Военнопленный Александр Ульянов-Симоненко: Нас посылали на смерть

Об этом он рассказал в беседе с корреспондентом издания Украина.ру.

— Ульянов-Симоненко Александр Владимирович, позывной «Симон».

— Среднеспециальное. Слесарь по ремонту подвижного состава, слесарь-электрик. Заканчивал ПТУ. Я из Запорожской области, живу в ПГТ Кушугум.

— После срочной службы хотел продолжить служить. Но у нас в военкомат, чтобы втулиться (туда — Ред.) служить… Ну вот, (сказали — Ред.) — поедь туда, послужи… потом приходи. 

— Это уже военкомат распределяет. Он же (батальон «Донбасс» — Ред.) уже не есть отдельный, его прикомандировали к 54-й бригаде, до моего прихода, гораздо раньше, еще в 2016-ом, и он стал ВСУ.

- Семен Семенченко «Донбасс» организовывал?

— Да.

— Ни разу.

— Одного видел, знаю, что есть, один у нас до сих пор служит.

— Я знал, что куда-нибудь я уеду, что там все тихо, что у нас даже запрет на стрельбу, что за это доплачивали, за то, что не стреляем. Спокойно ехал я, рассчитывал на то, что ротацию отбуду и спокойно переведусь в военкомат.

—  А куда тебя перебросили, где ты служил?

— В 46-м батальоне, в Еленовке. Получается, Степное перед Еленовкой. Я стоял на ВОПе, ВОП мой находился, параллельно с одной стороны еще один ВОП был, и перед ним еленовцы. ВОП — взводный опорный пункт. Был еще один такой же ВОП, и перед ним была Еленовка, мы видели элеватор. А передо мной получалось чуть-чуть Луганского и Сигнального, я их не видел, они за деревьями были, за посадкой.

— Нас сняли с ВОПа, где мы находились, и повезли на ротный опорный пункт, на пункт «Сладкое». Что к чему, мы не знали, вещи в машине оставили. Сказали; «вы сейчас собираетесь, вас везут в Тарамчук, вещи вам завезут вечером, еду и вещи — все привезут».

— С 13 на 14 марта. Мы приехали, там ребят отправили на штурм, возле железной дороги. Они посмотрели-посмотрели, что это все нереально, что отправляют чисто на смерть. Вернулись, командир, которого назначили старшим с нами — он сходил до командира батальона, сказал, что все это бред, и он не поведет людей на смерть. Потому что туда идти — ни поддержки никакой, ничего. Они пошли, попали под огонь. Вернулись, сказали, что нереально. Потому что со всех сторон на них был направлен огонь, как ни крути — не пройти. 

— Там был когда-то ВОП наших штурмовиков, с батальона нашего, они дали заднюю, его заняли, и чуть больше, чем через сутки, нас отправили штурмовать. А смысл?— как говорил наш командир, который был с нами там, — смысл какой, если больше суток прошло, уже укрепились там полностью, вы отправляете просто на смерть.

Сказали: «окопайтесь, укрепитесь, укрепляйте позиции». А для этого у нас было три лопаты на более чем 30 человек. Ни окопаться, ни блиндажей, ничего. Как мы говорили — выкопали сами себе могилки, чтобы спать в них. Выкопали ямки себе, потому что холодно было еще, сеном укрывались и на сене спали. Просили дать нам хотя бы спальники, на что нам ответили: «сейчас нет возможности». Просили дать нам воды-поесть — на что нам ответили «завтра привезем». На следующий день нам сказали «вечером привезем», вечером сказали «завтра привезем».

Мы пошли, у нас сели батареи. Сначала одни парни пошли, но вернулись, сказали, что попали под обстрел. Потом, на следующий день пошел я и еще один так называемый офицер-лейтенант, молодой, только в том году выпустился. Меня как перевели — это стал мой командир взвода. Пошли с ним, увидели, что уже всей поддержки, что прибыла к нам вечером, ее нету. Они ничего не сообщили, пограничники, Нацгвардия, и с 54-й бригады кто-то, какой-то батальон, не знаю точно. Все убыли. Вечером возле них постреляли — 80-е мины и 120-е — и они собрались, все уехали без лишних слов. Оставили нас, тридцать с копейками человек, почти сорок, без прикрытия.

Мы пошли уже, думали — идем к комбату, надо батареи [для раций], как минимум, надо пожрать, воды… Потому что 14-го числа мы приехали, на всех людей оставалось пять банок тушенки и две буханки хлеба. Воды тоже был мизер. Мы пошли, дошли до одного блокпоста нашего. Поговорили, нам говорят: «все, дальше все спокойно, свободно, можно идти на Степное». Мы пошли, на повороте, на входе в Степное идем, смотрим — стоят военнослужащие ДНР. Я без лишних сомнений говорю: «Пошли, а смысл? С кем воевать? Тут у нас ни жрать, ничего, а туда подойдем — завалят так завалят, уж лучше так умереть, чем сейчас поотмораживаем конечности, на нас или забили, или забыли». Ну — пошли.

