— Согласен, Константин, что главным итоговым геополитическим событием года стало упомянутое предрождественское обращение РФ к Западу. Но оно привлекает к себе внимание скорее не «жёсточайшей ультимативностью», а твердой прямолинейностью. А это разные коннотации и особая модальность. Мы никому не грозим, но смертельно устали от неадекватной реакции оппонентов на дипломатическую учтивость и внешнеполитическую корректность, которые традиционно излучал наш МИД.
На поверку оказалось, что коллективный Запад подобный дискурс и риторику воспринимает либо как проявление явной постсоветской слабости, либо как скрытое азиатское коварство. Поэтому и возник общественный запрос на «дипломатию без дипломатии», на прямой разговор с «партнерами» не вкрадчивыми эвфемизмами, а «шершавым языком плаката». То есть без сглаживания острых углов и уклончивости от неприятных тем. Как говорят североамериканские индейцы, «не нужно много слов, чтобы сказать правду». Её и сказали. Коротко, четко, вызывающе. Всё, что думаем о войне и мире, о старых угрозах и новых вызовах, о принципах безопасности и опасной беспринципности… Короче, новая форма российской дипломатии налицо. Наконец-то!
Но есть, конечно, и новое содержание. Думаю, что ее прорывная суть, прежде всего, в двух вещах. Во-первых, Россия явно преодолевает комплекс неполноценности. Запад три десятилетия пытался привить нашей стране идеи пораженчества, лузерства, вторичности. Типа, вы проиграли нам мировую «холодную войну», вы навсегда отстали по технологическому укладу, вы второстепенная держава с «разорванной в клочья экономикой». И им почти удалось в том убедить часть российской элиты — помню, как некогда встречался с министром иностранных дел Козыревым, который откровенно мечтал сделать Россию послушным придатком Америки.
Но потом для Запада «что-то пошло не так». Началось, пожалуй, с Сирийской компании. Там РФ и другим наглядно объяснила, и сама поняла, что способна побеждать и друзей выручать. Потом подоспели санкции — встряхнули внутреннее производство. Прорывы в энергетике и ВПК (лет на десять идет опережение по базовым военным технологиям); атомная энергетика вне конкуренции; фундаментальная наука на подъеме, а долларовая зависимость падает; ещё и золотой запас один из самых больших… У нас сейчас, кстати, при всех сложностях, инфляция ниже, чем в Штатах. Какой к такой-то бабушке «комплекс неполноценности»? Поэтому в проекте договора между Россией и США слышатся уже не траурные нотки Мендельсона, а драйв марша Дунаевского.
Во-вторых, Россия преодолевает «комплекс вины». Ей пытались его привить лучшие западные «социальные генетики». За прошлое с «кровавой гебней». За разрушенные храмы и серые будни. За выхолощенную свободу мысли и слова. Типа, вечно кайтесь перед «цивилизованным миром». Наверное бы, каялись — если бы сам неустанно требующий покаяния субъект не стал сегодня вызывающе демонстрировать свои «рубища и язвы».
Такое вот, итоговое «послевкусие» после этого обращения: мы вступаем не в Новый год, а в Новый мир. Наконец-то!
— Если говорить о взаимоотношениях России и Украины, то в течение года мы видели много метаний — от надежды на нормализацию до новых обострений. История конфликта движется словно бы по кругу, но пока уходит время мы теряем Украину. Может, надо как-то выходить из этого заколдованного круга?
— Не мы теряем Украину, она сама себя теряет. Организм может прожить без пальца, но проживет ли палец без организма? Одно время мне довелось общаться и спорить со Збигневом Бжезинским. Сегодня, кстати говоря, Госдепом правят именно его ученики. На вопрос, в силу чего он вывел формулу, что «Россия без Украины никогда не станет империей», хитрый Збиг лишь загадочно улыбался, а потом признался, что сказал это мимоходом для красного словца. И сам в это поверил, и убедил своих учеников, и даже многих влиятельных россиян, которые на порядки переоценивают влияние и геополитический вес своего юго-западного соседа.
Да, близкая, да, важная, до боли знакомая территория. Но проблема отношений с ней решается не столько внешней, сколько внутренней политикой РФ. Может, даже в чем-то и хорошо, что эти отношения сегодня столь драматичны. Это мощнейший стимул для РФ: во-первых, осознать свою самодостаточность; во-вторых, создавать внутри себя такую модель жизни, которая перебьет все западные «заманухи», соблазны и обещания.
Хотя, конечно, геополитическая, геоэкономическая и геопсихологическая близость Украины делают ее объектом особого внимания.
— Привлекает внимание произошедшая за год эволюция президента Украины Владимира Зеленского — от демократически избранного молодого человека до самовластного правителя. Но это, считают многие эксперты, станет и началом его конца: невозможно одновременно воевать со всеми сразу, не так ли?
