Журналист Юрий Алексеев: В Латвии нас сажают в тюрьмы

Оппозиционный латвийский журналист Юрий Алексеев, которому грозит до 15 лет тюрьмы за его профессиональную деятельность, сбежал в Белоруссию, где попросил политическое убежище. В эксклюзивном интервью изданию "Украина.ру" он рассказал о своем деле и других политически-мотивированных преследованиях в Латвии.
Подписывайтесь на Ukraina.ru
— Юрий, почему из Латвии бегут оппозиционные журналисты?
— Нас судят и сажают. Сажают за нашу профессиональную деятельность. Сейчас, если мне не изменяет память, уголовные дела возбуждены против 17 латвийских журналистов. Последняя статья, которую мне вменили, — нанесение вреда Латвийской республике по предварительному сговору группой лиц. Это от 5 до 15 лет тюрьмы. Признаюсь, хотелось побороться, но это борьба с ветряными мельницами. Наши правоохранительные органы и суды сошли с ума, совершенно сдурели. От них невозможно добиться никакой правды. И вот я принял непростое решение уехать в Белоруссию, сбежать и попросить политического убежища.
— Расскажите о вашем журналистском пути в Латвии. Как вы пришли к уголовному делу?
— Вообще-то я радиоинженер. Но в начале 90-х годов, когда латыши распилили на металлолом мое любимое конструкторское бюро "Радиотехника", я переквалифицировался в журналиста.
Ну и вот 30 с лишним лет работал журналистом, был главным редактором газеты "Бизнес&Балтия", был главным редактором двух журналов, вел передачу на телевидении. А 7 лет назад меня взяла наша Полиция безопасности. Возле дома налетели на меня три поросенка, килограммов по 120 каждый, скрутили меня, такого уже немолодого человека, и началось.
Вменили мне статью за разжигание национальной ненависти. Якобы я в интернете со своего IP-адреса написал за месяц несколько сотен комментариев с призывами убивать латышей. Я предполагаю, что кто-то подключился к моему Wi-Fi, и в течение месяца накатал на разные сайты под разными псевдонимами совершенно криминальные комменты. Сам-то я наполовину латыш, у меня мама латышка, у меня дед латышский стрелок — как я могу призывать убивать латышей, если это моя родня?
Тем не менее суды всех трех инстанций решили, что писал я. Ладно, за это мне назначили год и два месяца лишения свободы и я готов был их отсидеть, хоть и не делал ничего из того, в чем меня обвинили. Но они возбудили против меня второе дело, по которому в конце октября как раз должен быть приговор. А там от пяти до пятнадцати. Статья называется так: "Наненсение вреда Латвийской республике группой лиц по предварительному сговору".
— И какой же вред вы нанесли?
— А такой, что мы с друзьями, Петей Погородним и Димой Сустретовым, еще в далеком 2011 году организовали дискуссионный сайт IMHOclub. Он никогда не нарушал закон, там публиковались многие известные люди. Это была серьезная дискуссионная площадка, она хорошо модерировалась. Именно поэтому у нас выступали министры, президент Латвии. Но в 2018 году полиция безопасности решила, что сайт нанес вред Латвийской республике и за это нас с Петей и Димой надо посадить на срок от пяти до пятнадцати лет. Мы же группа лиц и действовали по предварительному сговору.
— А вред-то какой?
— Не знаю, вред и всё. Сейчас будет решаться, судить меня заочно или допустить к слушаниям по видеосвязи. Я, конечно, по видеосвязи хотел бы поприсутствовать, чтобы как минимум узнать, о каком вреде идет речь. Мне самому любопытно. Но проверять это, сидя в латвийской тюрьме, мне уже не хочется. Сами понимаете, мне 65 лет, если мне дадут семь-восемь лет, вряд ли я выйду из тюрьмы, иначе как ногами вперед. Так что три дня назад я решил катапультироваться из Латвии и уехал в солнечную Белоруссию, где попросил политического убежища.
— Что будет с вашими так называемыми подельниками?
Петр еще три года назад катапультировался в Россию, он в Москве живет. С Дмитрием сложнее. Он больной человек, у него больное сердце. Мы ему несколько лет назад собирали на операцию по замене сердечного клапана и клапан плохо прижился. Поэтому он не может убежать. Он плохо ходит даже. Но, поскольку Дмитрий принимал в нашем проекте участие только как модератор, я надеюсь, что у него как-то все обойдется, может, условный дадут.
