1917 год: киевляне за "единую неделимую Россию"

Февральская революция в Киеве прошла абсолютно мирно. Но настроение у многих русских киевлян было подавленное: по улицам ходили многотысячные украинские, польские и еврейские демонстрации, был демонтирован памятник Столыпину, всё русское подвергалось преследованию и поношению. Даже бело-сине-красный флаг был фактически под запретом.

Из своеобразной спячки и апатии русских киевлян вывели события, произошедшее 13 мая 1917 года. В этот день в Киеве состоялась демонстрация русских гимназистов под монархическими лозунгами — единственная монархическая демонстрация на всей территории Российской державы (уже не империи, но еще не республики).

Позднее в своих воспоминаниях известный киевский деятель, депутат Государственной думы и редактор "Киевлянина" Василий Шульгин назвал монархическое выступление гимназистов "безрассудно смелой и безрассудно глупой проделкой".

Сначала демонстрацию хотели приурочить к встрече французской делегации, но представители украинских и еврейских партий, также участвовавшие в чествовании союзников по Антанте, заявили, что они сорвут мероприятие, если на нем появится русская символика.

Демонстрация была согласована с милицией, и поэтому ожидалось, что она пройдет без особых происшествий — с лозунгами в поддержку Временного правительства и о войне до победного конца.

Но всё пошло не так, как задумывалось изначально.

Одной из организаций, планирующей участвовать в шествии, был Южнорусский союз молодежи (ЮРСМ). Создателем и председателем его был 15-летний гимназист Борис Всеволодович Соколов. Он родился 8 июля 1901 года в семье действительного статского советника. В 1917 году он учился в седьмом классе Коллегии Павла Галагана.

Весной 1917 года Борис Соколов объединил вокруг себя группу русской молодежи, из которой и образовался ЮРСМ. Одно из первых воззваний Союза гласило: "Высоко в древнем Киеве подняли мы наше национальное трёхцветное знамя. Дружно объединились мы на борьбу за истинную свободу великого русского народа. И теперь, когда перед нами стоит грозный призрак грядущей анархии, мы призываем всех, любящих свою родину, присоединиться к нам, поддержать ЮРСМ в трудной борьбе за великую, единую, свободную Россию".

Организация с самого начала заявила о себе как о монархической, правда, с той оговоркой, что она выступала за конституционную монархию.

Утром 13 мая участники шествия стали собираться на Михайловской площади. Члены ЮРСМ первоначально хотели написать на плакате "Царь, свобода и закон", но затем передумали и написали "Конституционная монархия". Кроме того, у них был и второй плакат с надписью "Единая неделимая Русь".

Екатерина Шульгина, жена Василия Шульгина, в те дни находившегося в Петрограде, испугалась, что из-за деятельности "соколят" манифестация может быть сорвана, и поэтому попыталась убедить убрать "монархический" плакат, угрожая тем, что в обратном случае "Киевлянин" больше не будет давать место для объявлений ЮРСМ.

Плакат был убран, но вскоре ситуация вышла из-под контроля: оказалось, что юнкера одного из училищ зачем-то принесли не только русские флаги, но и один "жовто-блакитный" с надписью: "Хай живе вiльна федеративна республіка!". Возмущенный Соколов заявил, что тогда и ЮРСМ понесет все свои плакаты.

Сотрудники милиции с целью недопущения беспорядков приняли решение разделить демонстрацию на две части: вперед пустить "монархистов", а через некоторое время после них и всех остальных. Впрочем, вскоре две группы смешались.

Позже Соколов утверждал, что в его "монархической" колонне шло 350 человек. Киевские левые газеты писали про 200 человек в "монархической" колонне (с учетом родителей учащихся, идущих вместе с ними) и около 250 во второй, шествующей только с русскими флагами. Ядро "монархической" колонны состояло примерно из 50-60 членов ЮРСМ.

Левая и либеральная пресса позже утверждала, что к колонне присоединились "союзники" (т.е. члены Союза русского народа) с нагайками (!), что выглядит явным преувеличением. Впрочем, по ходу шествия к колонне действительно присоединялись посторонние люди.

Реакция публики была разнообразной: одни приветствовали колонну с восторгом, бросали цветы, какая-то женщина крестилась и говорила: "Слава Тебе, Господи, наконец-то наши!" Другие же, в основном революционно настроенные солдаты и рабочие, реагировали негативно, угрожали расправой, выкрикивали ругательства.