— Когда-то немного знал Владимира. По крайней мере, виделся с ним на корпоративах. Талантливый пересмешник. Но уже как актер слабоват. Взять хотя его бездарный ремейк «Служебного романа». А как политик вообще нулевой. Это стало понятно после его первого же решения о переносе президентского офиса из бывшего здания партийного ЦК в бывший музей Ленина. Помню, еще Кучма давал мне поручение подыскать подходящее новое помещение под администрацию. Но когда подсчитали стоимость переноса коммуникаций, спецсвязи, охранных систем и прочего, «прослезились». Бюджета страны не хватало.
Володя — мастер слова, однако профан дела. Он думает, что слова сами собой обрастают плотью, но так бывает только на сцене. Эта его сценическая вера привела к катастрофическому разрыву между объемом полномочий и объемом компетенций.
Если дворника назначить генеральным авиаконструктором, он не сможет летать на метле, а Володя пытается — концентрирует власть и полномочия в одних руках, но не всякое количество переходит в качество. Хотя это знают только философы, а он комик. Поэтому и конец этой истории будет скорее смешным, чем трагичным. Чарли Чаплин показал, что не только от великого, но и от грустного до смешного один шаг. Но оказалась, что от мелкого до смешного всего полшага.
При этом я бы не торопился его отпевать. Вероятность его досрочного смещения велика, но и запас прочности пока имеется. Замечательный эколог Мехти Логунов рассказал мне забавную историю. У его отца — одного из кавказских руководителей — гостил Сталин. Взял годовалого Мехти на руки, и тот вдруг обмишурился. Мама испуганно попыталось выхватить младенца из рук «отца народов», но тот не выпустил ребенка и пробормотал в усы: «Пусть лучше будет на моих руках писать на других, чем на чужих мочить меня».
Володю пока есть кому держать на руках — и заморских, и внутренних. Был бы вектор струи для тех приемлемый. Ну, и напор этой струи.
— Как один из вариантов выхода из политического противостояния в Киеве рассматривается переход украинского государства к парламентской модели управления — то есть низведения роли президента до представительских функций. Пойдёт ли на такой шаг сам Зеленский, выгоден ли он американской метрополии, не приведёт ли к дезинтеграции унитарной Украины?
— Украина фактически уже была парламентской республикой. При Кравчуке существовали почти все элементы этой политсистемы, вплоть до выборности глав регионов и одинаковых размеров кабинетов президента и спикера. Потом, при Кучме, де-факто стала чисто президентской. При всех остальных, скорее, смешанной. Сейчас пошел обратный круг. С большой вероятностью нынешняя президентская форма правления сменится парламентской. Но суть-то не в этом! Через десять месяцев даже яро-президентская Америка, скорее всего, станет парламентской республикой, но поменяется ли генеральный курс страны? Скорее всего, нет. Ведь есть традиции, привычки, условные политические рефлексы, «глубинное государство», наконец.
То же самое можно сказать и об Украине. Здесь, вопреки той же философии, «всё течет, но ничего не меняется». Здесь фактически утвердился феодальный постмодерн. Это когда страной реально правят «сеньоры», которых ненавидит народ, сам мечтающий стать «сеньорами». Это довольно-таки устойчивая конструкция, а фальшпанели для своей маскировки «теневики» выбирают в зависимости от социального запроса — ведь лохи любят перемены.
— Кто бы ни выиграл политическую битву, дела в украинской экономике остаются аховыми. Но и здесь мы наблюдаем странную картину: уж сколько прогнозировали Украине дефолт, энергетический кризис, тарифомор, обрушение экономики — а она всё живет: и в магазинах народ толпится, и на дорогих автомобилях рассекает, и рестораны забиты…
— Я бывал в воюющих странах. Например, в Югославии во время войны рестораны тоже не пустовали. В Израиле мы сидели в кафе, когда на соседней улице падали «катюши» из Ливана. Есть государства постмодерна, и есть войны постмодерна. Здесь сочетаются ранее не сочетавшиеся вещи: экономическое падение и роскошь, кровь и вино, запрещенные партии и «свободные женщины»… Просто нам, традиционалистам, этот мир непривычен на взгляд и на вкус.
— Украинский официоз рапортует о победной поступи украинизации. Увидим ли мы реальное явление новой «политической нации» народу, и насколько опасна для соседей может быть сформированная на воинственных постулатах интегрального национализма нация?
— Рано или поздно внутренним и внешним критерием успешности любого режима становится его рентабельность. Большевики, которые почти сто лет назад начали политику административной украинизации, сами же от нее отказались именно в силу нерентабельности этого движа. Под угрозой доносов, наказаний, даже арестов работников главных промышленных центров страны заставляли «ударными темпами» переходить на мову — но при этом стала падать их профессиональная эффективность. Тогда и отказались от насильственного «лингвопрограммирования».
Думаю, подобное произойдет и сейчас. Вообще, любая агрессия — от лингвистической до политической — нерентабельна. Принуждением не заменить убеждения. Поэтому, кстати говоря, изжил себя рабовладельческий строй. Поэтому неизбежно рушатся агрессивные националистические режимы.
