Согласно документу, с 1 января 2025 года в России нельзя будет использовать заимствования из других языков в рекламе, в СМИ, при публичных выступлениях, при показе фильмов. Их можно будет применять только в частном общении.
Как проект будет работать на практике, изданию Украина.ру объяснил публицист, член комитета Госдумы России по просвещению Анатолий Вассерман.
— Анатолий Александрович, язык — подвижная система. Можно ли заменить распространенные иностранные слова русскими аналогами? Как интегрировать этот закон в молодежную среду и в отдельные сферы, где употребляются слова «вайб», «кринж», «коуч», «абьюзер», «триггер», «кешбэк», «хайп»?
— Язык действительно подвижен. Более того, за время нашей истории язык уже несколько раз переваривал бесчисленное множество иностранных слов, но это занимало немало времени.
Закон «О государственном языке Российской Федерации» был принят еще в 2005 году, с тех пор в него несколько раз вносились поправки, например, в 2014 и в 2021 годах.
Несколько лет ушло на то, чтобы разобраться, что необходимо для осуществления этого закона. И только сейчас в него внесли уточняющие поправки, указывающие, как его приводить в действие. В частности, введено понятие нормативного словаря.
Такие издания уже существуют, но в законе понятия «нормативный словарь» ранее не было. Сейчас это четко указали. Более того, дано разъяснение, какие именно словари считать нормативными.
В законе также теперь четко прописано, что должна учитываться специфика той или иной области словоупотребления. Это значит, что теперь не будет ни возможности, ни желания, грубо говоря, карать молодых людей за то, что в разговоре между собою они употребляют указанные вами слова.
Причём безразлично, в каком формате идет разговор: устном или письменном.
Но в официальных документах должны будут встречаться только те иностранные слова, которые указаны в этих самых нормативных словарях как допустимые. Грубо говоря, слова «президент», «депутат» — это норма, потому что они вошли в наш язык так давно, что уже никто их не воспринимает как иностранные.
А, вот скажем, «кринж» там вряд ли окажется, хотя бы потому, что оно довольно свежее. Возможно, через несколько месяцев cмысл этого неологизма будет передаваться каким-то другим словом. [Кринж — на молодежном сленге означает испытывать стыд или негодование из-за действий другого человека.]
— А что будет со словами «фейк», «кешбэк», которые также вошли в наш обиход? Они войдут в нормативные издания?
— Не знаю, я не лингвист, тем более не исследователь русского языка. Такие изыскания должны опираться в значительной степени на изучение очень большого массива словоупотреблений.
Составление нормативных словарей — это задача специалистов. Дело законодателей — только определить статус изданий: какие словари считать нормативными, а какие — только фиксирующими.
Приведу пример из прошлого. Некогда был большой шум в связи с тем, что в русский словарь вошло «кофе» в среднем роде. Это было общеобзорное издание, задача которого просто зафиксировать, какие слова и как в русском языке употребляются, но никоим образом не указывать, что правильно, а что нет.
Соответственно, это означает, что «кофе» в русском языке действительно присутствует в среднем роде, но это не подразумевает, что правильно его в этом роде употреблять.
— Законом пока не предусмотрена система штрафов и наказаний. Как это будет? Например, политолог, академик Алексей Подберёзкин с 1992 года издает журнал «Обозреватель-Observer», в названии которого есть английское слово. Что грозит за употребление англицизма в СМИ?
— В законе вполне чётко указано, что официально зарегистрированные торговые марки остаются. С них не снимается регистрация и не требуются какие-то изменения. Если же этого нет у издания, то кто же тут виноват, кроме него самого?
Кроме того, закон адресуется прежде всего к официальному словоупотреблению, а там есть иные средства воздействия, не связанные со штрафами. Ну а дальше посмотрим.
Любой закон приходится дорабатывать неоднократно, поскольку невозможно заранее предсказать все тонкости, возникающие по ходу его применения. Тут дело не в каком-то недосмотре, а в принципиальных ограничениях самой системы познания.
— Подобные законы есть во многих странах. Как они работают? Чей позитивный и негативный опыт Россия могла бы учесть при реализации обсуждаемой инициативы о языке?
— Я могу рассказать в общих чертах.
Например, известен пример Чехии, где два века назад группа энтузиастов решила создать общенациональный язык на базе нескольких деревенских диалектов. Они приняли принципиальное решение не заимствовать никакие слова из иностранных языков, а вместо этого подбирать для них эквиваленты из этих самых деревенских диалектов.
Поэтому, например, в Чехии сейчас театр — divadlo, а аэропорт — letiště. Мы, насколько я могу судить, в такую крайность доселе не впадали и, наверное, впредь нежелательно [так делать].
Другой пример, когда при изготовлении украинской литературной нормы на базе южнорусских диалектов старались больше заимствовать — в основном из польского языка. Причём заимствовали не исконно польские слова, а прошедшие через польский язык латинские и немецкие корни. Это опять же крайность, в которую вряд ли стоит впадать.
Мы придерживаемся некой средней линии. Грубо говоря, обкатываем в языке любые новые слова, но далеко не все из них в нем приживаются.
— Как вы лично сами относитесь к новому закону, удобно ли вам будет им пользоваться?
— Я за этот закон голосовал, что, на мой взгляд, в достаточной мере показывает моё личное отношение к нему.
Я знаю, что в этом законе, как в любой другой норме, ещё предстоит многое отладить. Если бы мы надеялись, что хоть какой-то закон удастся принять сразу в готовом виде без доработок, то мы бы вообще жили без законов.
— Насколько комфортно будет гражданам придерживаться данного закона? Возможно, понадобятся словари русских аналогов, словари синонимов?
— Насколько мне известно, подобные издания с давних времён существуют. Они издаются для нужд литераторов и присутствуют, так сказать, в поле общественного зрения. Но мне самому интересно посмотреть, насколько поднимется в перспективе спрос на такие словари.