Фотожурналист, режиссер документалист и публицист из Италии Джорджио Бьянчи с 2013 года бывал на Украине – в Киеве, в разных городах Донбасса, создал несколько разножанровых работ, посвященных украинскому конфликту.
В интервью изданию Украина.ру он рассказал о своих впечатлениях о "постапокалиптическом" Дебальцево, общении с местными жителями по обе стороны конфликта, драматичной истории донецкой балерины и съемках документального фильма, рассказывающего о войне с двух противоборствующих сторон.
– Джорджио, я бы хотела поговорить с вами о вашей работе на Украине и в Донбассе за последние девять лет. Если я не ошибаюсь, вы бывали в зоне конфликта много раз, начиная с Майдана в 2013 году? Можете рассказать о своей работе на Украине?
– За все эти годы работы на Украине и в Донбассе самым интересным было, конечно, ощущение того, что я, возможно, стал свидетелем важнейших событий с момента окончания Второй мировой войны вплоть до наших дней. Для меня всегда было абсолютно очевидным, что в результате кризиса на Украине огромные шестеренки истории вновь пришли в движение.
Поездка в район аэропорта Донецка в январе-феврале 2015 года, а затем в Дебальцево примерно в то же время – впечатления, которые останутся в памяти навсегда. Брошенные дома со страницами календарей, замершими на 2014 году, посуда с замерзшей едой на столах, шкафы с одеждой, детские комнаты с плюшевыми игрушками на кроватях и игрушками на полках – это образы, которые останутся в моей памяти до конца дней.
И еще эта нереальная тишина, нарушаемая лишь звуком колышущихся от порывов ветра листов кровли вдалеке, пустынные улицы, стаи бродячих собак, которые забегают в дома через пробоины от взрывов в стенах. Это было похоже на постапокалиптический сюжет.
Разве можно забыть этот лес протянутых рук людей, ждущих гуманитарную помощь в Дебальцево. После всех пережитых страданий, тяжелого горя и отчаяния, здесь, в обыденной жизни, мне все кажется излишним, ненужным, преходящим.
– Глядя на события Майдана из сегодняшнего дня, из 2023 года, что вы можете сказать о той истории?
– Майдан был госпереворотом просто-таки по учебнику. Сценарий полностью аналогичен литовскому, отлично описанному Галиной Сапожниковой в книге "Литовский заговор".
В мирные демонстрации, организованные в основном через социальные сети, достаточно быстро проникли экстремистские группы, часто явно неонацистского толка, которые пытались добиться столкновений с силами правопорядка, чтобы спровоцировать силовые действия, оправдывающие эскалацию конфликта.
Больше всего из тех дней мне запомнилась одежда протестующих – большинство из них были в касках и военном камуфляже, на локтях и коленях были надеты защитные щитки. Часто они шли строем, многие под знаменами "Правого сектора"* или "Свободы"* – двух ультранационалистических политических группировок. В них было откровенно мало от мирных демонстрантов, протестующих против собственного правительства, а больше от военизированных формирований в военном снаряжении.
Ситуация замерла в шатком равновесии, продолжались столкновения между полицией и демонстрантами на улицах, ведущих к правительственным зданиям, до того рокового 20 февраля.
Эхо выстрелов было впечатляющим, невозможно было понять, откуда стреляют. Приехав к гостинице "Украина", я укрылся за невысоким каменным ограждением, оттуда открывался отличный вид на происходящее. Напротив меня за деревом прятался вооруженный винтовкой демонстрант, а другой, совсем молодой, залёг прямо рядом со мной.
Именно тогда произошло что-то немыслимое – с этой позиции мы отчетливо слышали звуки выстрелов, раздававшиеся, похоже, прямо над нашими головами, а именно, из окон гостиницы, которая в тот момент была местом сбора раненых и была полностью занята протестующими.
По моему глубокому убеждению, многие выстрелы, поразившие протестующих и полицейских на улице, были произведены из одного и того же огнестрельного оружия, что было у снайперов, расположившихся в гостинице "Украина".
– Ваши репортажи, фотографии, документальные съемки полны эмоций, пугающих, впечатляющих, запечатлевших настоящую трагедию. Вы можете рассказать об этом процессе – работе художника в зоне боевых действий, в зоне конфликта, среди войны? В чем вы находите вдохновение?
– Отвечая на этот вопрос, приведу отрывок из своей книги "Современные театры военных действий":
"Прошел год.
Двенадцать месяцев я не был в Донбассе.
Я считал дни и часы, уйдя с головой в работу.
На жестком диске покрывались пылью и исчезали из моей памяти образы – разбитые снарядами дома с пустыми провалами окон; призраки людей, бесцельно бродящих по пустынным улицам; искаженные ужасом лица ополченцев в убежище во время бомбардировки.
Сколько раз я слышал этот звук в кино или по телевизору, но вживую.... Другой эффект, другой звук.
Зачем опять рисковать?
Что еще искать?
Три поездки, этим я все сказал. Что еще я мог сделать?