— Два человека, я и офицер. Желающих сдаться было больше, просто мы разговаривали, когда взяли в плен, я беседовал с командирами, потому что этот офицер оказался ни рыба, ни мясо. Просто расплакался — что с нами будет. Беседовали, там можно еще было 10-15 человек, они бы сдались, потому что уже тоже не могли выдерживать. Мобилизованные были готовы сдаться, лишь бы вернуться домой в семьи. Такой же настрой. Воюем, получается со славянами, со своим же братским народом, сами такие, всегда же жили нормально, и вот придумали с этой «еврожопой».

Подошли, сдались, разоружились и прибыли к начальству. Командир батальона, потом отправили к командиру полка, не буду врать, не помню, как там правильно. Я беседовал с ними, говорил, так и так, еще такое количество сдастся, надо просто пойти и побеседовать. Я послужил чуть больше, чем этот лейтенант, меня послушают. 

 

Приехали, меня вернули на место, в Березовое. Оказалось, что лейтенанта уже отпустили, поверили ему, что он приведет. Но лейтенант никому ничего не сказал, сказал, что меня только взяли в плен — и все. Хлопец приехал оттуда и рассказал, что так оно получилось. Его сразу СБУ потом повязали. Он сказал ребятам, что его отпустили и дали два часа на то, чтобы сдаться, но что они ушли.

— Да. И поэтому приехал еще один с «Донбасса», который был там, (рассказал — Ред.), что это все закончилось так, как я и сказал — обморожения и смерти от того, что ты перемерзнешь ночью во сне. Ребятам ампутировали руки, ноги, пальцы, потому что они получили обморожение конечностей.

Некоторые во время ведения боя, по его словам, получали ранения, у некоторых даже руки отказали. Рука не действует, парализована, его в госпиталь, а оттуда — обратно на позицию. С одной рукой рабочей! У людей конечности поотрезали, пальцы на руках и на ногах, и их обратно на позиции! Он с ранением осколочным был, и ему сказали еще находиться на больничном, он не долечился, его обратно на позицию.

Хлопец есть — давным-давно ему за границей дали по голове, у него была справка, что он не может проходить службу, но он попал на службу и опять же, куда — в батальон «Донбасс». Забрали в военкомат с работы, мобилизовали, его карточку желтую или какая она там идет, что непригоден — порвали, дали военник [военный билет — Ред.] и отправили служить. А он ни читать, ни писать не может. Когда заполняли документы, я помогал ему заполнить.

— Получается, последняя уже в марте пришла повышенная — 13 тысяч гривен (около 40 тыс рублей — Ред.), это солдат. Вообще было 10 тысяч, подняли на 30%.

— Боевые были 17000.

— Да.

— Как мне рассказывал человек, который был уже в плену, утро у них начиналось с того, что им насыпали поесть. Потом залетали эти же, тарелки забирали, — и избивали, забивали… Воду как залили им, шокер кинули, шокером побило их. (Рассказывал — Ред.) что издевались стабильно.

— Я, когда сдался в плен, на меня посмотрели, увидели, что я и вправду уже три дня ничего не пил и не ел, что я стою — и сам падаю уже на колени. Мне дали воды, дали закурить. Потом командир батальона в 11-м полку лично с рук сначала кормил, сделал бутерброд, у меня руки еще были связаны за спиной на тот момент. С рук мне дал этот бутерброд, я съел. Лейтенанту этому — то же самое.

Потом лейтенанта, когда отпустили, меня уже привезли после беседы с командиром полка… Я приехал, мне уже руки развязали, дали пачку сигарет, говорят: тебе пригодится — кури. Сделали бутерброд, разогрели сухпай, бульон с тефтелями, что-то наподобие. Накормили-напоили, и не один раз. Полпачки сигарет сначала дали, потом вечером еще полпачки. Когда я был в плену и когда отпустили этого лейтенанта, через два часа по этому населенному пункту, если быть точнее, чуть ли по месту, где я находился — начался обстрел «Градами». Меня запрятали в подвал, сидел я в подвале. Не со связанными руками, все спокойно, никто ничего.

— Я был здоров. Сейчас у меня отечность какая-то на ногах пошла — компрессы сделали, таблетки дали. А так ребят, которые приезжают — лечат их, оказывают им полную медицинскую помощь. Без рук, без ног приезжают — всех лечат. С ранениями хлопец у нас в камере есть, ему вообще осколками желудок покромсало — так ему и мешочек для отходов сделали, и каждый раз его медик осматривает, меняют все, когда нужно, никаких проблем нет с этим.

— На ВОПе я находился.

— У нас на ВОПе ничего не изменилось. У нас командир ВОПа придерживался одного правила — мы не стреляем, мы ничего не делаем — и по нам не стреляют. Сидим себе спокойно, вот и сидим всю ротацию. На других ВОПах других рот — начали происходить боевые действия. Создалась группа реагирования, сразу у нас ребят повезли на американские и европейские «Джавелины», «NLAW» обучиться — короткий курс обучения. И тоже — избранные поехали, потому что у нас было такое, приближенные к командованию. Я думаю, это везде есть. Их и отправили на обучение. Что-то около недели — они прошли это обучение, и их сначала на ВОП вернули к нам, кто с ВОПа нашего был. Кто с других, возвращали, а потом сделали из них группу реагирования.

