От новгородских церквей до "буденовки": причудливый путь неорусского искусства

Предпоследний российский император – Александр III Миротворец – вошёл в историю, как государь благополучного, развивающегося государства, не вступившего ни в одну войну. Частью государственной идеологии в это время было "возвращение к истокам" и не удивительно, что в сфере искусств особую поддержку получил спорный, но притягательный неорусский стиль

В Киеве, на Владимирской улице расположено знаменитое здание – центральное управление СБУ, в прошлом – управление КГБ, управление НКВД, Дом труда, киевская Земская управа. Здание, спроектированное академиком Владимиром Щуко, многократно поменяло не только содержание, но и внешний вид: на изначальном проекте в центре задумывалась массивная надстройка со шпилем и императорской короной. Башня с курантами, все же, была, но совсем другая, а в результате не осталось и ее – в 30-годы здание было перестроено в стиле сталинского ампира.

Во время нацистской оккупации Киева оно было значительно повреждено бомбежками, но после войны быстро восстановлено. Киевляне говорят: проблема этого монументального неорусского сооружения в том, что его со всех сторон вплотную окружают другие дома, и рассмотреть его с нужного угла и комфортного расстояния – просто невозможно. Впрочем, оно и не задумывалось, как памятник архитектуры: все вокруг еще в начале прошлого века было приспособлено для нужд полиции и спецслужб.

Кстати, именно в этом здании, на котором теперь гордо развевается желто-блакитный флаг, великий советский конструктор Сергей Павлович Королёв получил справку о том, что он – украинец, в рамках программы коренизации. Сейчас бы не получил, по всем нынешним правилам украинской политики его следует "декоммунизировать".

Эпитет "Миротворец" император Александр Третий получил потому, что за время его правления Россия не только не участвовала ни в одной войне, но и заключила мирные договоры со своими главными противниками – Францией и Германией, а во внутренней политике главной идеей стала стабильность, а значит – аполитичность и консолидация.

Советская историография называла его реакционером: революционное движение, стремительно развивавшееся на всех уровнях еще десятилетие тому, находилось в полном упадке, а реформы, проводимые императором и его министрами – все они были противниками либерализации и имперцами, такими как, например, Сергей Витте, по сути, поворачивали вспять антифеодальные движения, начатые Александром Вторым. Квинтэссенцией всех этих идей стал "Манифест о незыблемости самодержавия", подписанный императором 29 апреля 1881 года.

В отношении же искусства и культуры патриотическая (а по некоторым оценкам, граничащая с национализмом) внутренняя политика Александра III стала неожиданным благословением: высочайшее поощрение всего традиционного и национального привело к формированию нового направления – неорусского стиля, который одновременно впитал в себя элементы всего пройденного ранее – от русского барокко до позднего романтизма), и одновременно шел в ногу со временем, вступая смело в эпоху модерна.

Император, сыгранный в "Сибирском цирюльнике" импозантным Никитой Михалковым, был увлечённым коллекционером, почти как Екатерина Великая. Экспозиции Эрмитажа и Аничкова дворца многим обязаны именно ему, а Русский музей и вовсе был создан им: Александр Третий собрал огромные коллекции картин, предметов декоративно-прикладного искусства, заморских диковинок, ювелирных изделий.

Ювелирное мастерство, к слову, стало заметной страницей неорусского искусства: благодаря участию в международных художественных выставках, московские и петербургские мастера получили много возможностей, а фирмы Петра Овчинникова, Игнатия Сазикова, Василия Болина выполняли императорские заказы и имели весьма приличные прибыли, приглашая на работу только прославленных творцов.

Необычные для ювелирных изделий сюжеты – византийские, национально русские, исторические, даже выполненные в лубочном, нарочито фольклорном стиле – все эти наработки достигли своей высшей точки в феномене фирмы Карла Фаберже, известном по всему миру, и ставшим наряду с "Дягилевскими сезонами" удачным примером экспорта русской культуры на Запад.

В живописи и архитектуре неорусский стиль иногда пренебрежительно называют "псевдорусским" за эклектичность и преобладание фольклорного – второе не было так уж свойственно "приличному", элитарному дворцовому искусству XIX века: достаточно вспомнить какую истерику в свое время вызывали оперы Модеста Мусоргского в академической музыкальной среде.

