Сергей Макарович не распространяется почему, но в школу в 1940 году он заканчивал не на родной Харьковщине, а в селе Выбор Новожинского района Псковской области. С большей долей вероятности можно утверждать, что его родители стали жертвами раскулачивания или же просто сбежали от голода 1932-33 гг. или репрессий 1937-39 гг., но наверняка автору это неизвестно. Известно, что семья жила без отца – трое детей и мать-учительница со скромным окладом.
Это было время огромной популярности легендарных лётчиков: Чкалова, Громова, Гризадубовой, бивших один за другим рекорды дальних перелётов. Сергей тоже хотел в небо, и отправил письмо с просьбой о зачислении в Борисоглебскую летную школу. Вскоре пришёл ответ, что первый курс уже набран, и поступить можно только через год. Тогда, получив аттестат, юноша отправился к родственникам в Москву. У него по всем предметам были пятёрки, поэтому он думал, что в авиационный то институт он уж точно попадёт без каких-либо проблем, но там его огорошили, что лимит отличников уже набран. Сдавать экзамены и поступать можно было только на общих основаниях, а это означало, что общежития ему не дадут. Но у Сергея не было возможности снимать жильё, и сидеть «на шее» у родственников он тоже не мог. В конце концов, его без экзаменов зачислили в электромеханический институт, но проучился юноша там недолго.
В Европе полыхала война, все ждали, что вот-вот Германия нападет на СССР, стране срочно требовались новые лётчики, много лётчиков, и в октябре 1940 года, не проучившись и трёх месяцев, Крамаренко по комсомольской путёвке отправили в Дзержинский аэроклуб. Сначала было два месяца теории: теория полётов, аэродинамика, метеорология – курсанты учились по 8-10 часов в день. Затем начались полёты. К марту Сергей уже самостоятельно налетал на учебном биплане У-2 20 часов, и специальная комиссия зачислила его, наконец, в находившееся в Воронежской области вожделенное Борисоглебское лётное училище.
1 мая Крамаренко принял присягу и стал летать на УТ-2. Самолет этот очень походил на У-2, на него даже ставили такой же мотор, но по конструкции он был не бипланом, а монопланом. Без расчалок – тросиков, скреплявших верхние и нижние плоскости крыльев «кукурузника» – новичкам сложнее было увидеть крен.
Не успел Сергей отучиться и двух месяцев, как 22 июня началась война. Курсантов стали ускоренно готовить к полётам на истребителе И-16 – «ишаке». Летали они на его учебном варианте – УТИ-4, не одноместном, а двухместном истребителе и без вооружений. С января приступили к освоению другой машины – ЛаГГ-3 – И-16 проигрывали немецким «мессершмиттам», а потому требовалось готовиться летать на другой технике. Крамаренко сделал только два вылета по 10 минут, когда поступил приказ лётную школу эвакуировать – это был июнь 1942 года, немцы подходили к Воронежу.
Сергея и ещё семерых курсантов отправили доучиваться летать на ЛаГГ-3 в запасной лётный полк. Чтобы его не вернули назад в лётную школу, он соврал, что у него не два полёта на истребителе, а 20, то есть, больше трёх часов налёта. Его товарищи, конечно, удивились, но не сдали, и Крамаренко допустили к полётам. Летали они каждый день, за месяц налетали по 16 часов: взлёт, посадка, петли… и затем выпустили. Но что можно освоить за месяц? Вот потому-то и называли наших плохо обученных выпускников лётных школ «взлёт-посадка». И пока к их подготовке было такое отношение, наша авиация несла огромные потери.
Не присвоив молодым лётчикам званий, их направили в прикрывавшую действия Западного фронта генерала-армии Георгия Жукова 1-ю воздушную армию. Как раз шла подготовка к проведению Ржевско-Сычевской операции. Крамаренко и его товарищей зачислили в 523-й истребительно-авиационный полк (иап). Им запомнилось, что когда они приехали на лётное поле, увидели, как в небе шёл воздушный бой – два «мессера» «гоняли» один ЛаГГ и три «яка» – истребителя Як-1. В этот раз бой закончился ничем.