Потому как командир роты провтыкал, в прямом смысле, когда на него выходили, что нужна группа реагирования, а он был ответственный, военные силы ДНР прорвали оборону в Березовое и продвигались к населенному пункту Степное. И тогда уже начались конкретно боевые действия, такие, что ребята и ранения начали получать, и много гибнуть… Штурмовая рота стояла возле нас недалеко, мы были прикомандированы к ней, пока находились на этом ВОПе. 

Получалось, что штурмовая рота 10 человек, пять «трехсотых» [раненные — Ред.], пять «двухсотых»[убитые — Ред.], их забрали, и как забрали — ребята сами шли с ВОПа, с боевых позиций, где идет обстрел, и их, раненых, не забирали. Они сами, раненые, и шли. Я считаю, что это не по-человечески. Человек с прострелянной ногой или рукой, или еще что хуже — его без сопровождения отпускают, — ничего, мол, сами добирайтесь! То есть, скотское отношение к людям, к своим же военнослужащим, которых вы просите, чтобы они вам помогали, защищали вас — вот такое отношение. Я этого не понимаю.

И вместо них туда — мобилизованные. Человек первый раз автомат в руки взял, автомат этот — и тот нерабочий, у него боек нерабочий, стертый, сбитый, или еще что-то, или его вообще нету. Иди на позицию! И вот, ребята так приходили на позицию, под обстрел попали. Кто остался жив — разворачивались и уходили. Ну, им на замену новых привозили.

— Именно в нашем батальоне все были в основном мобилизованные, и никто (воевать — Ред.) уже не хотел! А кто были из других (подразделений — Ред.), кто состоял в резерве, в первую очередь эти резервы, другие бригады, в которых они служили до этого, их покидали в батальон «Донбасс», говорили: «что это за бред, здесь ничего нет, куда нас кинули»? То есть, никто уже не хотел даже находиться там. Когда мы были в Тарамчуке, три человека говорят — «мы уходим». А им замполит моей роты говорит: «а куда вы пошли — я вас расстреляю».

— Нет, они вернулись. Потом, когда он отошел куда-то, они: «всё, ребята, досвидания, мы пошли к командованию сдавать автоматы, мы поехали домой, мы будем защищать свой дом, а не здесь стоять». Уехали, ушли, все. 

— Никаких занятий не было. Замполит такой замполит, что у него задача была не поддержать личный состав, не помочь ему психологически, а загнобить и выписать ему догану (выговор — Ред.). Он получит за это плюсик, а человек получит за эту догану минус из зарплаты — как минимум пару тысяч (гривен, то есть 6 тысяч рублей — Ред.).

А если еще и будет суд, на который, опять же, тебе батальонный замполит забьет (…), и не скажет, что у тебя суд должен быть в эту дату, и человек на него не попадет — ему по максимуму выпишут штраф. А он еще не будет о нем знать, потому что замполит, опять же, забьет, и человеку накапает (штраф — Ред.). Я знаю, одному человеку накапало, что он 4 тысячи отдал в части, с него высчитали, и 9 тысяч — это что у него уже пеня накапала, исполнительная служба уже прислала письмо домой. 

— Я жду, чтобы освободиться, наконец-то, Запорожская область от наших властей, которые чисто отмывают деньги на своих же людях. Освободиться, попасть домой к семье и уже продолжить службу — все-таки в военкомате.

— Знаю.

— Поддерживаю. Как по мне — так лучше такое решение, чем с ихней «еврожопой». Я, когда учился в лицее, начался Майдан — за вступление в Евросоюз. Мы все, поголовно, вся моя группа в лицее, называли это не «вступление в Евросоюз», а — «вступление в Еврожопу». 

Правильно Янукович сказал: «Чего вам не хватает? Доллара по 8, зарплаты маленькие»? Всего хватало. Я при Януковиче работал, когда учился, тоже семейные обстоятельства были, строил Хортицу, учился, подрабатывал. У меня хватало и погулять, и семье помочь. У меня мать тогда не работала, отец алкаш, маленькая сестра и младший брат, новорожденная сестра тогда была.

Хватало сестре памперсы, питание купить, домой скупиться и погулять. Еще и телефоны я себе чуть ли не каждую неделю покупал новые, позволяли доходы. Ну, у нас народ захотел в Евросоюз. Хорошего из этого ничего не получилось. В ЕС мы не вступили, только долгов, только кредитов набрали.

Помощь оружием? А где эта помощь? Вы же его в кредит даете, вы же потом будете это требовать обратно. Военное положение ввели — да, все кредиты (западные кредиты Украине — Ред.) заморожены, не надо выплачивать, но вы же их не списали, вы их продолжаете накапливать, вы их продолжаете повышать со своим оружием.