Люди видят в этом противоречие. Но противоречия в этом никакого нет. Просто большая часть наших сограждан, изучая в школе "Три источника, три составные части марксизма", легко усвоила самую спорную и противоречивую часть этого учения – доставшуюся в наследство от социалистов (коммунистов)-утопистов уверенность, что есть некие общие (не человеческие, но природы) законы, позволяющие установить всеобщее равенство и справедливость.
Между тем, главной частью марксистского учения является совершенно не марксистская, а всеобщая (гегелевская), диалектика, действительно опирающаяся на общие для всех законы природы, а не на никем не доказанную и плохо коррелирующую с известными нам историческими фактами теорию общественно-экономических формаций, стройно и своевременно, как развод караулов, сменяющих друг друга.
Формальная логика, которой пользуется большая часть населения, утверждает, что если запретить что-то нельзя, то и победить это что-то невозможно. Результат использования формальной логики в политике мы можем оценить, анализируя многочисленные (вошедшие в современном мире в моду) запреты на изображения и упоминания.
Например, в СССР никто не запрещал изображение свастики – всем и так было ясно, когда это изображение используется для борьбы против распространения нацистских идей или для распространения информации о нашей Великой Борьбе и Великой Победе, а когда это пропаганда неонацизма. На самом деле на размытую (как ныне принято на Западе и всё чаще встречается у нас) символику обратят больше внимания и сильнее ею заинтересуются, чем если бы она просто присутствовала в кадре.
С древнейших времён ношение различной символики всего лишь работало сигнальной системой: позволяло отличить своего от чужого, а также место своего в общественной и/или государственной иерархии. Запрет на какой-либо знак просто приводит к тому, что вместо него появляется другой, выполняющий ту же функцию, а запретить изображение всех геометрических фигур без исключения, а также смысловые картинки, просто невозможно.
Диалектическая логика предполагает, что кроме запрета существует масса других способов искоренить некое явление. Один из самых эффективных из них – замена. Поляки, искоренявшие православие путём запретов, не получили ничего, кроме массы восстаний, ранее лояльной провинции. В конечном итоге, потеряв Восточную и часть Центральной Украины, Речь Посполитая ступила на путь упадка и разделов.
Зато на Западной Украине, где поляки, а за ними австрийцы, в полной мере использовали униатство, они смогли получить из когда-то русских людей, новую галицийскую нацию, которую, для распространения её влияния дальше на Восток, назвали украинской, по устоявшемуся к тому времени географическому названию Юго-Западной Руси, охватывавшему земли не только Малороссии, но и Слобожанщины и Новороссии, а в начале-средине XVII века и Тулу, и Рязань и всё, двигавшееся на Юг, русское пограничье (фронтир).
Католицизм не мог заменить православие, поскольку со времени Великого раскола 1054 года эти две конфессии рассматривали друг друга как схизму и не уставали проклинать и анафематствовать. Но малограмотные крестьяне, не вникали в сущность церковных догматов. Их интересовала форма обряда. Для этого им создали униатскую (греко-католическую) церковь, в которой сохранился православный обряд, православные облачения, православная иерархия, но было обеспечено главное – признание этой конфессией Папы Римского своим главой.
Точно так же скромный бейлик Османа Гази в считанные десятилетия превратился в Османскую империю благодаря тому, что её первые султаны никого ни к чему не принуждали, позволяя христианам в Малой Азии оставаться христианами, беря их на службу и предоставляя населению более эффективную защиту, и более справедливую систему налогообложения, чем могли обеспечить Византия и другие государства региона. В результате, сегодняшние турки-мусульмане, в большинстве своём потомки тех людей, которых в XVвеке называли малоазийскими греками, хоть за редким исключением (на побережье Эгейского моря) они были не греками, а эллинизированными потомками местных древних народов.
Как видим замена может быть и конфессиональной, и административно-правовой. Может она быть и этно-политической. Украинцев в 90-е годы сманили из русскости, убедив их, что они европейцы, а переход в украинство – лишь первый шаг, жизненно необходимый для полноценной интеграции в Европу. Даже перспектива выпить не нравящийся им кофе в не интересующей их Венской опере и закусить круассаном (о котором они даже подумать не могли, что это обычный рогалик) подавалась, как возвращение к "европейским истокам".
Я, в отличие от многих моих знакомых, спокойно отношусь к решениям местных властей в освобождённых регионах оставить преподавание украинского языка в школах. Украинский язык является одним из государственных в Крыму, провозглашался одним из официальных в ДНР/ЛНР. Статус его в Донбассе был отменён под давлением общественности (народ сам решил), которая таким образом ответила на многолетние обстрелы со стороны Украины, хоть обстреливали Донбасс преимущественно русскоязычные украинские граждане.
