Дома со сгоревшими квартирами, выбитые стекла, бронетехника во дворах, с торца многоэтажки брошенный автомобиль и разорванный корпус боевой машины пехоты (БМП). На носу БМП, там где осталось немного несгоревшей краски выведена буква Z — кто-то хотел показать, что тут якобы подбита российская или донбасская техника. Потому что крупная Z красуется всегда на борту или башне, а не около стыка броневых плит. Боец народной милиции подходит к мертвому: «Может, мирный, может и военный — они часто натягивали «гражданку». Похоронить надо по-человечески…»
«Если б Янукович был жестче, и Майдана этого не было, то не было бы этого всего», — пожилой мужчина, выбравшийся из подвала в Волновахе обводит обгорелой палкой апокалиптический пейзаж, хотя и так ясно, о чем речь.
«Для меня великая страна — это СССР, великая гордость за страну была, я в ней родился и вырос, Украина — ну так-сяк, пятьдесят на пятьдесят, а ДНР или Россия… честно говоря, я вас еще не знаю. Третий паспорт менять будут, а верить — я никому не верю», — он греет руки над костром, разведенным во дворе, шевелит палкой горящие щепки и отмахивается от жены, которая убеждает его не говорить о политике. «А что мне терять? Квартира уже сгорела, что будет — непонятно. Чего бояться? Перестань», — устало говорит мужчина.
Даже здесь, во дворе разбитого дома, мерзнущие люди, жарящие над костром еду, умудряются ссориться. «Кто тебя заставлял на украинском говорить? Я заставлял? Ах, правительство…», — иронично тянет пожилой мужчина, отвечая на наскоки соседки, которая вспомнила, как насаждали «мову».
Про гуманитарный коридор кто-то слышал по радио, но выйти было просто невозможно. «Наверху так бахало, куда пойдешь, на верную смерть?», — только что вышедший наверх мужчина не проявляет никакого интереса к теме.
«Украинские солдаты просили трижды коридор у дэнээровских, им давали, они за это время перегруппировывались, выигрывали время, мы это узнали от военных ДНР», — включается другой.
Все же тема коридоров задевает всех, женщины наперебой начинают рассказывать: «Предложили нам эвакуироваться так: приехал мэр города утречком, типа, кто хочет выехать с Волновахи, пишите списки, забрал своего друга и все — пишите письма. Все структуры, прокуратура, СБУ, райотдел внутренних дел — все повыезжали 23 февраля».
И дальше все начинают вспоминать, как отступали украинское солдаты. «Ходили тільки по квартирах, все повиносили, — начинает женщина из круга соседей на «мове». — Кто-кто? Украинские военные, перерыли все, белье, носки, золото искали, водку всю повыпивали».
Другая жалуется: «Они взламывали квартиры, а в этой части дома воевали, в первый же день борьбы «Ниву» угнали — нету ее».
Потом все переходят на тему самих боев. «Украинские солдаты — молодцы, защищают свою землю, только землю уже продали», — вступает кто-то из женщин.
«Они не столько защищают, сколько боятся наказания потом, — поправляет ее соседка. — Мы тут были, когда украинский солдат бежал с поля: «Все ***** (конец — нецензурн.), командиров нет, никого нет, нам сказали, стоять до последнего». Стояли, правда, до последнего. Это были не ВСУ, а батальон «Айдар», скорее всего, они восемь лет тут окапывались».
— Ломом двери выломали, — уточняет одна из собеседниц.
— Ты ж носки им не дала, вот они тебе и выломали, — подначивает ее кто-то из женщин.
— Да у меня нет мужских носков, вот и… А теперь даже не уедешь, как квартиру закроешь, все нараспашку, — люди жалеют даже не утраченного имущества, а такого неудобства — не оставишь свое жилье без надзора в таком виде.
Подошедший к группе жильцов мужчина уверяет, что украинские бойцы прятались за домами: «Люди им не нужны, инфраструктура им не нужна. Им нужна войнушка. Танк выезжал из-за дома, отработает, пять-шесть раз стрельнет, спрятался. Полчаса-час прошло, ответки нет — и снова выехал. Пацаны (военные ДНР — Прим.ред), как сказали: «Мы щадяще, не хотели всего этого», просили у нас прощения. А как по-другому, если они позалазили в квартиры и из квартир держали оборону».
За домом стоят два танка — подбитый украинский и целый — народной милиции. За дорогой накрытое чем-то лежит тело. «Мехвод (механик-водитель — Прим.ред.), сразу двухсотый, влепили снаряд прямо сюда, — танкист показывает на стык между башней и корпусом. — А еще двое выбрались и ушли». На борту танка ВСУ надпись белой краской — цифры, победители так отметили удачное попадание.
В соседнем дворе так же у костра греются солдаты, они иногда поднимают взгляд от пламени на идущих жителей, и сразу переводят его на чайник, который греется — все ждут чая. В стылую погоду, если нет теплого жилья, спасет только костер и горячая вода. «Одного на железке (железной дороге — Прим.ред.) поймали в гражданке. Почти дошел до своих. Здоровый такой, кабан. Лепил, что он местный житель, документы потерял, идет до своих. При нем был телефон и три с половиной тысячи гривен. А в телефоне фотки-то чужие… Ну и сознался быстро. Методом тыка вычислили его», — смеется своей шутке боец, разливая кипяток из чайника по кружкам сослуживцев.
К отступающим Вооруженным силам Украины пытался уйти командир отделения 53-й отдельной механизированной бригады. «Я б в плен не брал, они по моим детям стреляли, — флегматично отвечает самый пожилой, кивком благодаря за кипяток, и сразу переходит на другую тему. — А прикольный цвет и запах у чая, правда, ягодами пахнет, да?»
«А там батальон «Донбасс» выходил, в темноте, на нас напоролся, спрашивают: Хлопці, ви звідки? Ми — свої, они обрадовались- пересказывает кто-то случай. — Мы их и покрошили. Это они там у себя хвастаются, что они и по-русски, и по-украински говорят, преимущество, типа, а мы, русские, тут не понимаем «мовы». Ага, щас, тут многие и в ВСУ до 2014-го служили, и команды и устав на украинском знают». И перечисляет собравшихся у костра русских — татарина, русского, украинца, осетина, грека.