Несмотря на то, что первым погибшим официально считается киевский программист Павел Мазуренко, скончавшийся в больнице от побоев, общественное сознание сфокусировалось на других фигурах. Ими стали гражданин Украины Сергей Нигоян и гражданин Белоруссии Михаил Жизневский.
Понятно, почему. Оба скончались от огнестрельных ранений. Если побои были обычной практикой, к которой прибегали обе стороны конфликта, то использование огнестрельного оружия снимало все барьеры и превращало массовую акцию протеста в пролог к гражданской войне, в которой гибель людей превращается в фатальную неизбежность.
Именно поэтому такой острой и отчаянной оказалась реакция на весть о первых погибших в результате обстрела, который, как стало ясно благодаря откровениям как стрелков, привезенных из Грузии, так и активистов Майдана, организовали сами же инициаторы протестного мероприятия. Это была очень грамотная, точно рассчитанная провокация, направленная на то, чтобы сделать любые переговоры между властью и протестующими принципиально невозможными. Провокация удалась и достигла своей цели.
Но она и запустила механизм гражданского противостояния по всей стране, который стер в порошок тысячи людских жизней (как выразился один политолог, «Небесная сотня» проложила путь на небо «небесным тысячам»), привел к потере значительной части территорий, колоссальному падению уровня жизни, коллапсу экономики, разгулу национализма и фактическому разрушению системы государственного управления. Гибель первых двух человек стала триггером войны. Реальной — на полях сражений в Донбассе и в головах — где стала возрождаться идеология нацизма, надиктовывающая сегодня политическую повестку страны.
Я не сторонник конспирологии, но технология цветных революций не является тайной за семью печатями. Несмотря на то, что в известных книгах Джина Шарпа, где изложены рецепты организации ненасильственного сопротивления, принесение сакральной жертвы не описано, практика показывает, что в большинстве случаев в какой-то момент оно обязательно происходит, и после этого протест уже фактически невозможно остановить. Жертвоприношение — это обязательный элемент, обеспечивающий успех всего мероприятия.
Самое любопытное, что культ «Небесной сотни» так и не сдвинул расследование убийств на Майдане с мертвой точки, что можно считать дополнительным доказательством причастности первых лиц к организации расстрела. Более того, «Небесную сотню», как очень неудобный и дискредитирующий сюжет, потихоньку убирают из мартиролога, замещая его подвигом киборгов или украинских военных, участвующих в боевых действиях в Донбассе. Сегодня уже мало кто помнит о Нигояне и Жизневском. Власти постарались затереть в общественной памяти этот и последующие трагические эпизоды, связанные с гибелью активистов.
Киевский режим, созидавший себя на крови сторонников евроинтеграции и сотрудников правоохранительных органов, органически не способен существовать вне пространства насилия и смерти. Мифология нынешней украинской власти такова, что только война и гибель людей, подаваемые как борьба за светлое будущее, являются ее единственными онтологией и оправданием. Они же причина его возникновения и созидания.
Так что когда мы смотрим на руины на донецких окраинах, когда оплакиваем погибших под артиллерийскими снарядами людей, мы должны понимать, что это все — обязательное и логическое следствие двух оборванных 22 января 2014 года жизней. Последующая цепная реакция была фатальной, неостановимой. Но в результате Нигоян и Жизневский, память о которых уходит, погибли вовсе не для того, чтобы Украина стала частью европейского пространства.
Их преждевременная смерть дала возможность праворадикалам установить свою власть на Украине и навязать обществу свои идеи. Сомнительно, что большая часть активистов, принимавших участие в Майдане, приняли бы такие итоги, если бы знали, чем все кончится. Хотя пусть не говорят, что их не предупреждали.
В те дни очень многие предвидели, по какому пути направится страна, и старались объяснить протестующим, что никакой евроитеграции им не видеть как собственных ушей. Но никто тогда этих голосов не слушал и не слышал. Более того, в своей слепоте наиболее продвинутые сторонники европейского пути упорствуют и по сей день, считая, что речь идет всего лишь о временных трудностях. А украинский корабль, хотя и медленно, но неотвратимо вплывает в европейские воды.