До этой войны на границах Европы уже никому не было дела. После десятка статей и сотни фотографий большинство так и не поняли, где на карте Украина, не поняли, кто против кого, а слово "Донбасс", которое для меня было одним из значений слова "дом", вызывало взгляды, в которых читалось желание сменить тему разговора.
Все же одна мысль не давала мне покоя – оперный театр.
Несмотря на бомбежки, отключения электроэнергии, разрушенный минометным огнем реквизиторский цех, бегство артистов и сотрудников, он продолжал работать и всегда был полон зрителями.
Нужно ли было зацикливаться на этом с виду второстепенном аспекте?
Был ли во всем этом какой-то высший смысл?
Около трети артистов театра покинули его сразу после начала конфликта, в том числе важные певцы и четыре дирижера.
Почему артисты и работники театра в условиях неимоверных трудностей, рискуя жизнью и карьерой, продолжали ставить спектакли?
А что же зрители?
Несмотря на то, что боевые действия не прекращались, 960 мест в зрительном зале были почти всегда заняты. Даже в самые тяжелые месяцы конфликта десятки людей, зачастую без средств передвижения, шли через тонущий во мраке город, чтобы занять места в партере и на галерке.
Для многих из них это был способ убежать от грохота войны, момент бегства от "новой обыденности", которую трудно принять.
Никогда еще роль искусства как бальзама для души не была для меня столь очевидной. Невозможно как-то по-другому объяснить причины, которые заставляли этих людей, молодых, старых и даже детей, сохранять "свой" театр любой ценой, когда ничего другого уже не было, а им приходилось каждый раз рисковать жизнью, чтобы попасть туда и вернуться домой.
Алина – одна из артисток кордебалета, решивших остаться.
С детства она училась в театральном училище и в течение всего военного времени продолжала танцевать, считая, что сохранение спектаклей – один из немногих способов, позволяющих жителям ее города хотя бы на короткое время позабыть об ужасах войны.
Ритм жизни Алины совпадает с расписанием работы театра: со вторника по пятницу – уроки танца и репетиции, суббота и воскресенье – спектакли, понедельник – единственный выходной день артистов, который она обычно использует для того, чтобы навестить бабушку и дедушку по материнской линии, к которым очень привязана, или встретиться с коллегами, погулять по центру города или сходить на дискотеку.
История Алины – одна из моих самых любимых, как за человечность и непосредственность главной героини этой истории, так и за невероятный контраст между ее работой и недалекими окопами.
Несколько раз мне приходилось переходить из одного "театра военных действий" в другой в течение нескольких часов.
И каждый раз у меня возникало ощущение, что меня забросило в мир, являющийся полной противоположностью другого.
На лицах зрителей и работников театра не было ни малейшего следа той безысходности, которая ощущается во взглядах жителей подвергнувшихся бомбардировкам территорий. В то же время умиротворённость, накопленная за часы общения с артистами, стремительно улетучивалась по мере того, как пейзаж приобретал черты зоны боевых действий.
Когда я публично рассказываю о своей работе, я пытаюсь найти подходящие слова, чтобы объяснить их ситуацию, пытаюсь описать контраст между этими двумя сценариями, и каждый раз ухожу домой с ощущением того, что в сотый раз потерпел неудачу.
Я пришел к выводу, что это тоже опыт, который можно полностью понять, только прожив от первого лица".
Одним из самых приятных событий в моей профессиональной деятельности было увидеть историю Алины в культурной программе Петербургского экономического форума 2023 года и в престижном Большом драматическом театре имени Г.А. Товстоногова.
– Вам приходилось взаимодействовать с украинскими или российскими журналистами во время конфликта? Встречали ли вы в Европе людей, сотрудников СМИ, которые не верили бы вашим рассказам? Встречались ли вы с откровенной пропагандой?
– Во время съемок документального фильма "РАЗДЕЛЕННЫЕ: на каком языке вы признаетесь в любви?", отобранного для участия в кинофестивале 2023 года в Триесте, я сотрудничал с украинской съемочной группой, которой руководил американский фотограф, давно прикомандированный к группе боевиков "Правого сектора"*.
Моя задача заключалась в постановке съемок с пророссийской стороны, а американского фотографа – с проукраинской.
Обе съемочные группы обладали полной самостоятельностью в принятии решений, были абсолютно независимы друг от друга в выборе сюжетов и их содержания, единственным общим элементом было то, что у них был один и тот же оператор, который выполнял соответствующие указания обоих режиссеров на месте.
Так вот, по окончании съемок, когда документальный фильм был смонтирован, украинская съемочная группа сначала потребовала не выпускать фильм, а потом, когда поняла, что это невозможно, убрала свои подписи с отснятого материала. Совершенно непонятное поведение.
До 24 февраля 2022 года моя работа была достаточно хорошо известна среди коллег по цеху.
Она получила несколько международных наград, была показана в Перпиньяне в 2018 году на вечернем показе и опубликована на страницах основных газет. Меня часто приглашали в школы и университеты рассказать о моем опыте и описать его в контексте гражданской войны на Украине.
И вдруг, после 24 февраля, как по волшебству, я стал российским пропагандистом. Мое лицо появилось на первой полосе газеты "Corriere della Sera", важнейшего ежедневного издания страны, где я был назван "руководителем" пропутинского движения в Италии. Точнее, моя профессиональная деятельность была названа "пропутинской и политической".