— Удивительно, сколько в таких маленьких прибалтийских республиках людей попало под каток политических репрессий. Вы следите за делами других политзаключенных?
— Не только слежу, но и переписываюсь с ними. Мы держимся более или менее вместе, стараемся помогать друг другу, собирать деньги на адвокатов.
Тема русофобии в Латвии ведь не вчера появилась., а еще в конце прошлого века, в конце 80-х годов, во время перестройки и разнообразных народных фронтов. Я же прекрасно понимаю латышский язык, и я знаю, о чем они говорят. А сейчас, когда началась война на Украине, им открыли шлюзы. До этого они как-то старались держаться в цивилизованных рамках, а сейчас им можно всё.
Месяц назад в тюрьме умер бывший полицейский Олег Бурак. Его обвинили в шпионаже. В обвинении указано, что неизвестно когда и неизвестно что, но что-то очень секретное, он передал неизвестно кому, но точно представителю России.
Но Бурак с 2011 года на пенсии, он никаких секретов не знал и знать не мог. Шпионов не установили, что передал — не понятно. Просто он несколько раз ездил в Россию к родственникам и за это получил 15 лет. А месяц назад Бурак, довольно крепкий мужик тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года рождения, умер в тюрьме.
— Говорят, что ему мстили из-за его антикоррупционных расследований.
— Да, Бурак вскрыл воровство на каком-то полицейском программном обеспечении на несколько сотен тысяч. И ему отомстили, уморили человека.
— Получается, под рассказы о шпионаже, о работе на российскую разведку, просто сводят счеты с неудобными людьми?
— В общем-то, да. Со мной начали сводить счеты еще в 2016 году. Я съездил тогда в Донецк и опубликовал несколько репортажей, по-моему, восемь. После этого меня вызвали в полицию безопасности на беседу. Для начала. На столе у следователя лежала бумажка с вопросами на русском языке. Я пошутил: говорю, это что, полиция безопасности в Латвии перевела делопроизводство на русский язык? Он говорит, нет, это вопросы, заданные спецслужбой дружественной нам страны. Я говорю, наверное, Монголии. Он — да, да, Монголии. А вопросы были такие: с кем я в Донецке встречался, виделся ли я с руководителями ДНР и т.д.
— "Дружественная страна", я так понимаю, тоже ведет делопроизводство на русском языке?
— Как минимум, между собой они общаются по-русски. Это язык международного общения спецслужб. Так вот, сначала меня вызвали на беседу, а потом арестовали. Сидел я недолго, но зато очень хорошо — ко мне подсадили наркомана в ломке. Сами понимаете, что такое сидеть в камере в шесть квадратных метров с таким персонажем. Специально это сделали, чтобы меня уработать. Но, видите ли, мой отец-фронтовик прошел от Днепра до Берлина, гены я от него унаследовал и меня трудно поломать.
— Как пресса в Латвии реагирует на вот подобное? В целом все понятно, но есть ли хоть кто-то, кто хотя бы пытается посмотреть на ситуацию объективно?
— Латышская пресса называет меня прокремлевским активистом, путинистом и радуется, что наконец-то упаковали Алексеева. А русская пресса в Латвии молчит. Она боится. Когда меня начали прессовать, я, будучи известным журналистом, звоню моему приятелю, председателю Союза журналистов Латвии Юрису Пайдерсу и прошу как-то отреагировать. А он говорит, ну, понимаешь, Юра, вот когда суд решит... Подожди, неужели организация не может хотя бы мнение высказать, озабоченность, хоть что-то? Нет, мы подождем суда.
— А что местная русская община, политики?
— Их всех запугали, и они все сидят тихо, как мыши. Лично тебе, конечно, позвонят и посочувствуют. Но официальная реакция… Сейчас это не принято, да и опасно вообще-то. Русский союз Латвии (РСЛ), по сути, закрыт. Партию лишили банковского счета, нет финансирования, нет возможности собрать пожертвования, ничего нет. Татьяна Жданок живет в Брюсселе, против нее тоже уголовное дело завели. То есть РСЛ — это практически неработающая организация. Сил у них нет, депутатов нет, никакого влияния ни на кого оказать не могут.
