежать и падали под бесславными ударами, проклиная судьбу, что умирают без мести. Некоторые, однако ж, успели схватить ружья и, запершись в комнатах, в амбарах, на чердаках, отстреливались отчаянно; очень редкие успели скрыться".

Это жутко даже читать. Но кровавя заутреня предопределила то, что случилось потом: русские не собирались ничего прощать коварным и подло тихушным полякам.

После Варшавской заутрени восстание распространилось по всей Польше. И российская императрица Екатерина II, страшно осерчав на поляков за резню, поручила разобраться с ними графу Петру Румянцеву-Задунайскому, своему лучшему на то время полководцу. Тот отказался, сославшись на нездоровье (он действительно умер через два года), и командовать подавлением восстановления назначили его подчиненного -- генерал-аншефа Александра Суворова.

Он был в это время в Очакове, но узнав о назначении только и сказал: "Пойдем и покажем, как бьют поляков!" Он уже драл поляков в хвост и гриву во время восстания и войны 1769-1772, приближая первый раздел Речи Посполитой, и потому знал, что говорил и чего стоят поляки на полях сражений. На той войне он получил свое первое генеральское звание – начал кампанию бригадиром, а закончил генерал-майором.

И сейчас Суворов разобрался с поляками уверенно и быстро, распыляя до ничтожества все встречающиеся ему по пути части восставших панов и везде строжайше приказывая "нигде при переходе местечек, деревень и корчм ни малейшего разорения не делать, пребывающих спокойно щадить и нимало не обидеть, дабы не ожесточить сердца народа и притом не заслужить порочного названия грабителей".

Так он и подошел 4 ноября 1794 года к Праге – предместью Варшавы на правом берегу Вислы. Силы были не равны, причем в пользу поляков. У Суворова было около 25 тысяч солдат и офицеров и 86 орудий, среди которых не оказалось ни одного осадного. Поляков, хорошо укрепивших Прагу за месяцы, прошедшие после начала восстания, было 30 тысяч и 106 артиллерийских орудий.

Но поляки забыли, что Суворов – это Суворов. Он издал приказ: "Идти в тишине, ни слова не говорить; подойдя же к укреплению, быстро кидаться вперед, бросать в ров фашинник, спускаться, приставлять к валу лестницы, а стрелкам бить неприятеля по головам. Лезть шибко, пара за парой, товарищу оборонять товарища; коли коротка лестница, — штык в вал, и лезь по нем другой, третий. Без нужды не стрелять, а бить и гнать штыком; работать быстро, храбро, по-русски. Держаться своих в середину, от начальников не отставать, фронт везде. В дома не забегать, просящих пощады — щадить, безоружных не убивать, с бабами не воевать, малолетков не трогать. Кого убьют — царство небесное; живым — слава, слава, слава".

И повел своих солдат на приступ и на штурм. Он опять повторил свое требование о милосердии к противнику, но русские солдаты помнили о Варшавской заутрене и не хотели знать пощады в отношении поляков.

О том, что случилось потом с повстанцами и с мирными жителями предместья Варшавы, русский генерал-очевидец Иван фон Клуген позже вспоминал: "…Ружейный огонь запылал на всей линии, и свист пуль слился в один вой. Мы пробирались по телам убитых и, не останавливаясь ни на минуту, взобрались на окопы. Тут началась резня.

Дрались штыками, прикладами, саблями, кинжалами, ножами — даже грызлись! Лишь только мы взлезли на окопы, бывшие против нас поляки, дав залп из ружей, бросились в наши ряды. …Поляки мало сказать, что дрались с ожесточением, нет — дрались с остервенением и без всякой пощады… В жизни моей я был два раза в аду — на штурме Измаила и на штурме Праги…

…В нас стреляли из окон домов и с крыш, и наши солдаты, врываясь в дома, умерщвляли всех, кто им ни попадался… Ожесточение и жажда мести дошли до высочайшей степени… офицеры были уже не в силах прекратить кровопролитие… У моста настала снова резня. Наши солдаты стреляли в толпы, не разбирая никого, — и пронзительный крик женщин, вопли детей наводили ужас на душу. Справедливо говорят, что пролитая человеческая кровь возбуждает род опьянения. Ожесточенные наши солдаты в каждом живом существе видели губителя наших во время восстания в Варшаве. "Нет никому пардона!" — кричали наши солдаты и умерщвляли всех, не различая ни лет, ни пола".

Месть пожала свои страшные плоды. Потом поляки оценили свои потери в более чем 28 тысяч человек. Причем людей с оружием погибло от 12 до 15 тысяч, остальные – мирные жители.

После этого Суворова в Польше и затем во всей Европе назвали "живодером" и "мясником". Но дело свое он сделал. Во-первых, уже на следующий день Варшава пала и принесла ему ключи от города, а русские войска при этом потеряли всего 580 человек убитыми и 1500 – ранеными.

Потому что Суворов – генерал русских войск. Как написал тогда Гаврила Державин о нем, "шагнул — и царство покорил"! А императрица сделала его фельдмаршалом, скромно заметив, что не она, а он "сам произвел себя своими победами в фельдмаршалы, нарушив старшинство". Это достойно!

Во-вторых, Суворов спас Варшаву от повторения пражских событий – приказал взорвать мосты через Вислу и поставил везде караулы, чтобы предотвратить повторение резни.

В то время как предводитель польского восстания упомянутый Костюшко уже тогда ставил совсем другие "караулы" -- заградотряды позади своих войск. Еще до Варшавы Суворов разбил Костюшко у Бреста, и поляк отдал приказ: "Чтобы во время битвы часть пехоты с артиллериею всегда стояла позади линии с пушками, заряженными картечью, из которых будут стрелять в бегущих. Всякий пусть знает, что идя вперед, получает победу и славу, а подавая тыл, встречает срам и неминуемую смерть".

Вот такая вот, значит, борьба за "свободу ойчизны" по-польски и по-шляхетски. И все равно не помогло. Результатом взятия Варшавы стало подавление восстания и третий раздел Польши в 1795 году, после которого она исчезла до 1918 года, а императрица Екатерина II из трона польских королей сделала себе, извините, стульчак. Это мощный троллинг на все времена!

Ну а для русских 4 ноября 1794 года 230 лет назад было праздником в честь Казанской иконы Божией Матери, а сейчас вот совпало с Днем народного единства. И невольным предупреждением и нынешней Польше, которая после пережила еще два раздела – в 1815 и 1939 годах (после Наполеона Бонапарта и при Адольфе Гитлере) -- и сейчас опять заходится в лютой русофобии и говорит, что готова воевать с Россией. А не надо трогать русских. Пусть они празднуют свой День народного единства.

Как говорится, не буди лихо, пока оно тихо. Не только поляков это касается…