У Федора в Харькове была уважаемая и денежная профессия, с такой можно зарабатывать везде, в любом городе мира. Скажем, ветеринар с широкой практикой. Он мог бы остаться на малой родине, мог бы устроиться в Москве — коллеги звали. И зовут, верят, что он одумается и станет «приличным человеком». Профессия, знания и навыки у него остались. Но вместо этого под Северодонецком Федор оборудует «лежку» в роще — утром после артиллерийского удара украинские войска должны попытаться перейти в очередной «контрнаступ» — войска Луганской народной республики готовит засаду на атакующих. Как раз это и делает Федор.
Проблема Украины, по его словам, возникла задолго до 2014-го — Федор уверен, что война была неизбежна. «Сейчас там людям [находящимся под властью Украины] внушают: «Ко мне пришли, я должен обороняться». И ничего другого люди не слышат. Там у многих в голове уже мозги перемыли хорошо. Это все делалось не один год, и не семь, и не восемь лет. Это десятки лет делалось, просто никто не замечал. Я еще после школы помню, в перестроечное время, мы смотрели эти учебники, мы смеялись тогда. Было смешно, а обернулось вот этим», — говорит Федор. «Вот это» — замаскированная позиция для пулемета, бои под Северодонецком и предыдущие восемь лет. Но началось это не в 2014-м, уверен Федор.
«В 2010-м мне товарищ, бывший афганец, сказал: «Будет война», — фиксирует Федор дату, когда прозвенел первый звоночек. — Я: «Да ну». Он мне рассказывает: «У него дочка, 14 лет тогда ей было, занималась бальными танцами. И на Западную Украину они ездили на сборы. И она приезжает такая довольная, мы там были в военном лагере, там все так интересно, фотки показывает на телефоне».
Снимки его товарища, прошедшего службу в Ограниченном контингента советских войск в Афганистане, и насторожили. «Он смотрит — на фотках какая-то чушь: стенды — минно-взрывное дело, мины лежат. Он начинает понимать, что это ни хрена не «Зарница». Начинает ее так аккуратно расспрашивать. Дочь отвечает — да, они там по лесу тропками ходили, контрзасадные действия учили, инструкторы поляки, эстонцы учат их. И до товарища доходит: «Их готовят, натаскивают именно на войну на реальную», - пересказывает тот разговор Федор.
До жизни такой, как сам с иронией говорит бывший ветеринар, дошел сознательно — в 2014-м он принял участие в том, что получило название «русской весны». В Харькове закончилось все быстро и печально для тех, кто поверил в близкую победу и триколоры над административными зданиями.
После стычки с «активистами» в 2014-м Федору стало понятно, что украинское государство полностью на стороне его противников, также захватывавших власть и административные здания — тогда «свидомые» атаковали 9 мая ветеранов с цветами: «Подъезжает автобус, оттуда вываливают эти малолетки в балаклавах и камуфляже, и на стариков. Подбегают, медали срывают, ленточки, начинают катать. Мы, естественно, начинаем их лупить. Я одного взял, потушил и на землю. И тут чувствую, меня начинают два мента бить. Я говорю: ребята, вы что? Как так, говорю, они напали, вы их не трогаете, а трогаете нас? А он говорит: у нас распоряжение из Киева их не трогать, а вас паковать».
В этот момент Федор понял, что придется бороться с украинским государством. «Поддержки мы не получили. Наоборот, нас [украинские силовики] начали вылавливать, и очень многих посдавали свои же. Просто потому, чтобы их не трогали. И мне потом люди в погонах сами сказали: «Ну, товарищ, ты же не профессиональный конспиратор». А против меня играли опера, которые по 15-20 лет имели практического опыта», — спокойно говорит он. Видно, что тот проигранный бой уже не вызывает у него сильных чувство — что было, то было.
Службе безопасности Украины (СБУ) было легко работать — «безпека» могла позволить себе не заморачиваться соблюдением законности и действовать руками различных «активистов». «У меня вот друг пропал, приехали домой чуваки без шевронов, без ничего, в балаклавах, в камуфляже. Приехали, дали в морду жене. Пока она там: «А-а-а-а-а-а!», они его цап, в микроавтобус и увезли. Все», — с ударением на последнем слов говорит Федор. Хотя, и он и остальные его товарищи не сразу поверили в это «все».
Товарища искали по тюрьмам, через знакомых сотрудников МВД и СБУ. Ответ был — его забрал «Правый сектор»*. «Замучили где-то, наверное», — так же безэмоционально заключает Федор.
Несмотря на отсутствие навыков подпольщика Федор до 2016-го умудрялся уходить от Службы безопасности Украины (СБУ) — его допрашивали только сотрудники Министерства внутренних дел. «Так получилось, что я успел раньше свалить, чем они меня поймали, и поэтому теперь я в Харьков только на танке», — подводит черту той части своей жизни Федор.
И попытка отыскать пророссийское подполье сейчас обречена, скорее всего, на неудачу — по словам Федора, СБУ отработала хорошо — потому что борьбе с гражданским протестом их обучали американцы. «Безпека» под водительством куратором методично уничтожало ячейки «экстремистов». Выжившие легли на дно. «Куча людей были деморализовано этим, очень много. Потому что они поднялись, они рискнули. То есть, второй раз сетку надо было создавать — надо было приложить там в три раза больше усилий», — предсказывает он.
В 2016-м накаленному подпольной борьбой Ярославу показалось, что не у всех людей в России, кто отвечал за украинское направление, было осознание того, насколько серьезна проблема с «Незалежной». «Не все были достаточно мотивированы, не все понимали понимают, что они делали», — скупо делится он впечатлениями. Реальное положение дел стало ясно только после начала Специальной военной операции.
А бои за Украину или из-за Украины были неизбежны, вновь возвращается к этой теме Федор. «С ними договариваться нельзя, с ними можно только воевать. А они с ними пытались договориться. Вот и договорились. Потому что они думали, что если они себя ведут нормально, рот не открывают, то их не за что трогать. Такого не бывает. Воевать бы все равно пришлось», — альтернативная реальность, по его мнению, не очень-то отличалась бы от реального 2022-го.
*организация признана экстремистской/террористической и запрещена в России