В ходе телевизионной дискуссии с заместителем редактора газеты "Corriere della Sera" и соавтором статьи Фьоренцей Сардзанини, она назвала меня распространителем фальшивых новостей, подпитывающих кремлевскую пропаганду. Когда я попросил ее привести примеры моих якобы фальшивых новостей, она ответила, что не важно, правдивы мои новости или нет, ее беспокоит то, что мою информацию подхватывает, как она ее определила, пропагандистская машина [Владимира] Путина. Абсурд.
– Вам удалось пообщаться с местными жителями в Киеве, Донецке, может быть, других городах Украины и Донбасса? Что они рассказывали вам, европейскому журналисту?
– У меня всегда были прекрасные отношения с жителями Донбасса. Поначалу они были очень открыты по отношению к европейским журналистам, но со временем стали относиться к ним с недоверием. В моем случае все было иначе, поскольку я там достаточно известен, и они знают, что мое мнение об их ситуации не меняется со временем.
Но что меня больше всего поразило в этих людях, это то, что они не ненавидели украинцев, хотя те и бомбили их дома. Их ненависть, если ее можно так назвать, была направлена скорее на националистов, которые, по их мнению, держали в заложниках киевское правительство. Большинство из них хотели бы вернуться на Украину, какой она была до майданного переворота.
– Вы как-нибудь представляете завершение этого конфликта?
– Единственный возможный вариант решения – дипломатический. Но чтобы это произошло, необходим толчок со стороны народов Европы, которые, наконец, наберутся смелости для массового протеста против бесчестной политики своих правительств. Решающее значение здесь имеет Европа. Если народы Европы смогут освободиться от ига своих нынешних лидеров и, наконец, привести к власти вменяемый правящий класс, способный отбросить истерию и фанатизм последнего времени, то, возможно, удастся добиться проведения серьезных мирных переговоров.
Но даже если это в конечном итоге произойдет, я не думаю, что мы увидим Украину, какой знали ее до 2014 года. Единственный правдоподобный сценарий, который я вижу, это решение по "корейскому образцу", т.е. западная Украина в составе Европейского Союза и, возможно, НАТО, буферная зона в центре и, наконец, восточная Украина в составе Российской Федерации.
– Из истории культуры мы знаем, что любая война всегда провоцировала подъем искусства, в том числе изобразительного. Можно ли сказать это о конфликте на Украине? Приходилось ли вам видеть произведения других художников, деятелей искусства, которые были бы посвящены этим событиям, и впечатлили бы вас?
– Честно говоря, у меня не было возможности видеть много таких произведений. Интересной и смелой является работа неаполитанского уличного художника Йорита (Чиро Чирулло) в Мариуполе (художник написал на стене дома мурал с плачущей девочкой, пострадавшей от обстрелов – ред.)
В Италии он разворошил осиное гнездо споров, сопровождаемых обычными нелепыми обвинениями в пропутинизме. Украинцы даже внесли его в список на печально известном сайте "Миротворец".
Все это означает, что Йорит попал в точку и с честью отыграл свою роль художника. По его собственным словам, "важно не само произведение, а то, что оно пытается донести, а лицо Насти передает страдания детей Донбасса, которые восемь лет росли под бомбами Киева в страхе перед батальонами нацистов".
– Как вы считаете, как конфликт будет переосмыслен после его завершения? Как отражен в музыке, художественном и документальном кино?
– Я уже отчасти внес свою лепту созданием документального фильма "Разделенные". Окончательный вариант несколько отличается от того, как я его задумывал. В моих мечтах это должна была быть работа, целиком посвященная Донецкому оперному театру и той особой способности артистов и зрителей противостоять войне, сосредоточившись на искусстве.
В конечном продукте есть и украинская часть, которую продюсеры хотели для соблюдения баланса. В результате получился политический документальный фильм, а совсем не то, что я предполагал с самого начала. По моей задумке главным было искусство, в центре – жизнь мирных людей. Война должна была остаться на втором плане, потому что настоящие герои – это обычные люди со своей историей.
– Могу ли я спросить вас о ваших ближайших творческих планах?
– Я планирую создать комикс, рассказывающий о том, как в последние годы основные средства массовой информации превратились в поразительную пропагандистскую машину, способную манипулировать сознанием людей и направлять его в нужное русло.
С помощью языка комиксов я надеюсь привлечь самых маленьких, которые в настоящее время, как мне кажется, наиболее подвержены пропаганде и наименее способны ее обнаружить.
*Запрещенные в РФ экстремистские организации
С интервью на языке оригинала можно ознакомиться здесь
22 февраля, 16:07История
Казимир Малевич: автор самой скандальной картины XX векаЗлые языки говорят, что украинская политика проста, как "Чёрный квадрат" Малевича, другие – что она непостижима, как "Чёрный квадрат" Малевича. Думается, сам Казимир Северинович не согласился бы ни с теми, ни с другими – самая знаменитая из его супрематических картин не так проста, но и не так сложна.