Эта земля снова наша. Воскресный день на отвоеванных у ВСУ позициях под Авдеевкой

"Старик, Wi-Fi мне раздай! Хочу домой позвонить!", - просит "Братан" водителя пока "Нива" скачет по разбитым дорогам прифронта.

На вид офицеру "Шторма" не дашь и двадцати, ибо по-мальчишески худощав, добродушен и звонок. На самом же деле штурмовику 28 и полтора из них он не был дома. Сперва командировка в Сирию, а теперь специальная военная операция (СВО), которая продолжается и продолжается. "Волнуетесь? А зачем волнуетесь? Не надо волноваться!", - воркует он с кем-то по телефону. Быть может с девушкой, фото которой стоит на заставке?

Час назад он буквально вывалился из подъехавшей "Нивы". Такой же грязный и усталый, как и его автомобиль. К тому же в украинском кителе с веселеньким шевроном. Да-да, противник тоже самовыражается. "Днем тепло было, а ночью резко похолодало. Вот и нашел в их блиндаже", - комментировал он, избавляясь от вражеской куртки.

Умывшись, испив горячего чаю и закусив пасочкой, парень взбодрился. "Ну как? Помчали?", - спросил он, стряхивая крошки с ладоней.

Все дело в том, что несколько дней назад один из "Штормов" с боями занял целую лесополосу под Авдеевкой и любезно пригласил нас посетить теперь уже бывшие украинские позиции.

Почему "Шторм" воюет на суше? Не спрашивайте! Просто в чью-то светлую голову пришла идея – назвать штурмовые подразделения "Штормами". На ум тут сразу приходит воронка из ворон, показанная когда-то в фильме "Ночной Дозор".

Проезжая Верхнеторецкое решаем заехать в разрушенный храм. Пасха ведь! В последний раз я был тут 23-го февраля и, надо сказать, что с тех пор наши войска заметно продвинулись, зажимая в клещи занятую противником Авдеевку.

Внутрь нас, кстати, не пускают. За углом обнаруживаются военнослужащие, которые вежливо, но твердо предлагают удалиться восвояси. Приказ, мол, такой.

- А вы тут были во время штурма?

- Нет. Мы недавно приехали. А ты сам-то откуда?

- Сам не видишь?

- Откуда географически?

- Из Москвы.

- А мы сибиряки.

Хочется заявить, что я вообще из Донецка, чтоб если уж фарс, то на всю катушку, но коллега благоразумно предлагает свернуть конфликт и ехать дальше. Нельзя так нельзя. "Может в храме какие иконы остались и боятся, что кто-нибудь стащит?", - предполагает водитель, запуская движок.

Притом, что Пасха, как и два предыдущих дня, выдалась ясной и солнечной, дороги до взятых позиций – большой привет украинскому контрнаступлению. Даже "Нива", прекрасно зарекомендовавшая себя на бездорожье, ползет с улиточной скоростью, а время от времени едва-едва не ложится на дверь. Больно уж глубока для нее колея: разгонишься, и чудо советского автопрома вальсирует в этом болоте с грацией дореволюционного утюга.

В одном из кустарников признаем замаскированный танк. Неподалеку – еще один. Первый угрожающе опустил дуло, явно планируя куда-то шарахнуть. Кажется, будто пушка направлена точно на нас. Иллюзия, но холодок пробирает.

- Чего это они там?

- Стоят.

- Как-то неуютно мне, когда танк опускает пушку вот так низко, а мы у него на пути.

- Надо бы помахать, чтоб не стреляли пока не проедем.

- Рев танкового выстрела – крайне неприятная штука. Даже самая крупная артиллерия не попадает.

Дальше – пешком. Бросаем автомобиль и водителя под раскидистым деревом и следуем за "Братаном". "Еще пять-шесть дней назад все это находилось под контролем противника, но ребята все заняли. Сейчас придем и посмотрим их позиции. А еще мы взяли очень много трофеев. Часть из них уже на базе, а часть осталась на позициях", - рассказывает парень, указывая антенной радиостанции на широкую лесополосу. Даже отсюда видно, как здорово проредила ее артиллерия.

"Тиктокеры, привет!", - кричит кто-то, видя, что мы снимаем. Поднимаем глаза. В кустах, что на возвышенности, сидят бойцы и машут нам руками.

Характерная черта этой войны – пока идешь, внимательно глядя под ноги, кажется, что на километры вокруг нет ни единой души, но оборачиваешься и замечаешь, что ребята ведут. То здесь боец прошмыгнет, то вот там. Всюду "глаза" и скрытые позиции, которые порой и с трех метров не разглядишь. Квадрокоптеры и другие модерновые средства ведения разведки, помноженные на дальнобойную артиллерию, вынуждают маскироваться как следует.

Вдоль дороги то и дело встречаются стреляные гранатометные "тубусы" и прочий военный мусор. Поле, что прижимает дорогу к лесу, густо-густо усеяно противотанковыми минами. По две-три на паре квадратных метров. Уже подняты – не пропустишь. Сам же лес преимущественно лежит на земле, из которой ныне торчат обуглившиеся палки.

"Сперва отработала артиллерия, потом – боевые машины и танки. А потом в дело пошла пехота и началась зачистка. Шаг за шагом заняли весь этот лес. Кто-то в плен сдавался, кто-то убегал, а кто-то погибал здесь. Других вариантов не было", - бурчит офицер в "балаклаву", ведя нас мимо разрушенных блиндажей.