Недалеко от Думской площади (ныне — Майдан незалежности) группа солдат с криками "Не допустим контрреволюции!" бросилась к колонне, желая отобрать и порвать "монархический" плакат. Члены ЮРСМ и другие участники шествия окружили плакат со всех сторон и отбивались от нападавших. Подоспевшая милиция развела враждующие стороны, и конец демонстрации прошел мирно.

В итоге практически никто не пострадал, если не считать ссадин и ушибов, и всего лишь один кадет был сильно избит.

Обстановка в городе после окончания шествия была напряжённой — прошел слух, что вскоре начнется еврейский погром. Вместо этого толпа из нескольких сотен солдат отправилась громить гимназию Стельмашенко, в которой, по их сведениям, были спрятаны "монархические" плакаты. Предотвратить разгром гимназии удалось лишь благодаря активным действиям начальника милиции Лепарского.

Левые газеты обвинили в случившемся инциденте "черносотенцев". Сотрудник социалистической "Киевской мысли" В. Чаговец отмечал, что произошедшее — преступление, и требовал установить тех, по чьей инициативе появились на шествии контрреволюционные лозунги.

Совет рабочих депутатов в своем заседании отметил, что контрреволюционные демонстрации недопустимы, и потребовал от Исполнительного комитета общественных организаций принятия самых решительных мер.

Киевский исполком предоставил поручику Лепарскому чрезвычайные полномочия по производству обысков и арестов "для предотвращения контрреволюции и анархии".

Екатерина Шульгина вспоминала, что "из Киева полетели телеграммы в Москву и Петроград о том, что вот здесь устроена была "черносотенная манифестация", которой руководила жена члена Государственной думы и её Комитета такая-то… Василия Витальевича засыпали со всех сторон вопросами. Он, разумеется, ни о чём понятия не имел…"

В петроградских и московских газетах вышли посвященные демонстрации заметки с показательными названиями — "Тёмные силы", "Союзники" и "Вылазка черносотенцев".

Московское "Утро России" даже направило своего специального корреспондента к Соколову, чтобы получить информацию из первых рук. Борис заявил, что "мы выступили, желая показать, что жива национальная идея. Нашлось много сочувствующих, нас засыпали цветами, окружили тесным кольцом".

Шумное обсуждение инцидента продолжалось несколько недель, но постепенно новые события отодвинули историю с "монархической демонстрацией" на второй план. Борис Соколов отделался выговором, вынесенным ему Правлением Коллегии Павла Галагана.

В дальнейшем попыток повторить монархическую демонстрацию не было.

Шульгин, считавший такие выступления опасными и политически вредными, попросил молодежь не накалять обстановку в условиях продолжающейся войны с Германией:

"Вы показали, что опасности для себя вы не умеете бояться. Но мы должны бояться за Россию и ради нее сознательно, по собственной воле, не будем осложнять положения".

Южнорусский союз молодежи будет и в дальнейшем активно участвовать в жизни города, усилия гимназистов-агитаторов сыграют немалую роль в том, что Шульгин будет избран депутатом Украинского учредительного собрания, получив более 30% голосов киевлян (в то время как занявший второе место Украинский блок наберет чуть больше 20%). Летом 1918 года ЮРСМ станет одним из организаторов молебнов в память о расстрелянном Николае II.

Осенью того же года многие из участников "монархической демонстрации" запишутся в добровольческие дружины, желая защитить свой родной город от нашествия украинской армии Петлюры, а затем продолжат борьбу в рядах белых армий.

В 1920 году, после поражения белых, Борис Соколов эвакуировался из Одессы в Югославию. Окончив Белградский университет, он работал учителем в гимназии сначала в городе Хрватска-Костайница в Хорватии, а затем в Мариборе в Словении. Был председателем Русской матицы в Мариборе, занимался организацией местной русской культурной и общественной жизни. В 1941 году Борис Соколов был мобилизован в югославскую армию, после ее поражения работал в контакте с партизанами. В 1945 году вернулся в свою гимназию. Много и усердно трудясь, он подорвал здоровье и был вынужден в 1953 году уйти в отставку. До самой своей смерти он писал стихи.

Вот одно из его стихотворений, напечатанное в 1925 году в сборнике "Благовест":

"Когда под гнётом дум печальных и тревожных

Широкий благовест родных колоколов".

Скончался экс-председатель Южнорусского союза молодежи и организатор киевской "монархической демонстрации" Борис Всеволодович Соколов в 1959 году.

Сложно не поразиться иронии судьбы и извилистости исторического процесса: единственное во всей России относительно массовое публичное выступление монархистов в революционном 1917 году состоялось не где-либо, а в Киеве, и закончилось оно дракой именно на том месте, где сегодня находится Майдан незалежности.