Украина.ру продолжает серию публикаций о том, как эти события встретили жители различных украинских регионов, к чему они привели и чего ждать сейчас. На сей раз мы беседуем с Глебом Бобровым, главой Союза писателей ЛНР, автором книги «Эпоха мертворожденных», в которой ему еще в середине 2000-х годов удалось спрогнозировать войну в Донбассе
— Глеб Леонидович, как лично вы отреагировали на то, что происходило тогда в Киеве, когда начались эти акции протеста в ноябре 2013 года, учитывая, что вы предвидели нечто подобное еще после «оранжевого» Майдана?
— Если со стратегическими прогнозом, у меня вроде бы получается неплохо, то на оперативно-тактическом уровне иногда подводит здравый смысл.
Анализируя ситуацию осени 2013-го — зимы 2014-го, я исходил из того, что украинские элиты, традиционно привыкшие сидеть на двух стульях и сосать оба вымя одновременно, играют в свою обычную игру — просто ставки в этот раз серьёзно задраны.
Это вообще такая себе украинская классика — создавать проблемы оппонентам, выторговывая себе те или иные преференции.
Никто же в здравом уме не мог предположить, что на этот раз украинские элиты вдруг позволят коллективному Западу превратить собственную страну в торпеду, кинув государство в топку гражданской войны, а с началом СВО и вовсе рекрутируют «пересічних українців» та «щирих українок» в камикадзе, волна за волной отправляя их в «мясные» штурмы.
Лично для меня точкой невозврата стала одесская трагедия (2 мая 2014 года, сожжение заживо около 50 противников Майдана. — Ред.), а началом полноценной гражданской войны — авиаудар украинского штурмовика по зданию Луганской областной государственной администрации (2 июня 2014 года. — Ред.), чему я был прямым свидетелем.
— Пыталась ли власть на местах предотвратить разрастание протеста? Как на это реагировали простые луганчане?
— Луганские элиты в своём подавляющем большинстве осуществили заветную украинскую мечту: «Нацювати і втiкти». То есть они сбежали отсюда ещё весной 2014-го, утащив с собой всё наворованное и заработанное, то есть честно отжатое у государства и бывших коллег.
Понятно, что с издержками — недвижимость, заводы-газеты-пароходы, пришлось здесь бросить с теми или иными возможностями удалённого контроля или вообще без оного. Кому-то даже посидеть в украинских тюрьмах довелось, хотя большинство уехало в Россию.
Из более-менее заметных представителей областного, как тогда у нас говорили «политикума», на сегодня в ЛНР остался всего лишь один человек, занимающий сегодня скромное место в одном из вузов Республики.
— Я смотрел ваше интервью «Комсомольской правде» от 22 апреля 2014 года, где вы, как мне показалось, не выдвигали радикальных требований об отделении Луганска и не теряли надежду, что можно найти выход из этого кризиса мирным путем. Почему это не удалось?
— Гражданская война и последующая СВО была навязана и Украине, и России коллективным Западом.
Вспомните, сколько усилий приложил президент России Владимир Путин зимой 2021 года, чтобы избежать прямой военной конфронтации? И даже постановка ядерных сил на боевое дежурство не заставило США и их сателлитов снизить градус агрессии. Что в конце концов и вынудило Россию превентивно начать собственную СВО, не дожидаясь блицкрига против республик Донбасса по лекалам уничтожения Сербской Краины.
Точно также в 2014 году и Россия, и Луганск с Донецком не хотели большой крови и делали всё возможное, чтобы война не случилась.
Но у Запада были свои планы и, надо признать, они сумели реализовать главный из них — между условно русскими и украинцами легла большая кровь.
— Вы упомянули начало боевых действий и авиаудар ВСУ по Луганску. Как вы тогда себя почувствовали? Пытались ли вы вывезти семью? Хотелось ли вам пойти в ополчение хотя бы на правах некоего консультанта, учитывая ваш опыт службы в Афганистане?
— Учитывая, что этот удар, повторюсь, произошёл практически у меня на глазах, для меня это был культурный шок. Традиционная для украинской ментальности «впертість» в который раз победила мой здравый смысл, и ударом по обладминстрации он буквально «выстрелил себе в ногу».
Сегодня мы наблюдаем терминальную стадию гангрены, ставшую результатом того самого выстрела.
Выезжать из города я не собирался. Детей эвакуировал вначале в луганскую глубинку, а вывез в Россию уже в конце июля, когда стало прилетать не только по Луганску, но и по городам и поселкам ЛНР.
