«Наше командование нас бросило, и мы решили сдаться в плен русским», — обычная история украинского военнопленного, которые расходятся по сети. Необычно то, что ее рассказывает парень в штатском не за столом для допросов, а на третьем этаже больницы номер два Мариуполя, больницы, по которой он свободно, без конвоя, передвигается.
Виктор Киричанский — бывший боец Национальной гвардии МВД Украины сейчас работает волонтером в детском отделении, а по вечерам дежурит как санитар у входа в лечебницу. Носит воду и продукты, а еще кружит маленьких пациентов, взяв их за руки вокруг себя, когда те попросят — а малыши просят так делать почти всегда, когда видят Виктора.
Военная биография нацгвардейца закончилась быстро — в самом начале штурма Мариуполя. «Был в патрульной роте, началась война, как солдата срочной службы нас обещали вывезти, но отправили почти в самую горячую точку. Я был в школе (…), сидели просто как на позициях (…). У нас был майор с Запорожья, фамилию я не помню, не запоминал, нас отдали ему в командование. Говорили, что не было никаких коридоров, ничего такого, что будем идти до последнего, что тот, кто будет идти сдаваться или же пытаться убежать — застрелим», — излагает детали своего боевого пути Киричанский.
— А сами командиры сдались или убежали?
«Они просто убежали. В тот день, когда мы сдались в плен, командование сказало: "Расходимся по позициям", мы разошлись по позициям, потом, когда увидели русских, пошли и сдались им. И узнали уже от других военнопленных, что в тот день они одели гражданские вещи и вышли по зеленому коридору (…). У них мариупольская прописка, они жили в Мариуполе и просто все съехали как обычные гражданские люди», — бывший боец Нацгвардии даже не возмущается предательством «отцов-командиров», видно, что для него все это давно закончилось. В плену он, как и его сослуживцы, получил предложение работать волонтером в больнице.
Хотя все же события, в результате которых он оказался волонтерам, не совсем для него растворились в прошлом. «Мы об этом не задумывались, мы думали, что не придут сюда русские, что все хорошо будет. Нам врали, что позиции не прорываются, все находятся по местам, все сидим, просто ждем. А потом уже начались обстрелы города, командование начало кто куда разъезжаться, с моей части я, вообще, никого не видел из офицеров, сержантов. В конце концов все разбежались и нас оставили на произвол судьбы», — объясняет Киричанский, как оказался в новой для себя и миллионов людей реальности.
Как так получилось волонтер больницы номер два не знает: «Негативное отношение к Зеленскому почти у всех. Все его, грубо говоря, ненавидят. Против России идти — это ну… бред, потому что до 14 года жили мирно как один народ, а потом началось вот это вот».
Сергей Запорощенко — тоже в прошлом нацгвардеец, и тоже как его бывший боевой товарищ Виктор Киричанский теперь работает в больнице номер два, только в операционном блоке. Поговорить соглашается после короткого колебания: «Мне нечего скрывать».
В плену оказался при таких же обстоятельствах. «Нас пооставляли на позициях, командиры нас бросили, вот мы и сдались. А толку воевать за тех, кто бросил. Когда я в украинские войска шел служить, я давал присягу и там написано, не умереть за людей, а помочь им», — уверенно и прямо говорит бывший боец Национальной гвардии.
— То есть вы сейчас служите народу (на Украине присяга приносится на верность народу — Прим.ред.)?
«Да, я служу народу», — так же твердо, даже с некоторым оттенком вызова говорит Запорощенко. Происходящее ему кажется безумным. «Воевать против таких же, как и ты, я не вижу смысла. В Великую Отечественную войну воевали два народа вместе…», — вспоминает Запорощенко.
Далеко уходить от больницы волонтерам из пленных нельзя, но они не жалуются, считают, что им повезло — они помогают людям, и все время заняты, и окрестной территории, бывшим нацгвардейцам, по их словам, хватает. А по асфальту рядом с лечебницей бегут потоки — коммунальщики пытаются подать воду, из-за порывов она поднимается на поверхность. Еще одна ласточка, возвращающейся мирной жизни — автобусы, они курсируют с большими интервалами, но это лучше, чем идти пешком несколько километров через весь город. Проезд пока бесплатный, вопрос «Где кондуктор?» салон встречает усмешками — дескать, вы о чем, не все сразу.
Вдоль улицы Шевченко работает рынок — очереди стоят за молочными продуктами: «У них же холодильник, слышите, генератор шумит? Все свежее» и за ксерокопиями: «Оформлять пенсию». Продавцы одежды и книг жалуются на малый спрос, все же большинство больше интересуются едой. «А кто нам будет зарплату давать? Мы же предприниматели или кто?» — горько замечает женщина, продающая сканворды.
На рынок приходят многие и поглазеть и узнать новости — интернета в Мариуполе еще практически нет, газеты попадают нечасто. И, видимо, приходят к прилавкам и маленьким магазинчикам торговцы и за этим — в надежде первыми услышать какие-то добрые вести. «Скажите, а нас в Донецкую область или в Ростовскую?», — продавщица в небольшом контейнере с одеждой жадно ждет ответа, она рада любому покупателю — можно поговорить.
Один из силовиков Донецкой народной республики, помогающий восстанавливать город, как и пленные волонтеры тоже хочет побыстрее увидеть свою семью, она у него тоже на подконтрольной Украине территории. «Я, когда им звоню, они на украинском говорят всегда. Сейчас и в магазинах на мове общаются, потому что рассказали, что в их городок столько военных нагнали, украинских. Заходит племянница моя продуктов купить, а там толпа их, они ей: "Добридень (добрый день — укр.)", она чуть на русском им "Здравствуйте" не сказала. А ответишь на русском, будут проблемы. И не поговоришь ни о чем толком по телефону, думаю, их слушают, я о службе ничего рассказать не могу, ни где я ни, как я. Только слушаю. "Добридень"», — зло передразнивает он какого-то военного, который мешает ему увидеть семью.