В полку имелось всего три ЛаГГа, из которых только один был исправный. На нём на задания выпускали исключительно опытных лётчиков, а так как их было пятеро, молодым, которых было шестеро, вылеты не «доставались». Им приходилось продолжать тренироваться на У-2. Сергей упорно осваивал полёты вслепую, по приборам. Со временем ему это очень пригодилось.
После Нового года полк, наконец, получил достаточное количество самолётов, но только теперь это были не ЛаГГи, а намного более совершенные Ла-5. Пилоты быстро переучились на них, и приступили к выполнению боевых заданий.
23 февраля 1943 года Крамаренко провёл свой первый воздушный бой. Группу истребителей повёл в бой лётчик-испытатель с завода. На подлёте к линии фронта советские пилоты обнаружили восемь немецких бомбардировщиков и атаковали их. Крамаренко нагонял своего ведомого, когда вдруг сверху один за другим буквально «свалились» несколько серо-зелёных самолётов – это были «мессеры». Один из них просто сам попал в перекрестье прицела, и Сергей нажал на гашетку. На плоскостях вражеского истребителя вспыхнули разрывы снарядов авиационной пушки, а затем началась круговерть воздушного боя. Сергей увел самолёт от вражеской очереди – нырнул под неё, спикировал под вражеские самолёты, они погнались следом, отстали, потом снова нагнали… вражеская очередь, новое пике. Так Сергей повторял несколько раз, пока не спикировал отвесно вниз на лежавший внизу лес. Когда до него оставалось метров 500, он резко потянул ручку штурвала на себя. Самолёт выровнялся на высоте метров 10-20 над верхушками. Немцы не рискнули повторить этот опасный манёвр, и отстали. На аэродроме Крамаренко выяснил, что его боевые товарищи сбили один «юнкерс», и вернулись без потерь. Только через 40 лет ему стало известно, что в том бою немцы посчитали его сбитым, и записали на свой счёт, а у них самих один из самолётов перешёл в пикирование и разбился. Возможно, это или тот «мессер», в который попали снаряды его пушки, или тот, кто за ним тогда всё же попытался «нырнуть» к земле.
После Курской битвы из Москвы пришла разнарядка, откомандировать из дивизии одного лётчика в формирующийся полк советских асов – он предназначался для свободной охоты и уничтожения асов вражеских. Сначала из армии приказали отправить командира эскадрильи, в которой служил Крамаренко, но его не отдал комдив, сказал, что так у него полк останется совсем без ведущих. С ним согласились, что можно послать молодого лётчика, но хорошего, и выбор пал на Сергея.
В полку лётчиков обучали не как свободных охотников, а в первую очередь, как часть, которой предстояло воевать в крупных сражениях. Главным упором был бой за высоту. Сначала требовалось добиться превосходства в высоте, и только затем уничтожать немецкие самолёты – это была тактика, разработанная советским асом Александром Покрышкиным.
В январе полк вылетел на 1-й Украинский фронт. Это было время, когда как раз закончилась Житомирско-Бердичевская операция, и четыре Украинских фронта готовились нанести новые удары, чтобы «твёрдой ногой» встать на правобережной Украине. Полк перевели на аэродром в Бердичеве, затем он стал летать из Староконстантинова.
19 марта 1944 года состоялся очередной вылет группой на линию фронта в район Проскурова (современный Хмельницк). Кроме Крамаренко полетели ещё двое – Масляков и Богданов. Над передовой истребители встретили вражеские бомбардировщики и атаковали их. Масляков сбил один, Крамаренко открыл огонь по другому, и тут его самолёт вспыхнул – сверху группу атаковали никем не замеченные «мессеры». Сергей сбросил «фонарь», перевернул самолёт и вывалился из него. Через мгновение он уже повис на стропах парашюта. Оказалось, что он ранен в ноги – снаряд разорвался внизу фюзеляжа, кроме того пилот обгорел. Удар о землю, всё проваливается в темноту.
