Крепкий, немолодой мужчина воюет не первый год. Был добровольцем на Донбассе, из-за чего попал даже на пресловутый "Миротворец". С "вагнерами" побывал в джунглях, а теперь в рядах Минобороны РФ участвует в спецоперации, планирует дойти до победы.
- У вас очень странный позывной для солидного мужчины – "Каркуша". Это что-то из детства?
– Из “Спокойной ночи, малыши” ворона.
– А как вы его получили?
– Перед тем, как сюда ехать, я закончил курсы для операторов промышленного использования DJI. Купил себе маленький коптер, думал, как назвать, и назвал “Каркуша”, потому что ворона, все же летает, маленькая такая, смешная, из детства короче. А потом сюда приехал, у меня спросили, и я решил взять позывной, который на коптере написан. Так я стал Каркушей.
– Мне рассказывали, что вы с коллегой Меджаем были в одном клубе "Партизан" в Питере?
– Да. Меджай преподавал радиосвязь, я сначала пришел как курсант, изучал огневую подготовку, потом тоже стал инструктором, проводил семинары по выживанию в природных условиях, по медицине.
- То есть ваш Клуб, получается, готовился к происходящим событиям давно и серьезно.
- Да, мы уже давно поняли, что что-то такое будет.
– Какой возраст?
– Завтра исполняется 47.
– Кем вы были до того, как пошли добровольцем?
– Давайте начнем с того, что я воюю с 2014 года. Тогда я пошел добровольцем в Донбасс в 7-ю Черемховскую бригаду. Между Луганском и Донецком Никишино поселочек есть. Потом я с 2017 года в составе ЧВК “Вагнер” воевал в Сирии, в Центральной Африке, там меня застало начало СВО. Как только у меня контракт закончился, я вернулся, отдохнул и пошел на контракт краткосрочный в “Двухсотку” (200 бригаду Северного флота – Ред.).
– Скажите, есть отличие между “вагнерами” и остальными?
– Да. Но сразу скажу, я знаю ту компанию, которая была до СВО. На СВО я уже в составе Министерства обороны служил. Отличия есть. Наверное, духом. У нас практически не было 500-х (по военной терминологии – отказников, тех, кто отказывается выполнять боевые задачи - Ред.) Это были единичные случаи. Когда началась СВО, большинство тех, кого мы знали служили в армии, были контрактниками. Мы общались с бывшими сослуживцами и потому довольно неплохо представляли, что здесь происходило в начале войны. Были информированы даже лучше, чем СМИ. Конечно, такое количество отказников, которые были тогда… Мы там, на гражданке все были в шоке.
– Почему у “Вагнера” не было отказников?
– Да не знаю… Изначально не было вот этого пафоса, что мы воюем за Родину, еще что-то. Там на собеседование когда приходишь, когда устраиваешься в ЧВК, сразу предупреждают, что нельзя говорить, что ты защищаешь Родину. Они скажут: “Ты идиот, иди отсюда”. Нужно говорить честно, что ты пришел зарабатывать деньги.
С одной стороны, не было вот этого наносного пафоса непонятного, большинство были профессионалами, которые ушли из армии, которых не устраивали те довоенные старые порядки в армии, то есть уходили пассионарии. То есть люди, которые готовы оторвать свою задницу, поехать куда-то воевать, менять свою судьбу, зарабатывать деньги, по тем временам довольно большие, на стройке такие не заработаешь, быть готовым отдать за это жизнь или стать инвалидом. Дух был совершенно другой, нежели в армии.
– Дух этот предполагает идею какую-то?
– Сложно сказать, как и в армии, люди совершенно разные, у каждого своя идея. Каждый пришел воевать за свое.
– А сейчас есть понимание, ради чего?
– У меня оно изначально было. Когда началась эта катавасия в 2014-м году, я, если честно, относился ко всему прохладно. Считал, что здесь (на Украине и в Донбассе - Ред.) есть взрослые мужики, они сами разберутся между собой: правительство, повстанцы, сепаратисты. То есть это чужая страна, в которой есть взрослые мужики, которые между собой сами разберутся. Блокпосты, референдумы, АТО. Решили свои принципы отстаивать - пусть отстаивают. А у меня семья, дети, работа, профессия.
По башке жахнуло, когда увидел убитых атошниками в Донбассе детей. Вот эта горловская Мадонна, расстрелянный с самолета мирняк в Луганске. Вот когда я фотографии убитого ребенка увидел, меня колбаснуло. Я вообще к детям очень трепетно отношусь. Тогда я начал готовиться, чтобы ехать сюда. Как сидеть дома, когда тут такое происходит? Это неправильно.
– Что было для вас в армии непривычно?