В ополчение идти мне не позволял возраст и здоровье. Что касается медийной и консультативной работы, то тут надо просто понимать условия лета 2014-го — отсутствие связи, интернета, воды и света. Или, например, вопрос обеспечения жизненно необходимыми медикаментами. Учитывая, что мне приходилось подниматься на 10-й этаж без лифта, — для меня, постинфарктника, этот вопрос тогда был нерешаем. Поэтому работать я отправился в РФ, мотаясь между Ростовом-на-Дону и Москвой.
Вернулся осенью, а в ноябре 2014-го был принят журналистом в создаваемом в те дни Государственном информационном агентстве ЛНР «Луганский информационный центр», где тружусь и поныне.
— Были ли у нас военные и политические возможности занять ДНР и ЛНР по административным границам до заключения Минских соглашений?
— Технически, думаю, да — украинская армия посыпалась после Чернухинско-Дебальцевской операции. Однако если бы это произошло на тот момент, то неминуемо последовал бы военный ответ НАТО — коллективный Запад и сегодня не готов признать стратегическое поражение на украинском поле прокси-битвы с Россией. Уверен, что именно поэтому мы так медленно варим украинскую лягушку в кипятке СВО, — именно чтобы не дать прямого повода США кинуть в топку войны новую порцию «пересічних» поляков, румын и прочих прибалтов.
— Насколько я понимаю, вы не верили, что Донбасс может войти в состав России, считая, что он должен быть гирей на ногах Украины, а также не верили, что СВО примет именно такую форму. Почему вы так думали?
— Мы говорим с вами об интервью десятилетней давности. Тогда Россия не имела технической возможности принять Донбасс в свой состав. Именно поэтому президент Путин в 2014 просил наши республики не проводить референдумы о вступлении в состав РФ. Их тогда провели компромиссно и провозгласили создание Луганской и Донецкой Народных Республик.
В тех условиях ни о каком СВО и речи быть не могло и все эти экзальтированные: «Путин, введи войска!» — оставались выпусками пара в маргинальный свисток. Необходимая гуманитарная помощь поступала белыми камазами, без неё мы бы не выжили, а российские войска были приведены в боеготовность, как раз для того, чтобы Запад не ввёл экспедиционные корпуса со своей стороны.
За эти без малого 10 лет много чего изменилось. Например, все эти «непереносимые» санкции бумерангом вернулись в лоб заказчику, а Россия, наоборот, впервые в своей истории, обошла Запад по ключевым военным позициям и в качестве форварда уверено ломает однополярный мир, строя новую геополитическую реальность.
— Каков ваш прогноз о будущем Луганска? Как его обезопасить и как экономически развить?
— Луганск в частности и ЛНР в целом со временем по своему формату станут обычным областным центром и регионом юга России вне зависимости от статуса и наименования субъекта Федерации, который мы сохраним в дальнейшем, — самой сути это не меняет.
Развитие зависит от того, как новый субъект впишется в экономическую модель Федерации и какое он в ней займёт место. У нас многое сохранилось, но и потери за годы существования в составе «незалэжной» просто чудовищны. Это я не только о производственной базе, но в первую очередь о людях. Приведу один простой пример.
На Луганском тепловозостроительном заводе, где я когда-то имел честь работать, в советское время трудилось свыше 40 тыс. чел. Сегодня в Луганске, уверен, мы не найдём и 40 сварщиков квалификации пятого-шестого разряда.
Экстраполируем теперь на инженеров-конструкторов тяжёлого машиностроения: раньше заводской инженерный корпус имел семь этажей да длиной в футбольное поле и за каждым кульманом, в каждом кабинете, на каждом этаже стояли люди. Где они сейчас — вопрос риторический.
А еще был нефтехим со своей Северодонецкой городской агломерацией. Развитый и разнообразный агропром. И, конечно же, угольная промышленность. Что и как удастся восстановить, отстроить и создать новые производства и направления — покажет время. Что тут загадывать — работать надо…
Что касаемо вопроса безопасности, то тут как раз всё очевидно. Залог безопасности Луганской и Донецкой Республик, Брянской, Курской, Белгородской, Ростовской, Воронежской областей, равно как и всех остальных субъектов Российской Федерации, — это отсутствие Украины на карте мира в том формате, в котором ныне существует это государство-зомби. Плюс слом однополярного мира с гегемонией США и его евроатлантической дубиной.
Как видим, сегодня Россия вдумчиво и последовательно работает в обоих этих направлениях. Бог в помощь…