Лётчик пришёл в себя от того, что его кто-то тормошит. Оказалось, что это эсэсовцы – он упал прямо в расположение вражеской части. Его положили в кузов машины, сняли меховую тужурку, разрезали унты – они были полные крови. Немцы перевязали бинтами обе ноги. Появился какой-то эсэсовский лейтенант, потребовал сообщить номер части, имя командира, количество самолётов.
– Я не буду отвечать.
– Расстрелять
Пока заводили машину, к грузовику приблизилась группа каких-то офицеров, среди которых был пожилой генерал со светлыми погонами. Узнав, что пленного раненого лётчика собираются казнить, он приказал.
– Найн. В госпиталь.
Минут через 20 подъехала телега с вооруженным винтовкой возницей, в которой лежал немецкий капитан. Крамаренко переложили к нему, и телега поехала. Вскоре выяснилось, что возница – украинец. Сергей возмутился:
– Слушай, земляк, что же ты немцам продался? Служишь им.
– Ах ты, проклятый москаль, сейчас я тебя прикончу!
Ретивого унтерменша остановил только окрик капитана:
– Найн, найн! В госпиталь.
Сергей снова потерял сознание. Очнулся он от того, что его снова кто-то тормошил: «Не волнуйся, перевяжем, подлечим». Оказалось, что он в Проскурове в госпитале для военнопленных. Русский врач вытащил из ног осколки снаряда, санитары стали мазать ожоги какой-то красной жидкостью, от чего тело пронзила страшная боль. Это была немецкая жидкость от ожогов, которая при заживании предупреждала образование рубцов. Врач и санитары мазали – руки, ноги, лицо. Сергей стонал, а они просили потерпеть. Наконец эта пытка закончилась, сделали укол, снова темнота.
Очнулся Крамаренко в бараке для тифозных, где рядом лежал раненый в живот пилот Пе-2. Немцы пленных кормили супом из брюквы и манной кашей. Кто знаком с бытом нацистских концлагерей, знает, что это по тем временам для заключенных была настоящая роскошь. Так прошло шесть дней. На седьмой началась суета. Снаружи доносились взрывы. Санитары сообщили, что скоро приедут телеги и лежачих пленных эвакуируют, а все здания вокруг уничтожат. Но телеги всё не ехали, снаружи становилось всё темней. Из окон было видно, что Проскуров полыхает. Узники думали, что их барак тоже подожгут, но, видимо, немцам было не до этого. Через несколько часов внутрь зашли солдаты и сообщили, что пленные освобождены.
В барак освободители наведывались дважды, и каждый раз принимали Сергея за танкиста (горели чаще всего они), но, узнав, что он истребитель, только сильнее радовались и наливали большую кружку шнапса – 600 грамм минимум. После второй Крамаренко опять впал в беспамятство, очнулся через день.
К нему приходили какие-то две местные старушки, принесли ему кофейник кофе, пожалев, что такой молодой человек будет обезображен шрамами. От кофе Сергей тоже потерял сознание, и пришёл в себя уже в госпитале. Очнулся он от того, что с него снимали бинты. Когда медсёстры разрезали их, то отшатнулись – под ними ползали сотни вшей. Его раздели, помыли, дали новую одежду, положили в палату – изолятор… и у него начался тиф. Две недели лётчик горел в жару, бредил. Когда он пришёл в себя, сказал соседу, что его только что сбили, а сам он сбил два самолёта. Оказалось, всё это происходило в тифозном бреду.
Госпиталь стоял на краю какого-то аэродрома. Однажды Крамаренко вышел из палаты и увидел истребители с белыми носами и красными хвостами – это был его полк. Он тут же пошёл в штаб. В то, что сбитый ещё два месяца назад лётчик жив, поверили не сразу. Но когда проверили, и всё же поверили, Сергея тут же отправили в Москву в госпиталь, где к июлю поставили на ноги. Затем отправили в Сокольники в санаторий. После выписки отправили во 2-ю Воздушную армию на Украину. Но ему хотелось в родной полк, а тот воевал в Белоруссии. Выручили лётчики бомбардировщика Пе-2, подкинули в бомболюке до Барановичей. Здесь на аэродроме он встретил пилота связного самолёта По-2 со своего полка, тот подкинул до Бреста. Полк, который за бои на Украине стал 176-м гвардейским, базировался там. Заместителем командира служил в нём лучший советский ас Иван Кожедуб.