Средоточием новых художественных идей стал Абрамцевский кружок или содружество, собранное меценатом Саввой Мамонтовым. В Абрамцево началось возрождение утраченных и забытых русских народных ремёсел: резьбы по дереву, изразцов, вышивки. Художники устраивали экспедиции в северные русские города для изучения сохранившихся там древних памятников архитектуры, иконописи, декоративно-прикладного, искали образцы народного творчества в окрестных селах.

Среди самых ярких художников и архитекторов, проповедовавших этот "ренессанс русской культуры" оказались Коровин, Шехтель, Поленов, Врубель, Бондаренко. Уже упомянутый академик архитектуры Щуко экспортировал неорусский модерн на международной арене – он проектировал русские павильоны на международных выставках 1911 года: Изящных искусств в Риме и Торгово-промышленной в Турине.

Благодаря гибкости и отсутствию строгих идейных и стилевых рамок русский неоромантизм к тому времени плавно вошел в новый век, превратившись в яркий и самобытный русский модерн, приверженцем которого был, например, Николай Рерих, использовавший форм и убранство новгородских и псковских барочных церквей для проектов Церкви Покрова Пресвятой Богородицы в селе Пархомовка Киевской области, а также Троицкого собора Почаевской Лавры на Тернопольщине. Изучая византийскую мозаику и древнерусскую архитектуру, создавал знакомый нам образ новой Москвы и Алексей Щусев.

Жесточайшие споры вызвали росписи Владимирского собора в Киеве, сделанные Василием Васнецовым, что, собственно и спровоцировало дискуссию о целом направлении, или, как писал Александр Бенуа: "последнем отголоском помпезного поверхностного академизма". Впрочем, другие работы Васнецова ему нравились, и он защищал их и тогда, когда журнал "Мир искусства" предложил общественную полемику на эту тему.

В музыке неорусские тенденции были особенно близки ученикам Николая Андреевича Римского-Корсакова – Анатолию Лядову и Александру Глазунову. Выражая в программных симфонических произведениях, фокальных и камерных миниатюрах то, что в XIX веке подразумевало бы симфонию, композиторы обращались к народным мотивам, ладам, полиритмике, и всем остальным музыкальным "секретам" русского фольклора. До идеала эту идею довел, бесспорно, Игорь Стравинский, чью скандальную "Весну священную", а до нее – "Свадебку" какими только словами не называла изысканная французская публика, осуждая за "славянский балаган". Впрочем, вскоре признали, полюбили, и по сей день пытаются присвоить Стравинского себе.

К тому моменту, как Российская империя – а вместе и с ней и все остальные империи Европы – оказались на пороге чудовищной мировой войны, продвижение всего национального в искусстве поощралось властями все больше, а Валерий Брюсов писал: "славянство призвано ныне отстаивать гуманные начала, культуру, право, свободу народов".

Существует неподтверждённая версия о том, что как раз в те годы, а точнее, уже во время войны – в 1915-1916 годах Васнецов, написавший многие свои былинные полотна, в том числе и знаменитых "Богатырей" задолго до этого, был нанят императорским двором для разработки новой армейской формы и суконных шлемов, стилизованных под старорусские, богатырские.

Приверженцы этой версии отмечают, что в них, а также в новых шинелях, нарисованных Васнецовым, российские военные должны были маршировать по поверженному Берлину. Пишут также, что именно Лев Троцкий настаивал на том, чтобы взять эскизы Васнецова за основу обмундирования для РККА.

Однако подтверждений этой версии найдено не было, зато остались свидетельства о том, что в 1918 году Васнецов, Борис Кустодиев, Сергей Аркадьевский, и другие известные художники участвовали в конкурсе, объявленном Народным комиссариатом по военным делам – о создании формы как раз-таки для Красной Армии.

Знаменитая "буденовка" сменившая названия "богатырка" и "фрунзевка" стала одной из вершин неорусского искусства, превратив-таки бойцов Красной Армии в русских богатырей, словно сошедших со страниц древней летописи.