Хотя на самом деле к тому времени известное на всю Россию учебное заведение, работавшее в формате полноценного вуза, в Одессе уже было, просто университетского статуса оно не имело. Называлось оно Ришельевский лицей.
«В письме вашем вы требуете, чтобы я сказал мое мнение о лицее, — писал еще в 1818 году историку Александру Тургеневу поэт Константин Батюшков. — Скажу вам по совести: лицей есть лучшее украшение Одессы, точно так, как Одесса — лучший город после столиц».
В появлении Ришельевского лицея значимую роль сыграли, как в принципе и в становлении Одессы как таковой, французы.
Во-первых, свое имя он получил в честь легендарного генерал-губернатора Новороссии и Бессарабии Эммануэля дю Плесси Ришелье. Во-вторых, открывал его действующий на тот момент новороссийский генерал-губернатор Александр Ланжерон.
В третьих, своему появлению и становлению лицей обязан такой уникальной личности, как аббат Шарль Доминик Николь — французский эмигрант-роялист, открывший в конце 18 века в столичном Санкт-Петербурге престижный пансион для мальчиков, быстро снискавший добрую славу. Равно, как и его учредитель — репутацию человека всесторонне образованного, а главное, очень доброго по отношению к детям и всецело преданного своему делу.
Однако в начале 19 века пансион переживет эпидемию, будет закрыт, а после его создатель, изможденный климатом Северной столицы, оставит ее и переберется в Москву, но и там не найдет себе должного применения из-за господствовавших в послевоенном и разгромленном городе антифранцузских настроений. У него появится проект по созданию учебного заведения в теплой приморской Одессе, но, не веря в успех своей затеи, аббат уж было соберется вернуться на историческую родину, где состоялась реставрация монархии.
И тут очень вовремя с донесением к государю Александру Первому обратится министр просвещения, граф Разумовский:
«Известный с давних лет в столице аббе Николь, посвятивший себя с самого приезда в Россию воспитанию юношества, для чего содержал здесь долгое время пансион, человек отличный как знаниями, так и нравственностью, по предписанию дюка де Ришелье сочинил и представил мне проект предполагаемого нового училища в Одессе. Жалко было бы потерять случай весьма необыкновенный… ибо все устроение сего, можно сказать, единственного в роде своем воспитательного института никаких издержек от казны не требует».
Последнее обстоятельство, возможно, и стало бы решающим при принятии окончательного решения, но, когда лицей был открыт, уже 15 мая специальным Указом на его содержание стало выделяться по 2,5 копейки серебром с каждой четверти пшеницы, вывозимой за рубеж.
В Одессу потянулись отпрыски именитых семей, посетивший же учебное заведение Александр Первый настолько остался доволен увиденным, что пожаловал Николя орденом св. Анны Второй степени с бриллиантами. Правда, в итоге, вступив во вполне ожидаемый конфликт с православным духовенством, аббат всё-таки покинет Россию. Ну а его детище к 1837 году станет полноценным высшим учебным заведением, правда, формально не имевшим этого статуса.
В Ришельевском лицее преподавали римскую словесность, историю правоведения, русское законодательство и практическое судопроизводство, а также философию, русскую словесность, историю, статистику, богословие, церковную историю и церковное право.
В начале 40-х годов там было открыто более прикладное камеральное отделение, где изучались архитектура, российская юриспруденция, физика и физическая география, естественная коммерция и финансы, естественная история, химия, политэкономия, торговля, технология и сельское хозяйство.
Занятия вели приглашенные профессора, лицейская библиотека не уступала многим вузовским.
Одному из первых идея о преобразовании лицея в университет пришла в голову попечителю Одесского учебного округа, основоположнику русской военно-полевой хирургии Николаю Пирогову. И в этом его поддержал Новороссийский генерал-губернатор Александр Строганов.
Но за нее еще предстояло побороться.
На самом деле то, что дальний юг России — Новороссия — нуждается в собственном полноценном университете, в Санкт-Петербурге понимали, но долгое время не могли определиться с городом: Таганрог, Николаев, Одесса?
Так, интересы Николаева — в то время соперника Южной Пальмиры — не только в вопросе расположения главного в регионе вуза отстаивал или, как говорят нынче, лоббировал министр внутренних дел Петр Валуев — тот вообще предлагал преобразовать Ришельевский лицей в Высшее техническое или сельскохозяйственное учебное заведение.