Профессиональный уровень наших "богов войны" заметно подрос, ибо тут и там видны прямые попадания в блиндажи. Ходить здесь – удовольствие еще то. Почва – песок и глина, в которой ботинок утопает по щиколотку. И все это завалено толстым слоем колючих веток. Воевать, как уже наверняка догадался читатель, еще тяжелее, поскольку вся эта радость хрустит, что твои чипсы, а потому скрытно не подберешься. Потому и наград за эти позиции штурмовики получили немало.

- Здесь начинаются траншеи и тянутся через весь лес. Конца их отсюда не видно. Конкретно здесь находились "глаза" и наблюдали за полем. В случае наступления они разбегались по ячейкам и встречали нас. Но ребятишкам не повезло и теперь это наши позиции.

- Ходили упорные слухи, что под Авдеевкой у них позиции суперкрепкие, залитые бетоном. А здесь обычные траншеи.

- Так не везде. В таком лесу это невозможно было сделать. Нечто подобное можно строить в доступных местах: в открытом поле, на перекрестках дорог. Здесь же все копали руками. Лопатами. Минута за минутой, метр за метром.

Первые трофеи и первые трупы. На пригорке собраны автоматы, противотанковые гранатометы, рюкзаки и прочий нехитрый армейский скарб. В траншее замечаем первое тело, чуть поодаль – второе. Третье распростерлось на возвышенности. Лица прикрыты тканью.

На безымянном пальце левой руки у того, что лежит в траншее, замечаю обручальное кольцо. Кто-то где-то не дождется отца и мужа, но такова война. "Сделаю фото. Украинцы меня тоже читают. Может кто-то узнает их", - говорит коллега, спускаясь в траншею.

Фотографировать трупы – занятие неприятное, но Киев к телам простых ВСУшников относится безо всякого интереса, а родственники ищут своих мужиков и нередко становятся жертвами мошенников. Как бы там ни было, а все мы люди.

"Пока нет возможности их вывезти. Появится – придадим тела земле. Что бы там ни было, а это люди. Они – такие же, как мы. Но пошли против нас - и вот результат", - объясняет "Братан".

К противнику этот парень относится с уважением. Заведя нас в блиндаж, он подчеркивает, что украинские солдаты – трудяги. Не поленились, мол, вырыть эдакие хоромы лопатами. На фронте, к слову, уважение к противнику – обычное дело. Пренебрежительное шапкозакидательство встречается все больше в соцсетях.

Хлюпая по жиже, состоящей из глины и дождевой воды, попадаем в просторный блиндаж. В свете фонаря замечаем котенка. И еще одного. И еще. Наконец из-за коробок выходит пушистая серая кошка. Офицер тут же плюхается на койку, принимается обнимать и гладить шерстяное воинство. Животных на позициях любят, кормят и берегут, а потому их тут завсегда много.

- А как называется этот лесок?

- Не знаю, не скажу. Для меня эта лесополоса – задача. Нужно было и мы взяли. Теперь все тут мое.

- Маркиза-маркиза-маркиза Карабаса!

- Слушай, ну понятно же, что ребята мои брали. Они у меня молодцы.

В одной из траншей "Братан" замечает РПГ, густо измазанный глиной. Цепляет за ремень пальцами и вешает на плечо. "Теперь это мой трофей", - улыбается он.

"Это ценность по здешним меркам?", - спрашиваю. "Конечно! Целый танк можно сжечь!", - отвечает "Братан". "Почему же никто его до сих пор не подобрал?", - интересуется коллега, понимая, к чему я клоню. "Никому не нужен значит. Кто-то не понимает ценности этого оружия", - как-то по-детски разводит руками офицер. Смеемся.

Крайняя точка нашего маршрута – снайперский блиндаж. Голубоглазый и жизнерадостный боец "Анапа" утверждает, что здесь обнаружили снайперское снаряжение, но его уже передали куда следует. По прямой до Авдеевки отсюда не больше трех километров.

"Тяжелые бои. И потери были. Больше месяца все это продолжалось. Работала артиллерия, а потом уже мы их выкуривали. Ближний бой. Тяжело, конечно. А что делать? Нужна победа, чтобы ребята не зря погибли", - говорит "Анапа", сидя на корточках и поглаживая котика. Когда речь заходит о штурме, он становится грустным и немногословным.

Пока беседуем, еще один боец выносит из снайперского блиндажа трофеи: пулеметы, рюкзаки, набитые какой-то техникой, гранатометы. Раскладывает все это подле главного противовоздушного средства ВСУ – банок с маринованными огурчиками. На разгрузке у него фигурка ковбоя Вуди из мультфильма "История игрушек". Говорит, что талисман.

Внутреннее убранство блиндажа – еще одна монетка в копилочку версии о том, что снайперы были иностранцами. Стены здесь обшиты светлой доской. Да и в целом он явно комфортабельнее всех предыдущих. Среди имен и дат, которыми исписаны стены, и впрямь есть иностранное – Верф Брюгген. С другой стороны, карго-культ в среде украинской военщины – обычное дело.

Здесь мы прощаемся с ребятами из "Шторма". "Братан" в который раз уже благодарит за то, что приехали. Здесь и сейчас офицер кажется особенно юным. В просторном камуфляже, грязных сапогах и с гранатометом на плече штурмовик больше походит на сына полка. Но счет, как говорится, на табло – эта земля снова наша.