— Как тогда люди защищаются? Ведь иногда бывают и успешные случаи. Та же Таня Андриец уже не сидит. Уголовное дело все еще открыто, но она хотя бы не в СИЗО.
— Защищаются, собирая деньги на адвокатов. А то, что Таня не сидит — это, конечно, хорошо, но она ходит под статьей, по которой можно получить до пожизненного. И при этом она без паспорта, то есть не может никуда уехать. Таня училась в Санкт-Петербургском государственном университете и писала в Телеграм-канал "Антифашисты Прибалтики" заметки о том, как можно студентам из Латвии поступить в российские вузы. Ничего незаконного или угрожающего латвийской нацбезопасности.
Но канал "Антифашисты Прибалтики" был признан экстремистским, поэтому, когда Таня из Питера приехала на Новый год к маме, ее приняли и продержали в тюрьме 8 месяцев. Там ей, в июне позапрошлого года, исполнился 21 год. В итоге из СИЗО выпустили, но дело не закрыто. У девочки отобрали паспорт и выдали бумажку, с которой она может передвигаться по Латвии, но ночевать должна дома и отмечаться в полиции. А ей бы надо сбежать, потому что они ее в покое не оставят. Но я не знаю, как.
— Срок до пожизненного только лишь за заметки в интернете, каковы бы они ни были, — это что-то запредельное. И при этом страна находится в Евросоюзе.
— Это не имеет никакого значения. Внутри каждой из стран ЕС действуют свои законы. Что касается пресловутого Европейского суда по правам человека, то многие не в курсе, что он не разбирает дела по существу. Туда можно пожаловаться, допустим, если я не курящий, а меня посадили в камеру с курильщиками. По какому-то подобному поводу я могу написать жалобу в ЕСПЧ и лет через 10 получу компенсацию в 200 евро. ЕСПЧ — это фикция. Все решается в национальных судах. Вот по первому моему делу у меня лежит приговор Верховного суда и там внизу написано: приговор окончательный, обжалованию не подлежит. Все, дальше иди в тюрьму.
— А что судьи? С политическим заказом все понятно, но внутреннее же осознание того, что они ставят свои подписи под незаконными решениями, должно быть? Политиков завтра переизберут, и мы их больше не увидим, с них взятки гладки. А на бумаге стоит подпись конкретного судьи. Они не боятся ответственности в будущем?
— По моему первому делу приговор выносили так: заседание суда, значит, речь прокурора, речь адвоката, мое последнее слово, судьи удаляются на совещание и через 15 минут приносят приговор на 15 страниц.
— Составленный заранее…
— Конечно заранее. Судьи — молодые женщины, лет по 25-40, а глаза у их пустые, как пивные пробки. Ты им можешь говорить, что угодно, любые аргументы приводить, а взгляд не меняется. Я даже заказал независимую экспертизу, филологи разобрали мои комментарии и пришли к выводу, что это писал не Алексеев, потому что написано неграмотно. И скорее всего это писал человек, у которого русский язык не родной. Казалось бы, ну вот, что еще нужно? Нет, судьи это не приняли во внимание. Ладно, назначьте государственную экспертизу. Нет, отказано. И в апелляции тоже отказала, и третья инстанция. Ну и как судиться с такими? Никак.
— Сложилась ли в Латвии группа адвокатов, которые берутся за подобные дела и знают, как их вести?
— У нас на всю Латвию два таких адвоката, и они очень перегружены. Два адвоката, потому что на политических делах не заработаешь. Это тебе не экономическая свара между бизнесменами. А с нас, журналистов, что взять? Почасовая оплата по самому минимальному тарифу — вот и все. Мы же нищие, как церковные мыши.
— А как же Кремль, который вам миллионы платит за ваши все агентурные дела? Так ведь говорят обвинители.
— Кремль? Да-да-да, все правда. Есть организация при российском МИДе — Фонд защиты прав соотечественников. По моему первому делу она помогла мне с адвокатом — выдала грант в 4,5 тысячи евро. Но сейчас все это невозможно, потому что у нас же чуть ли не горячая война с Россией. Так что сейчас только пожертвования друзей. Ситуация крайне тяжелая.
Об одном из ярчайших политических дел в Прибалтике — в материале "Дело Татьяны Андриец. 22-летняя студентка угрожает латвийской государственности".
Рекомендуем