"Я думал, не доживу до утра". Харьковчанин рассказал, как прокололся на "палянице" и флаге СССР

Одна из них ─ то, что еще до Майдана, в октябре 2013 года, Андрей приехал в Липецк на заработки и с тех пор его жизнь была больше связанна с Россией, чем с Украиной.

Теперь Андрей в России женился. Свою любовь он нашел в одном из пунктов временного размещения беженцев (ПВР) в городе. Сегодня они с женой Аней воспитывают троих ее детей от первого брака и строят планы на будущее. В брянское кафе на встречу со мной они тоже пришли вместе: худой, замкнутый молодой мужчина и симпатичная, невысокая и весьма энергичная брюнетка.

Аня тоже беженка, она приехала из Донецка. К прошлой жизни ни один из них не желает возвращаться, их устраивает новая. К ней Андрей шел долго, пешком сквозь лес и украинский плен. А все началось 23 февраля 2022 года.

Перед самым началом СВО Андрею пришлось выехать из Липецка обратно на родину, чтобы не нарушать российское миграционное законодательство. Поэтому он и его друг 23 февраля 2022 года оказались в Белгороде, но граница уже была закрыта.

Нам сказали – военные учения со стороны Российской Федерации. Поэтому мы с другом остались в Белгороде на сутки. Утром 24 февраля мы уже узнали о том, что началась специальная военная операция. Естественно, транспорт уже не ходил. Пришлось ехать до границы на такси. Границу мы пересекли пешком, уже не было ни блокпостов, ничего. Мы шли с 24 числа. Получается, 24 февраля мы вышли, а с 27 на 28 февраля мы попали в Харьков. Все это время мы шли пешком – 47 километров.

Ночевали мы в заброшенных домах и под мостом, потому что ночью сильно стреляли. Люди нас к себе не принимали, потому что были очень сильные обстрелы, особенно со стороны ВСУ. Люди боялись выйти из дома. ВСУ стреляли, даже по гражданским домам попадали, по пятиэтажкам, по девятиэтажкам. Мы это лично своими глазами видели.

- Потому что летели минометные снаряды, со свистом. Свистят только они. Мы уже понимали, что это минометы стреляют, присаживались, брались за голову и держались ближе к стенкам, к дереву. Чтобы не попало осколками.

- Надо было вывести родных. Они там были в панике и в ужасе, надо было помочь им выехать. У меня на тот момент в Харькове оставались мать, сестры, племянники, бабушка, тетя. Пришлось ехать. Еще до начала СВО мы понимали, что что-то не то, потому что уже были войска на границе с Украиной. И мы с другом видели армию России на границе. Очень много военных, много боевой техники. Огромная армия была.

- Прямая дорога на Харьков была закрыта, потому что там бомбили. Мы пошли через Казачью Лопань. Это приграничная территория, там были русские военные. Нам сказали – вы пойдете на свой страх и риск, так как там боевые действия идут. Мы решили обходить, чтобы не попасть под бомбежки.

Мы пошли по железной дороге в сторону Дергачей. Это уже был вечер второго дня пути. Там был жезнодорожный мост. В ночи идти нельзя было, потому что снайперы работали, разведка, минометы. Ночью комендантский час и с российской, и с украинской стороны. Они могли скорректироваться неправильно и выстрелить в тебя, поэтому люди после шести вечера уже не выходили на улицу. Российские военные вышли к нам с оружием и документы проверили, для того, чтобы распознать, украинская ли мы армия или нет.

Они нам сказали – вы пойдете туда, а там стреляют. Мы на себя ответственность за вас не берем, но и держать вас мы не будем.

В итоге мы добрались до Харькова. Там уже началась паника, мародерство. Я добрался до семьи, семья была в ужасе. Они все были в квартире. Мама моя женщина в возрасте, опытная. Когда я пришел домой, я уже видел, что мать заколотила окна досками, потому что осколки могли в квартиру прилететь.

Мама Андрея очень боялась, что ее сына могут забрать в армию, и поэтому она не хотела уезжать с Украины. Она уже знала, что мужчины призывного возраста "идут на пушечное мясо". У Андрея так забрали друга, прямо из квартиры. Спустя неделю после того, как его увели, пришла весть о том, что он погиб. В итоге мама Андрея все-таки уехала во Львов, потому что там было спокойно. Только когда ее сын пересек границу с Россией, она решила поехать в Варшаву.

У меня сработал инстинкт самосохранения. До того, как родные не выехали, был инстинкт самосохранения за родных. А потом уже на подсознательном уровне сработал инстинкт, чтобы хотя бы живым оттуда выбраться.

- Да, чего бы это не стоило. Я знал на тот момент, что тут принимают беженцев. Я знал, как в России относятся к славянам. Мы все единый народ, и я знал, что меня примут нормально.

- Я славянин.