В январе началось наступление. Кожедуб повёл шестёрку истребителей, которая обнаружила внизу под собой две группы по 16 истребителей «фокке-вульф». Кожедуб отдал команду атаковать, и советские истребители ринулись вниз. Кожедуб сразу сбил командира одной группы, два других пилота сбили по самолёту во второй. У Григория Орлова получилось сбить ещё один, но первый горящий недобитый немец успел сбить его самого. Всего группа в тот день уничтожила 16 «фокеров».
Крамаренко доводилось летать с Кожедубом не только в одной группе, но и ведомым. Он однажды стал свидетелем, как тот сбил вражеский самолёт с дистанции около 200 метров, что для того времени было очень много. «Почерк» пилотирования Кожедуба отличался очень резким маневрированием, но Сергей всё-таки смог к нему приноровиться. Однако долго полетать вместе не удалось – 16 апреля 1945 года лучшего советского аса вызвали в Москву, и он передал Крамаренко, чей «лавочкин» выработал моторесурс, свой самолёт.
Война закончилась, началось мирное время и почти одновременно – эра реактивных самолётов. 176-й гв. иап стал переучиваться на Як-15, потом на Як-17. С января 1950 года началось освоение Миг-15. Первые послевоенные годы Крамаренко не пускали участвовать в воздушных парадах над Красной площадью – над ним довлели 7 проведённых в плену дней. Только личное разрешение командующего ВВС Московского военного округа Василия Сталина решило эту дилемму.
В октябре 1950 года в полк приехал заместитель командующего генерал Генрих Александрович Лейкин. Рассказал, что в Корее, где шла война, американцы безнаказанно бомбят города и деревни и Корейские товарищи просят им помочь. Требовались добровольцы. Вверх поднялся лес рук – ехать хотел весь полк. Отобрали 30 человек. Они отправились в Кубинку, где людей рассадили по пассажирским вагонам, самолёты погрузили на платформы, и состав отправился на восток. Командовал советскими лётчиками-интернационалистами старый знакомый Крамаренко полковник Иван Кожедуб.
В Корее Сергей Макарович совершил 104 боевых вылета, провёл 42 воздушных боя и одержал 13 личных побед. С декабря 1951 года он стал командовать эскадрильей. Всего лётчики Кожедуба сбили 215 самолётов противника, потеряв при этом только 10 своих пилотов и 23 самолёта.
В одном из боёв Крамаренко сбил австралийский истребитель «Глостер Метеор», и когда вражеский пилот повис на парашюте, пожалел его, не стал расстреливать – тот явно был молодой и неопытный. У противника же отношение к нашим лётчикам было совсем другим – когда Крамаренко сбили, и он катапультировался, американец дважды делал заход и пытался расстрелять его из пулемётов и пушек, но каждый раз промахивался.
Указом президиума Верховного Совета СССР от 10 октября 1951 года за проявленную отвагу майору Крамаренко было присвоено звание Героя Советского Союза. Он целый и невредимый вернулся домой и прослужил до 1981 года, в отставку вышел в звании генерал-майора.
Судьба сложилась так, что он прожил долгую жизнь и стал последним из живущих Героев Советского Союза, которые получили свои звания за войну в Корее. В мае 2020 года он лечился от COVID-19 в московском госпитале ветеранов. Лечение прошло успешно, его даже выписали, но последовавшее затем осложнение на внутренние органы сделало то, чего не удалось немецким и американским пилотам. Лётчик-ас двух войн, сын Харьковщины Сергей Макарович Крамаренко на 98-м году жизни ушёл в лучший мир, оставив после себя многочисленных потомков, вечную память и историю красивой насыщенной жизни настоящего сына земли имя которой – Украина.