Во-вторых, изначально (ещё до переговоров) заявленные позиции сторон были слишком жёсткими и диаметрально противоположными, чтобы можно было рассчитывать хотя бы на формирование целевых экспертных рабочих групп на уровне дипломатических ведомств.
В-третьих, реальный формат переговоров изначально значительно шире российско-американского. Обе стороны согласны с необходимостью привлечения к ним как Европы (в рамках ОБСЕ и, возможно, ЕС), так и НАТО как военной организации коллективного Запада.
Это означает, что к огромному комплексу российско-американских противоречий добавляются ещё и противоречивые европейские интересы: общеевропейских организаций, отдельных стран, различных политических группировок в отдельных странах. Для того, чтобы оформить информацию обо всех этих интересах и пожеланиях в единую систему и понять, с кем и как можно работать, с кем и о чём договариваться, с кем и где интересы совпадают, а с кем необходимы время и масса официальных и неофициальных контактов за пределами формальных переговорных площадок.
На сегодня стороны лишь обозначили своё видение очертаний будущей системы международной безопасности и наметили перспективные зоны поиска возможного компромисса.
США, в принципе, согласны пожертвовать Восточной Европой как сферой единоличного влияния Запада, убрать оттуда войска и отказаться от наступательной политики на российских границах. В обмен они желают получить гарантии того, что Россия не станет расширять своё влияние на постсоветском пространстве и бывшие плацдармы США (вроде Украины, Грузии и Прибалтики) превратятся в буферную серую зону, а не в сферу влияния России. С этой целью Америка желает сохранить «право НАТО на расширение», а на деле — возможность в любой момент вернуть свои войска на позиции в Восточной Европе и реставрировать своё присутствие в странах постсоветского пространства.
В таком варианте буферной серой зоной становится уже Западная Европа, Восточная же должна постепенно перейти в сферу влияния России. Уступка, на которую Москва согласна, — де-юре оставить НАТО в существующих границах, де-факто отведя войска из Восточной Европы на позиции, на которых они находились в 1997 году. Россия также готова гарантировать ненападение на своих соседей.
Естественно, этот вариант никак не может устроить США, поскольку, согласившись на него, они утрачивают возможность в случае чего быстро вернуться на нынешние позиции в Восточной Европе. Гарантии ненападения, которые охотно даёт Россия, ничего не стоят в свете экономической и политической беспомощности лимитрофов. С потерей старого хозяина они неизбежно начинают искать нового, каковым может быть только Россия, переходя под её протекторат без всякого «нападения».
При этом американцы уже знакомы с новой политикой Москвы. Она не согласна брать на содержание обанкротившиеся лимитрофные режимы. Экономическая политика по отношению к ним остаётся жёсткой. Изменения возможны лишь в случае присоединения этих стран к российским евразийским интеграционным объединениям. То есть лимитрофы, будучи оставлены США, оказываются перед перспективой быстрого экономического коллапса (по примеру украинского), альтернативой которому может быть только добровольная смена режима с проамериканского («евроинтеграционного») на пророссийский (ориентированный на евразийскую интеграцию).
Таким образом исключается фокус, который уже десять лет пытаются провернуть США, пытающиеся временно передать лимитрофные режимы на российский баланс, не меняя их внутренней организации. Предполагается, что Москва за свой счёт стабилизирует экономику этих стран, после чего США смогут вернуться к теме «евроинтеграции» лимитрофов за счёт России.
Как видим, принципиальный камень преткновения переговоров заключается в различном видении формата и перспектив буферной «серой зоны». Россия хотела бы исключить возможность американского возвращения на свои границы, США же хотят уходя оставаться.
Это противоречие на первый взгляд неразрешимо и обнуляет перспективу успешных переговоров. Многие эксперты поэтому заранее обрекли их на провал.
Действительно, противоречия слишком остры, а политические группировки Запада, не желающие идти на серьёзные уступки России, слишком влиятельны, чтобы испытывать безудержный оптимизм относительно возможности быстро достичь приемлемого соглашения. Но дело в том, что альтернативой договорённости является только быстрый рост международной напряжённости с быстрым выходом на рубеж мировой войны, которую Запад однозначно проигрывает.
При этом разрушение Европы, её превращение в одну большую Украину, стартовавшее с взрывным ростом цен на газ, должно будет пойти нарастающим темпом, так как рост международной напряжённости будет в первую очередь означать разрыв политических и экономических связей Европы с Россией, после чего весь ЕС становится просто аппетитным американским обедом, обеспечивающим продление агонии исчерпавшей себя системы.
Традиционные проамериканские глобалистские европейские элиты в принципе согласны с таким исходом. Для них главное, что они в таком случае сохраняют свои руководящие позиции, а что будет с их государствами и народами, интересует их не больше, чем украинский олигархат — судьба Украины.
На данном этапе переговорного процесса, который по факту следует назвать дипломатической войной, Россия и США как раз и будут бороться за позицию европейцев. США хотели бы, чтобы эту позицию определил коллективный ЕС, где позиции проамериканской евробюрократии традиционно сильны. России удобнее договариваться с каждой страной и элитной группой в отдельности — так проще выходить на экономический прагматизм.
Собственно, результаты этой борьбы за Европу и определят перспективы переговоров. Если американцам удастся сохранить формальное единство Запада и получить согласие ЕС поддержать линию Вашингтона, договориться о чём-либо будет практически невозможно. США, решив свою главную задачу (временное удержание контроля над Европой), в значительной степени утратят интерес к поиску компромисса. Если же Россия сможет продавить в нескольких ключевых странах ЕС поддержку своей позиции (как залог сохранения прочных экономических связей), Вашингтону придётся учитывать новую реальность. В таком случае воинственность США резко снизится, а компромисс на российских условиях станет вполне реальным.
Жёсткость и непривычный наступательный формат работы российской дипломатии связан с тем, что зима (когда растёт зависимость от российского газа) является для России наиболее благоприятным временем для приведения Европы в чувство. Весной-летом европейцы традиционно успокаиваются и до осени становятся менее договороспособными и более склонными к занятию традиционной проамериканской позиции. России надо заставить Европу спешить с принятием решения, пока время года благоприятствует Москве. Отсюда и угрозы прекратить переговоры и разорвать отношения с Западом при отсутствии конструктива. США же пытаются заболтать тему до лета, когда Европа будет более склонна к поддержке их позиции.