- Украинцы тоже славяне. Они очень разные. Восток и юг – это одни украинцы. А центр и запад – это совершенно другие. Я больше к России. В центральной и западной Украине у меня никого нет и для меня диковат разговор суржик. Я привык разговаривать так, как я разговариваю. Не так как там. Запрещали там русскоязычных.

- Это был не подвиг, а отчаяние. Работы нет, ничего нет, все благотворительные структуры, которые там были, никак не помогали. А надо работать и в дальнейшем на жизнь свою смотреть, что-то строить. А что ты построишь, когда война идет и тебя могут отправить на передовую как пушечное мясо.

- У меня все случилось спонтанно – 23 мая утром я проснулся, за мной приехал друг на машине. Я собрал вещи, думал с ним уехать через Польшу. Но так как денег у меня было немного, я потом попросил его довезти меня до самого выезда из Харькова.

- Когда мы туда поехали, мы сначала доехали до частной заправки, там, где из канистр бензин наливали. Попутчики, которые назад ехали, сказали, что для мужчин призывного возраста выезд из Харькова закрыт. Но несмотря на то, что война идет там за окном, украинские власти для того, чтобы просто выехать с территории самого города Харькова, требовали 3000 долларов. Поэтому я решил оттуда идти уже своим путем.

Друг дал эти деньги военным, которые стояли на блокпосте. Он выехал на трассу, до Киева спокойно мог доехать. А дальше до Львова и в Европу.

Я пошел один. Очень страшно было. Я боялся, что меня убьют и я не пойму даже за что. Особенно когда бомбежки были.

- Да, из Харькова я вышел без денег, окольными путями. Страшно было, но я шел через лес, через посадки. Обошел все эти блокпосты, решил двигаться в сторону Печенег в Волчанск. Я знал, что там в Волчанске и Купянске российские военные, и что там проблем не будет. От Харькова до Волчанска в районе 75 км. Но так как я дошел до Печенежского моста, это всего 65 км от Харькова, пересечение на тот берег. Там прямо перед мостом был русский блокпост. Я уже целенаправленно шел, я знал, куда я иду, зачем я иду, и что меня ждет.

Я пришел туда, а там уже мост, перебитый напополам. Я развернулся и принял решение идти в сторону Балаклеи. Еще зарядка у меня была на телефоне, и я видел в телеграм-канале, что в Балаклее российские военные и что там волонтеры вывозят людей.

- Это телеграм-канал, который создали беженцы, чтобы помогать друг другу. Они мне рассказали, что в Балаклее находится пункт приема беженцев. Там волонтеры находятся рядом с русскими военными, принимают беженцев и отправляют в Россию. Я узнал через телеграм-канал, что он находится где-то на заводе, но я не знал где конкретно.

Я пошел искать этот пункт, а там был флаг СССР. Я знал, что его ставят либо миротворческие подразделения Российской Федерации, либо сама российская армия.

- СССР – это была одна великая страна, могущественная. И они с этим чувством, правом и долгом уже шли конкретно освобождать людей от националистов.

Я видел этот флаг и подумал, что это русские войска. Я подошёл метров 70 до блокпоста, мне начали кричать – руки вверх подними! Сумки опусти на землю! То, что я услышал дальше поразило меня, потому что я знал, что там должны быть российские войска. Смотрю – флаг СССР. А там мне говорят – произнеси слово "паляниця". Я обомлел.

Паляница – это кодовое слово для них. Они думают, что только украинец может выговорить его правильно. Я стал возмущаться и кричать, что я свой, что я русский, что я иду домой, в свою страну. На это они ответили: вот, словили разведчика.

Я думал, что русские шутят. А потом, когда они начали ко мне идти с автоматами и я увидел украинские шевроны, я уже понял, что это не русские военные.

Когда Андрей понял, что он пришел не к русским военным, а к украинским, он подумал, что его убьют на месте. Но не убили, а взяли в плен. Вместе с другими пленными он оказался в заводском подвале. Андрея жестоко избивали, издевались над ним, пытали электрошокером, так как его считали российским разведчиком. Солдаты ВСУ таким образом выпытывали из пленного информацию.

В первый день я думал, что это конец жизни, и что до утра я не доживу. Несмотря на то, что у меня были с собой и мои документы гражданина Украины, их это мало волновало. Им хватило того, что я кричал "я руский!" Кроме того, у меня нашли документы Российской Федерации и российские деньги. Они увидели на документах печать с гербом РФ и им этого было достаточно.

Я им сказал, что я не разведчик, а обычный гражданин, что я работал в России и приехал семью вывезти, что и я сам сейчас выезжаю, потому что я даже не прописан на Украине. Но им было все-равно. Они поставили себе цель.

- Мне жалко было, что убьют, и никто об этом не узнает. Ни родители, никто. На десятый день приехал ко мне командир этого подразделения. Он сам по национальности грузин, очень плохо разговаривал по-русски. Он мне сказал дословно – если ты до шести утра нам не скажешь, на кого ты работаешь, я тебя застрелю и лично выкину в яму.