– Бестолковость ряда профессиональных военных. По предыдущей службе я привык, что все заряжены воевать максимально эффективно. И все всё для этого делают, все прекрасно понимают, для чего мы здесь. Кто-то приехал деньги зарабатывать, кто-то еще что, но все профессионалы. Чтобы выполнить задачу, нужно, чтобы каждый воевал максимально профессионально. В армии тоже профессионалов хватает, но все равно масса людей, которые не на своем месте. И это очень сильно выбивает из колеи до сих пор.
– Вы как-то с ними общаетесь, объясняете им свою позицию?
– Дело в том, что у “Вагнера”, если ты приходишь и высказываешь мнение, вот я, например, был медиком штурмового взвода, я говорю: “мне нужно то-то и то-то”, заявочку написал. И все реально было, все привозили.
Если что-то не привозили, то командир взвода предлагал деньги собрать и купить То есть проблемы решались. Если мы штурмуем где-то в джунглях, командир приходит и обозначает задачу. Со всеми это обсуждалось, командир отделения говорит: “С моей точки зрения здесь лучше сделать вот так”. И командир взвода решение принимает сам, но к чужому мнению прислушивается. Если аргументация обоснованная, просто вносил коррективы, то есть мы друг к другу прислушивались. Командиры прислушивались к бойцам. А здесь это все же пока редкость. По большей части попытка сказать командиру что-то приводит к тому, что на тебя смотрят, как на дурака: “Иди отсюда, мальчик. Есть более умные дяди”.
– Дело в структуре?
– Там структура точно такая же, только вместо званий должности: командир отряда, командир взвода. Если там командир взвода - это царь и Бог, которого все безусловно слушались, но со всеми на ты, общение всегда на равных. То здесь, давайте будем честны, командир взвода - это никто. Это какой-то мальчик. которого все шпыняют, солдаты не уважают, а вышестоящие командиры за офицера еще не считают, потому что пацан какой-то неопытный. И такая ситуация сплошь и рядом.
То есть там тоже иерархия была, безусловно, но там само руководство, командиры по-другому относились к личному составу: вместе с ним шли в бой, принимали решения, они понимали, что работают на общую эффективность, поэтому обратная связь всегда действовала. В моем отряде мы за своего командира готовы были идти в огонь и воду. Я знаю, что, когда командир моего взвода перешел в другой отряд, за ним полвзвода перешло.
– А в чем такая высокая эффективность вагнеров?
– Люди осознавали, что работать надо на результат. Есть цель, например, заработать деньги. Ее достижение зависит от того, насколько хорошо ты выполнишь задачу. Там не было таких приказов: “Иди вперед, штурмуй в лоб”. Ставилась задача: овладеть высотой или опорником, например. И командиры уже думали, как это выполнить. То есть это не приказ ради приказа, а приказ ради выполнения задачи. А здесь очень часто просто приказ штурмовать… Я может чего-то не понимаю. Понятно, что в штабах сидят умные люди, у них, безусловно, разработаны планы. Конечно, я ничего не знаю, как рядовой.
Каркуша с БПЛА
– А сейчас в армии внедряются какие-то принципы вагнеров?
– Насчет принципов не знаю, я на своем месте, вижу только свой участок работы, и мне сложно сказать про какие-то принципы. Какие-то элементы работы, безусловно, есть. Я вижу, что мы начали тренировать штурмовиков, начали создавать полигоны, готовить людей.
Я вижу, что полигоны создаются во многих частях, где мы были, у всех соседей полигоны, какие-то соседи на наш полигон приезжали.
Ту же тему с беспилотниками я тоже вижу, как внедряют. С первых дней, как я сюда пришел, коптеры - это было чудо чудное, над ними тряслись. Сейчас я вижу, что это направление внедряется, оно развивается, очень много делается, то есть прогресс есть. Сказать, что совсем всё плохо, никто ничего не делает и не собирается, - нет. Своим подразделением я вообще доволен, у нас все развивается гораздо быстрее, чем у остальных. К моему руководству у меня вообще никаких претензий нет.
– Вы подписывали контракт на какой-то срок?
– Да, на 3 месяца.
– Он у вас уже несколько раз истек.
– Да, я подписал контракт, приехал сюда, через какое-то время объявили мобилизацию, и мой контракт автоматически стал бессрочным.
– То есть вы здесь будете до победы?
– До победы, да.
– А когда она будет?
– Ну, пару лет еще точно повоюем. С теми темпами, как у нас все происходит, я думаю, не раньше.
– И вы готовы?
– Я изначально, когда ехал сюда, понимал, что еду до конца. Возможно, у меня бы трехмесячный контракт закончился, я бы ушел в другое подразделение - добровольческое или обратно в “Вагнер” вернулся, может опять в Министерство обороны, но изначально было понимание, что до конца буду, до самой победы.