С 2015-го и по начало 2022 года Донецк получил некоторую передышку от постоянных обстрелов. Появились понятия «опасных» и «безопасных» районов. Минские соглашения подарили центру столицы ДНР возможность относительно спокойно жить. Центру столицы… Но не Петровскому району.
Если посмотреть на карту Донецка, то Петровский район города представляет собой своего рода «аппендикс». Впереди — Марьинка и Красногоровка, слева — Новомихайловка. Все эти поселки заняты украинской армией. Где-то здесь же заняли оборону подразделения Народной Милиции ДНР. И для Петровского района никакого «перемирия» с 2014 года не было. «Минские соглашения» прошли для его жителей практически незамеченными.
Вечером 19 октября над Донецком бдительные горожане заметили некий «фейерверк» — на город неспешно опускались странные желто-белые огоньки. Это украинская артиллерия передала привет «украïнскому мiсту Донецьку».
— Такое временами бывает, — рассказывает донецкий журналист и блогер Игорь Гомольский, живущий в Петровском районе с 2014 года,— если белые огоньки — то «люстра», осветительные. Если желтые — то термитные, зажигательные. Я вчера видел из окна квартиры, прямо во двор опускались. Открывать окно, проверять, какие именно, я не стал, уж извините.
«Петровка» — самый опустевший район Донецка. Здесь практически не работают заведения «малого бизнеса» — кофейни, парикмахерские, магазинчики, кафе, коими так и кишит центр города. На весь район два более-менее крупных супермаркета. Жители ходят — избегают открытых мест, стараются прижиматься к стенам домов.
— Вот здесь, в сквере, возле памятника Ленину, две недели назад двоих убило, — рассказывает Игорь, — здесь, через сквер, люди больше не ходят.
В сквере стоит памятник Ленину. Краска на памятнике уже облупилась, сам бронзовый Ильич выглядит не очень чисто. Но парадокс: дорожки в сквере тщательно вычищены от опавшей листвы, по бокам посажены цветы.
Высотная застройка мало-помалу перетекает в частный сектор. На окраине района домики в основном одноэтажные, но бедными их назвать нельзя — высокие, крепкие заборы, ухоженные дворы. Дворики небольшие — от шести до двенадцати соток, но почти в каждом — виноградник, аккуратные огороды. Жители частного сектора почти все люди хозяйственные, многие держат птицу, скотину.
Частному сектору тоже досталось от обстрела. Здесь удалось найти корпус от зажигательного снаряда, черные кусочки термита.
— Хотите, фокус покажу? — Спрашивает местный житель Владислав.
Подручными средствами Владислав поджигает кусочек термита, и он начинает гореть, ярко вспыхивая.
— Старые советские снаряды у укропов, — комментирует Владислав, — термит плохо разгорается. Были бы свежие — давно бы весь район сожгли.
Люди здесь живут. И уезжать никуда не хотят.
— У меня здесь дом, куда нам уезжать? — Спрашивает пожилой мужчина кавказской внешности по имени Руслан, — хозяйство у меня здесь, животные. Мы тут живем, охраняем другие дома, кто уехал — мародеров гоняем.
Позавчерашним вечером на улице Львовской упал снаряд. Местный пенсионер Виктор как раз собирался садиться в машину — собирался ехать в город, ремонтировать ноутбук своей внучки. Отошел на минуту на кухню, что стоит неподалеку от основного дома, — и в этот момент случился прилет.
— Я говорил с дочкой на кухне, и в этот момент взрыв, — вспоминает Виктор, — а Дашенька-то, внучка, в основном доме. Юля, дочка, рвется к ней — а я встал, говорю, не пущу. Обошлось, повезло, все живы.
Кассетный снаряд прилетел во двор. Осколки рассекли крышу старенькой «Таврии» Виктора, осыпали дом. Сам снаряд ушел вниз, в песок. Что характерно, последствий прилета почти не видно — Виктор и его семья уже утром навели порядок, подмели осколки и мусор.
Семья Виктора живет здесь уже восемь лет — он, дочка Юлия и ее муж, внучка Даша. При попытке зайти нашу съемочную группу встречает отчаянным лаем толстая собачка-дворняга, любимица всей семьи.
— Она у нас такая проказница! — смеется Юлия. — Каждое утро требует, чтобы ей дали печенья. Если не дают, начинает в дверь скрести, и скребет, пока не дашь. Ну как ей не дать?
На улице мерзкая морось, покрывающая Донецк все утро, перетекает в ливень пополам с градом. Юлия приглашает нас в дом, угощает кофе. Семья живет далеко не в роскоши, каждый день ходит под смертью — но они радушны и очень любят гостей. Юлия сует нам печенье, предлагает попробовать домашние соленья. Вежливо отказываемся, но кофе пьем.
Дочка Юлии Даша держит на руках большую черную кошку. Даша одета в старый камуфляж.
— Папе подражает, в военном ходит, — говорит Юлия.
Папы дома нет — в феврале папа ушел добровольцем на войну. Был ранен, лечился — но продолжает воевать. С папой связь есть, он звонит им, когда получится — себе звонить запретил, чтобы не раскрывать локацию. Иногда заезжает домой — привозит подарки дочке, жене, тестю.
Даша — ребенок войны. Ей тринадцать лет — и с пяти лет она живет на войне, не покидая свой район. В школу она уже второй год не ходит, со времен пандемии коронавируса находится на дистанционном обучении. Иногда урок прерывается звуками прилетов и приходится быстро спускаться в подвал.
— Образование у нее, конечно, ни к черту, — ругается Виктор. — Недавно спрашивают у нее на географии столицу Франции — а она не знает. Двойки получает. Конечно, не виновата она — ну как тут учиться, когда каждый час по поселку прилетает? Учительнице-то хорошо — сидит себе в Ростове где-то и в ус не дует.
Биография у Виктора интересная. Он бывший шахтер, в 2002 году уволился. Помимо работы в шахте, Виктор занимался спортом, стал мастером спорта по самбо — и потому сразу же устроился на работу телохранителем у одного из донецких бизнесменов. Спас своего работодателя, и с тех времен хромает — при покушении на босса Виктор получил пулю в ногу. За несколько лет до войны окончательно вышел на пенсию, родилась внучка.
— Мечта у меня была, — признается Виктор, — как выйду на пенсию, ничего не буду делать. Только на рыбалку ходить и внучку воспитывать. Второе-то сбылось, а вот на рыбалке я уже лет десять не был.
Виктор мечтательно щурит глаза — видимо, представляет себя где-то на берегу озера с удочкой.
— Куда мне уезжать? — Рассуждает Виктор, дымя сигаретой. — Я никуда не поеду, у меня на соседней улице мама живет, ей за восемьдесят уже. Жену я в прошлом году схоронил, маму не брошу. Я без нее не уеду, а без меня дети с внучкой уезжать отказываются. Поэтому все здесь.
Семья Виктора почти не выезжает из района — боятся. Дорогу в центр Донецка, по его словам, также часто обстреливают. По словам пенсионера, «десять раз умрешь, пока доедешь».
Девятый год Петровский район живет на войне. Девять год его жители обустраивают свой нехитрый быт, ведут свое маленькое хозяйство. Прячутся от обстрелов в подвалах. Помогают друг другу, ходят в гости. Ремонтируют свои дома после обстрела, охраняют дома тех, кто уехал. И гибнут. Гибнут практически каждую неделю.
И все же живут.
Не из плоти и крови люди — из стали.