На заводе, где меня держали, была отмывочная яма, они туда сливали песок, всякие смеси, это был цементный завод. Сказал – выкинем и спишем тебя на войну, нам ничего за это не будет.

Я понимал, что до утра мне сказать нечего. Меня заставляли звонить знакомым в России, чтобы я узнал до куда дошли российские военные, чтобы я информацию якобы передал, где находятся блокпосты. Они хотели туда нанести ответный огонь. Я сказал, что никому звонить не буду, потому что я не разведчик и мне нечего скрывать. Им было всё равно то, что я им говорил. У них была только одна цель – убить, если я им ничего не скажу.

- Когда тебе приставляют пистолет или автомат к голове, у тебя даже дар речи отнимается. Мне когда первый раз приставили пистолет к голове, я подумал, существует ли вообще другой мир. Что сейчас со мной будет? Убьют и выкинут, собаки голодные сожрут и все.

- Ко мне в комнату посадили парнишку. Он раньше служил в рядах ДНР и ЛНР, после контракта переехал жить в Харьковскую область. Его посадили ночью. Он сказал, что с ним еще двое были в российской форме и в маскхалатах с российскими шевронами. Мы предположили, что это российские разведчики, которые разведывали обстановку на территории, подконтрольной Украине.

Спустя два часа мы услышали ссору. Парнишка, которого привели к нам в подвал, узнал голос одного из тех русских парней. Русский начал конфликтовать, ругаться с ВСУшниками, они его начали бить. Сказал – я вам ничего не скажу. Они начали ругаться на украинском, нецензурная брань была в сторону российского разведчика. Они сказали – мы сейчас тебя застрелим. Он им что-то ответил и после этого мы услышали выстрелы.

Я уже понимал, что рассвет близится. Я сказал этому новому парню, чтобы он не переживал, что меня сейчас выведут. Рассказал я ему коротко из-за чего я сюда попал. Потом мы уже слышали конкретные выстрелы, взрывы, они начали орать "дверь закрывай!". Выстрелы были прям очень близко. В подвал российская группа зашла, делала зачистку. Они были в шоке, что там и гражданские в плену находятся.

При мне ВСУ еще и женщину убили за то, что она их ругала матом. У нее сына забрали, она пришла туда ругаться, а ее посадили. В итоге она им надоела, и они ее убили. Это при нас было. Когда российские военные выводили нас из подвала, мы увидели трупы, которые там лежали, она там тоже была.

Около двадцати гражданских было там в плену и четыре или пять военных.

По словам Андрея, освобожденных пленных российские военные сначала отвезли в Балаклею. Там им выделили автобус и отправили в Купянск. Их покормили и повезли в Волчанск, в волонтерский пункт по распределению беженцев, а потом в аэропорт и в Белгород.

Мы приехали в Белгород. Кому капельницу ставили с глюкозой, кому психологическую помощь предоставили. Там мы прошли полный досмотр, нас проверили по базе – кто мы, откуда мы. Много ДРГ тогда ходило по территории ДНР и ЛНР.

Я неделю пролежал в больнице. Оттуда мы опять вернулись в волонтерский пункт. На тот момент было очень много беженцев и места приходилось ждать с трех недель до полутора месяца. Мы с другом поговорили с военной комендатурой, что мы поедем сюда в Брянск. Нам сказали обратиться в МЧС, рассказать, от кого мы и нас направят в пункт беженцев.

С другом, которого я встретил в Балаклее, мы приехали сюда, нас направили в пункт временного размещения беженцев. Опять мы прошли полную фильтрацию, но здесь я уже был спокоен, я на территории России. Я успокоился. И многие другие успокоились, особенно те, кто был в плену.

- В первый же день, когда я приехал, я встретил Аню в столовой. Она работала тогда в пункте временного размещения в столовой на раздаче. Мы просто обменялись взглядами. Потом я пошел на футбол. Вечером много народу заехало в ПВР. Мы решили все познакомиться друг с другом, потому что все были из разных городов.

Я прихожу с футбола, выхожу из душа, и тут мне друг, который со мной приехал, говорит – нас пригласили познакомиться на кухню, посидеть. Сначала я не хотел идти. А потом одна девушка сказала, что другая девушка хочет меня там видеть. Я заинтересовался и пошел. Ну посидели, пообщались. Я решил отойти, поговорить. Мы встречались три дня и съехались жить в одной комнате. В тесноте да не в обиде.

Потом я нашел работу. Когда я первый раз сделал ей предложение, она не согласилась. Сказала – когда переедем. Я ей пообещал, что мы переедем в квартиру. Потом перед переездом я купил кольцо. Аня сказала "да". Мы назначили дату. Долго думали насчет даты, но там выбора особо не было, так как много записей было. 20 октября мы с ней поженились.