Угледарское направление еще с марта является одним из наиболее сложных участков фронта в Донецкой Республике. Бои на этом рубеже не прекращаются с марта — после освобождения Волновахи. Именно здесь держат оборону бойцы легендарного батальона «Восток» и… Обычные полицейские.
«У нас здесь РОВД можно открывать, — шутит боец с позывным «Жека». — Я, например, следователь. Вот два опера, вот пэпээсник, вот участковый. А Гюрза до февраля работал в ГСО (в России это называется службой вневедомственной охраны)».
«РОВД» находится в полуразваленном доме в одном из поселков в районе Угледара. Этот дом — так называемые «глаза», наблюдательный пункт. До украинских позиций — метров двести-триста, не больше. Если осторожно посмотреть в бинокль через окошко, можно увидеть два украинских блиндажа.
Полицейские служат не в «Востоке», они относятся к спецотряду МВД ДНР «Тайфун». Отряд этот создавался еще до начала СВО, несколько раз в год опера, следователи, патрульные из городских РОВД Донецка, Макеевки и Горловки ездили на сборы и семинары, учились работать как некая «группа быстрого реагирования».
«Тайфун» наилучшим образом проявил себя в Мариуполе — во время зачисток и фильтрационных мероприятий. «Тайфуны» стояли на блокпостах, выявляя среди покидающих город беженцев переодетых украинских солдат, «азовцев»*, пособников ВСУ. Армейцы, привычные к работе с оружием, а не с людьми, удивлялись: как же полицейским удается вычислять выявлять «злодеев»?
— А тут никакого секрета нет, — улыбаясь, рассказывает один из бывших оперов с позывным «Руля», — Полицейская работа — это же в первую очередь не стрелять, а головой думать. У хорошего опера и агентура по всему району есть, и с людьми он разговаривает постоянно. Мы же с подследственными раньше работали, есть понимание, как злодея расколоть.
Полицейские о Мариуполе говорить не особо хотят, рассказывают о том, что там было, нехотя, без особого желания.
— Помню, как гражданские из города выходили, — вспоминает «Гюрза». — Все грязные, голодные. Мы им все свои сухпайки отдали. Помню, дал девочке одной, лет десяти, шоколадку — она аж затряслась вся, руки дрожат, шоколадку эту чуть ли не с упаковкой съела.
Рассказывая это, полицейский и сам вздрагивает.
— Мы, чтобы голодных кормить, начали благотворительные акции устраивать, — добавляет следователь Жека, — из города же тогда выходили как пешком, так и на машинах. Кто пешком — грязные, оборванные, зачуханные. На машинах — эти и почище, сытые. Бывает, откроешь машину — а она вся харчами забита. Всякие там «Сникерсы», «Твиксы». Спрашиваю: откуда? Стоит водила, мнется. Понятное дело, мародерил, магазинчик какой обнес. А у самого-то машина — дай бог когда мне на такую заработать…
Где-то рядом начинается перестрелка, с украинских позиций сухо стучат автоматы. С нашей стороны им басовито отвечает крупнокалиберный «Утес». Жека настороженно смотрит куда-то в сторону окна, но, увидев знак «ОК» от товарища, застывшего у окошка с биноклем, расслабляется.
— Так вот, — продолжает Жека, — я ему и говорю: у нас сегодня благотворительная акция, и ты от нее не можешь отказаться. Потому хватай «Сникерсы» и иди раздавай детям, не обеднеешь. С нами не спорили, соглашались.
Поучаствовали бойцы «Тайфуна» и в зачистках городских кварталов, и в патрулировании районов. Острый глаз сотрудников полиции, фотографическая память, привычка работать с ориентировками на розыск — все это пригодилось в Мариуполе. После Мариуполя «Тайфун» прикомандировали к «Востоку» — и они следом за бойцами легендарного комбата Ходаковского отправились под Угледар.
Бойцы «Тайфуна» выглядят как обычные солдаты внутренних войск ДНР — автоматы, разгрузки, бронежилеты, каски. И все же атмосфера на «глазах» не военная, а именно полицейская. Почти у каждого бойца под бушлатом в обязательном порядке есть пистолет Макарова. Причем не в поясной кобуре, а в плечевой — такую кобуру из потертого коричневого кожзаменителя можно увидеть у любого опера от Донецка до Южно-Сахалинска. Здесь, где идут позиционные бои, где правят бал артиллерия и авиация, пистолет Макарова не просто не нужен — он даже и выглядит смешно. Но полицейские все же его носят — за долгие годы работы в полиции со своими пистолетами они, можно сказать, срослись.
Снаружи здания по-прежнему слышны выстрелы. Испугавшись пальбы, в дом забегает местная бродячая собака, черная как смоль. Бойцы прозвали ее Уголек. Она нервно виляет хвостом, дрожит, жмется к бойцам — то к одному, то к другому. Выбегает в коридор, опрокинув прислоненный к стене садово-хозяйственный инвентарь — на проходе падают вилы, лопата, грабли.
— Уголек, рецидивист поганый! Сейчас по 243-й у меня пойдешь! — шипит на него следователь Жека.
243 статья УК ДНР — это вандализм. Шутки у бойцов и вправду типично полицейские, не военные. Попытка записать первое интервью срывается: когда боец с позывным «Боцман» садится у стены перед камерой, оперативник «Руля» рявкает над ухом у корреспондента Украина.ру Ромы Гнатюка:
— Фамилия, имя, отчество, судимость!