Но дело решил случай: когда летом 1861 года царь был в Одессе, от лица горожан ему было подано прошение об учреждении университета. Александр Второй отнесся к документу внимательно, думал «недолго» — всего год, и уже в июне 1862 года было дано соответствующее разрешение. Ну а через каких-то еще три года, как говорилось выше, уже при новом попечителе Одесского учебного округа Адаме Арцимовиче, 1 (13) мая состоялось освящение Императорского новороссийского университета.
Само собой в мае на учебу никто не пошел, и университет, как это принято говорить, распахнул двери только 7 (19) сентября. Первоначально в нем было только три факультета — историко-филологический, физико-математический и юридический, который стал самым популярным. И только спустя практически четыре десятилетия, в 1900 году, там появился четвертый — медицинский (анатомический корпус открыли только в 1903 году).
При вузе работали унаследованная им от Ришильевского лицея библиотека, включавшая 12 тыс. 400 наименований книг в 28 505 томах, архив которой со временем был расширен до 15 тыс. томов, Палеонтологический и Зоологический музеи, Ботанический сад, Астрономическая обсерватория. И, конечно же, своя церковь.
При вузе действовали Новороссийское общество естествоиспытателей, Юридическое общество и Историко-филологическое общество, Одесское библиографическое общество, издавались «Записки Императорского Новороссийского Университета», регулярно проводились научные съезды.
Самое интересное, что еще до того, как в Санкт-Петербурге определились с местом, где должен находиться будущий «южный» университет, херсонское и бессарабское дворянство уже сделало соответствующий взнос в его фонд. Так, согласно историческому документу «исчисленную по временному штату сумму» в 167 тыс. рублей «за исключением из оной 8 тыс. 112 рублей» пожертвований полагалось выделить на обустройство учебного заведения. И в дальнейшем, поскольку из бюджета империи на учебно-вспомогательные структуры выделялось не более 8% от общего университетского бюджета, вуз во многом существовал за счет меценатов. И даже самих преподавателей.
Так, перешедший туда по приглашению Пирогова физиолог Иван Сеченов передал полагавшиеся ему для переезда 500 рублей на оборудование физиологического кабинета, а ботаник Лев Ценковский на личные средства оборудовал Ботанический кабинет. Последний попросил у Варшавского учебного округа растения для Ботанического сада и получил оттуда три сотни различных видов.
В 1901 году серьезное пожертвование — 75 тыс. рублей — на учреждение детской клиники при медфакультете сделали княжна Абамелек, за что лечебное заведение было названо в ее честь. А еще в 60-е годы в дар от Одесского приказа общественного призрения Императорский новороссийский университет получил «остатки допотопного животного, найденные в Одессе при постройке заведений, подведомственных Приказу, и хранившиеся с давнего времени в его кладовой».
Так, совместными стараниями государства и добрых и щедрых людей, одесситов и не только, ученых и обывателей, жил и развивался университет Южной Пальмиры.
Среди ученых, прибывших по призыву Пирогова в Императорский новороссийский университет, был и окончивший с золотой медалью Харьковскую гимназию, поработавший в научных лабораториях Германии и Италии биолог, будущий основатель русской школы микробиологов 22-летний Илья Мечников. Молодого человека взяли доцентом кафедры зоологии. И уже через два года за серию работ по сравнительной эмбриологии он получил совестно с профессором Александром Ковалевским престижную премию Карла Бэра.
После убийства Александра Второго власти начали закручивать гайки, давить на подверженную революционным веяниям молодежь и «прогрессивных» преподавателей, даже если те никакой склонности к революционной деятельности не проявляли.
«Власти… продолжали преследовать без разбора, — вспоминал Мечников. — Положение профессоров, которые и не имели ничего общего с противоправительственными направлениями, но не видели необходимости в тех преследованиях, стало буквально нестерпимым».
В знак протеста он и еще ряд его коллег из преподавательского состава оставили университет, впоследствии он открыл в Одессе частную лабораторию, где продолжил исследования, а затем и первую русскую бактериологическую станцию для борьбы с инфекционными заболеваниями. Мог ли этот человек, уехавший еще в 80-е из России подальше от революционных бурь и вполне себе «реакционно» предлагавший Витте убивать революционеров тысячами, чтобы не допустить смуты, и умерший за год до гибели империи, предположить, что в 1944 году новая власть присвоит одесскому вузу его имя?
Тем не менее вуз, перестав быть «императорским» и «новороссийским», а став, как это заведено в нынешней Украине, «национальным», носит имя русского биолога и по сей день.
И это, конечно, внушает надежду, что связь времен не истончится окончательно.