Проблема не в том, что разрешено или не разрешено преподавать, а в том надо это кому-то или не надо. В Крыму, насколько я знаю, хорошо если один класс набирается на весь полуостров для преподавания на украинском, а возможно уже и этого нет. Украинский на полуострове повторяет путь этрусского в Римской Италии. Ещё в первом веке нашей эры император Клавдий написал Историю этрусков, используя при этом не дошедшие до нас источники на этруском языке. Он этот язык знал, но больше в империи его не знал никто. Поэтому и источники, которыми пользовался Клавдий, после его смерти исчезли – никто не мог их прочесть, а кому нужны книги на неизвестно языке.
Пока мы не знаем, где остановится русская армия и сколько ещё регионов Украины вдруг осознают, что давно мечтали стать Россией, демонстрация уважения к потребностям украиноязычных (а точнее суржикоговорящих) новых российских граждан должна облегчить нам освоение как уже вошедших в состав России территорий, так и пока ещё не вошедших. Со временем же народ сам начнёт отказываться от украинского языка (если не навязывать его, как большевики, а сделать изучение добровольным) поскольку этот язык не будет нужен ни для общения, ни для карьеры, ни для изучения каких-то великих научных или литературных трудов, только на этом языке изданных (таковых просто нет и не будет).
Кстати, наш народ, это хорошо понимает, но только не в тех случаях, когда это относится к Украине. Стоит мне сказать, что образование не должно быть принудительным (кто хочет, тот пускай и учится), как набегают толпы возмущённых маргиналов с криками: "Он хочет лишить нас образования! Как же, будем мы вам учиться, если нас не заставить!" В случае же с Украиной, те же люди пафосно вопрошают: "Как же искоренить язык и украинство в целом, если его не запретить?"
Так и искоренить – сделать добровольным и произвести в их сознании замену украинства русскостью. Об этом я тоже много раз говорил. Признать их русскими и начать им усердно вдалбливать, что родной язык у них русский (они это и сами знают), что предки у многих из них – выходцы из России (кто не знает, пусть поинтересуется), что их родные братья и сёстры, переехавшие в Россию с десяток-другой лет назад, давно уже русские (они это и сами прекрасно знают – с началом СВО орали им по-телефону, что они "кацапы" и требовали, чтобы больше им не звонили). Главное же, что для карьеры за пределами глухого хутора, местный суржик ничем не поможет, а лишь навредит, усложнив взаимопонимание с коллегами и с начальством, а также будучи своего рода меткой, отличающего не нашего, от нашего.
Уверен, что недавно выучившие украинский язык русскоязычные "патриоты Украины" тут же его и забудут. Какое-то количество упорствующих в своей неадекватности городских сумасшедших, конечно, останется. Даже в Европу не все они уедут. Но это будет исчезающе малая величина – пример того, как не надо жить, каким не надо быть. Суржикоговорящее старшее поколение будет немножко стесняться, но от суржика не откажется. Зато своей молодёжи оно будет с детства внушать, как внушали украинские крестьяне при СССР, что надо переехать в город и обязательно выучить русский язык.
Если вся культура, всё образование, вся общественная жизнь на новых российских территориях будут построены на том, что все здесь русские, то со сменой пары-тройки поколений носителей украинских суржиков просто не останется в природе, а случайно уцелевших можно будет помещать в Кунсткамеру. Главное же, гораздо раньше, чем из употребления выйдут украинские суржики, они сами начнут себя идентифицировать, как русские.
Запретить, значит вызвать сопротивление, которое придётся подавлять, а особо упорно сопротивляющихся искоренять, тратя на это дефицитный ресурс. Заменить, значит сделать так, чтобы потенциальные сопротивляющиеся сами отказались от того, что мы хотим искоренить. Можете не сомневаться, что если проводить замену достаточно технологично, то не пройдёт и десяти лет, как жители новых территорий потребуют отменить в школах украинский язык, а на сэкономленные деньги проложить им метро из Троесальска в Захрюкинск. Потому, что ездить надо, а говорить по-украински не с кем, да и зачем бедным детям лишняя нагрузка в школе?
Если мы говорим, что возвращаем в Россию исконно-русские территории, то предполагается, что население, которое искони живёт на этих территориях тоже русское. Если кто-то в этом сомневается, это надо исправить. Но русскими не становятся насильно, только добровольно. А вот условия для добровольности можно создать (анекдот про кошку и горчицу, надеюсь, все знают).