Бойцы дружно смеются. «Боцман» из них единственный «кадровый» военный. Он записался в ополчение еще в 2014 году, когда ему было 17 лет, два года был в Народной Милиции, два года служил в прокуратуре, перешел в «Восток» .Он же и самый младший — его товарищи уже в возрасте, старше него лет на 10-15. Что характерно, «Боцман» тоже хотел в юности стать милиционером.
— Я до войны хотел в «Беркуте» служить, — признается «Боцман».
— То есть, можно сказать, мечта сбылась?
— Ну-у… похоже. Но вообще не совсем то, что хотелось бы!
Товарищи «Боцмана» опять смеются. Над ним шутят время от времени, но беззлобно — здесь, на позициях, бойцы уже давно стали одной семьей, и не важно, кто из полиции, а кто из внутренних войск. Полицейские довольны, что прикомандированы к «Востоку». С таким командиром, как «Скиф», он же Александр Ходаковский, куда больше шансов дожить до победы. Комбат людей бережет, за весь период СВО «Восток» потерял всего лишь 13 человек убитыми — крайне мало по сравнению с другими подразделениями.
Полицейские довольны… И одновременно с этим недовольно ворчат. Как настоящие наследники Глеба Жеглова, они в первую очередь думают о своей работе. Их специально готовили, готовили для полицейской работы. Они отлично показали себя в своей стихии в Мариуполе — где городская среда, где работа с людьми. Здесь же, в полях, в позиционной войне, полиция чувствует себя не в своей тарелке.
— Нет, мы никуда не побежим, и, если завтра укроп попрет — мы тут все ляжем и врага не пропустим! – горячась, рассказывает один из них, — но ведь надо понимать и обратную сторону. Сейчас работать в городах некому — почти весь уголовный розыск, все следователи и оперативники на фронте. Мы здесь как простая пехота — а ведь хорошего полицейского готовят не один год! Мы тут занимаемся не своей работой.
— В городах полиции практически нет, — добавляет его товарищ, — в райотделах сейчас остались женщины, калеки и только-только набранные юнцы, которых некому учить. Вон, устроили алкоголики какие драку в Донецке, вызвали полицию — а на вызов две девчонки приехали. И что им делать? Или вот к моей семье какой-то пьяный дебил в квартиру ломился — и что ей делать? Слава богу, додумалась отцу позвонить — тесть приехал, надавал ему лещей, пинками прогнал.
— Мы понимаем, ,что Родину защищать надо, что людей не фронте не хватает, — снова говорит первый, — но и вы поймите: мы боимся за свои семьи! Скоро всякая шваль, что в городах осталась, окончательно поймет, что сотрудников полиции в Донецке, Макеевке, Горловке мало — будет резкий рост преступности. Да, можно из Большой России сотрудников привезти — но они же не знают города, не имеют здесь агентуры, связей. Как они работать тут будут?
— В общем, мечтаем, чтобы поскорее нас тут сменили военные, а нас на работу вернули, — завершает болезненную тему оперативник «Руля». — Я вот был бы горд работать в российской полиции!
Не понимают полицейские и другого: если людей не хватает, почему не мобилизуют жителей освобожденных территорий?
— Вот Мариуполь, например, — спрашивает «Руля». — Это же уже Россия, верно? В России идет мобилизация, а здесь почему нет? Бывшие украинские полицейские вернулись к работе, работают на земле, занимаются своим делом. Если им доверяют полицейскую работу, почему бы не призвать их на фронт?
Бойцы «Тайфуна» ворчат недовольно — и все же стоят на позициях. Майоры, капитаны, старлеи из полиции — «рабочие лошадки», на которых держится вся система розыскной работы в районах, — воюют как обычные рядовые стрелки-пехотинцы. Никто из них не ломается, не дезертирует, не пытается уволиться. Потому что понимают: надо. Если они уйдут — их никто не сменит.
— Я защищают свою семью, свою землю, свой дом, — говорит «Гюрза», — советую тем, кто сидит дома, протирая диваны, взять свою волю в кулак и прийти к нам, помочь!
У «Гюрзы» воюет вся семья. Его мама служит в «Кальмиусе», жена и отец — в «тройке», 3-й мотострелковой бригаде НМ ДНР.
— Вот это я и считаю настоящим патриотизмом, — говорит «Гюрза». — Когда вся семья — и поднялась на защиту родного дома.
Уже вечером мы встречаем еще одного бывшего оперативника с позывным «Арт». Он настоящий профессионал уголовного розыска, проработавший больше пятнадцати лет. На его счету не одно раскрытое убийство, в том числе и целый ряд довольно громких. Ему уже за сорок, у него два высших образования — автодорожный институт и юрфак. «Арт» настоящий фанат своей профессии — о делах, которые ему пришлось распутывать, он может рассказывать часами. «Арт» и поведал нам, почему же он и его коллеги-полицейские, не обученные общевойсковому бою, бьются, не жалея себя, с регулярной украинской армией:
— Не знаю, понимают ли это у вас там, в Большой России — мы здесь, на фронте, уже давно не бьемся за Донбасс. Мы бьемся за Россию. И мы здесь, потому что так надо. Потому что пока подмога не подойдет, кроме нас это делать некому.
На утро поступил сигнал: неподалеку замечены украинские танки. Всем постам было приказано готовиться к танковой атаке.
И «Арт», полицейский-оперативник, ни разу не военный, молча взял гранатомет и отправился на передний край, ждать врага.
Потому что так надо.
Потому что больше некому.
* «Азов» — террористическая организация, деятельность которой в России запрещена.