У Козьмы Пруткова есть дельный совет: «Хочешь рассмешить женщину — не прибегай к щекотке». Скажу по-другому: «Хочешь покорить нацию — не прибегай к насилию». России стратегически не опасны агрессивные соседи. Природа возьмет своё! Добрые отношения всегда рентабельнее злых. Любая агрессия, хоть националистическая, хоть русофобская, болезненна. А болезнь выедает больного изнутри быстрее любых внешних угроз.
— Будущий год явно станет годом испытаний: продолжающаяся пандемия, спровоцированный ею экономический кризис, глобальная международная напряжённость… В таких случаях нередко говорят о войне как о проверенном способе разрешения накопившихся противоречий. Может быть панацеей от подобной развязки официально оформленный союз России с Китаем — ведь на данный момент мы можем говорить всего лишь о «дружеских отношениях» лидеров двух стран?
— Есть по-медицински циничная шутка: «гильотина — лучшее средство от головной боли». Сегодня это относится и к войне. Она действительно «излечит» от всех жизненных проблем, потому что прекратит на планете саму жизнь. Эпоха «целебных войн» закончилась. Да, в малых дозах и яд лечит, и военный конфликт мир фатально не увечит. Но фишка в том, что современные технологии стремительно сводят на нет возможность локализации военных столкновений и их последствий.
Я уже вспоминал о ситуациях, когда на одной улице пьют кофе, а на другой воюют. Но это в прошлом. Сейчас есть даже не ядерное, а кинетическое оружие, которое одним выстрелом накрывает не улицу, а квартал. Завтра — город. Соответственно, любой локальный конфликт может стать планетарным. С соответствующим масштабом последствий. Это понимают даже те западные министры обороны, которые имеют базовое образование гинеколога или эколога. Поэтому они и не «впишутся» в конфликт в Донбассе.
Что касается Китая, я бы не преувеличивал перспективы этого партнерства. Я часто там бывал, изучал китайскую философию и восточные единоборства. Знаю, что Китай — идеальный партнер только для сильной России. А по-настоящему сильная Россия сможет самостоятельно решить любую проблему войны и мира. Иначе что это за «сила»?
— Даже если Россия станет неуязвимой по внешнему контуру, может ли она чувствовать себя настолько же уверенно во внутренней политике? Существуют ли враги государства внутри страны или это пропагандистская страшилка от «охранителей»?
— Враги есть, если есть друзья. Это как инь и ян. Но «проблема врагов» подобна «проблеме денег». Помните знаменитую присказку: «Проблема не в деньгах, а в их количестве»? Количество врагов всегда обратно пропорционально количеству смыслов. И масштаб врагов обратно пропорционален масштабу твоих смыслов. Поэтому здесь всё зависит от смыслов, которыми живет страна. Чем они значимее, тем мельче враги. Россия, где смыслом был пафос потребительства, — одна страна. А где смыслы строятся вокруг творчества и созидания, веры и надежды, любви и милосердия, — это другая совсем держава. Там и друзья будут повыше, и враги пожиже…
Но даже не это главное. Если изъять значимые смыслы из самой сильной страны, она рассыпется, как дом без каркаса. Никакая армия и полиция не защитит ее от распада. Нельзя сохранить единство и независимость государства, где молодежь мечтает быть «менеджерами по продажам» и «коуч-тренерами», а не, скажем, космонавтами или полярниками. Мечта — это энергия смысла. В России это понимание просыпается.
— В ситуации турбулентности ключевой для России остаётся фигура Владимира Путина. Какие аргументы может принять общество ради продолжения его в целом успешного правления, или мы уже находимся накануне реализации «операции Преемник»? Усматриваете ли симптомы такой подготовки?
— Мне в свое время повезло участвовать в программе по «моделированию творческого потенциала» абсолютного гения — кибернетика Николая Глушкова. Попутно была разработана целая система оценки креативных возможностей личности. Я имел дерзость применить ее к изучению социометрических параметров российского президента.
Это и исследование генотипичных особенностей, связанных с социальным опытом предков. Например, личностных качеств одного его деда, ветерана войны, и другого, повара. Или его родителей-блокадников (кстати, «блокада» переводится на современный новояз как «стопроцентные санкции»; смешно пугать частичными санкциями того, в чьих жилах течет опыт выживания в запредельных условиях).
Это и анализ «прошивки» личности суммой протоколов — то есть знаковых для личности кодексов, базовых установок, фундаментальных ценностей жизни и деятельности. Это и изучение его индивидуальной специфики решения конфликтов, интеллектуального и эмоционального инструментария, поведенческих стереотипов в пограничных ситуаций… Короче, вывод был таков: Путин нас обманул. Он по типу мышления больше персона разведки, чем политики. Больше лидер, чем чиновник. Больше личность, чем институт…
Дело в том, что классическая политология учит, что суть политики — это баланс интересов. А Путин, скорее, как разведчик, оперирует балансом сил. И ответственность ставит выше функции. И демократия для него не столько система институтов, сколько надежность личностей…
Возможно, современная политика настолько мутировала, что многие качества её цеха были выдавлены в другие сферы? На эту мысль наводит хотя бы поименный обзор действующих западных политиков. Там такие встречаются типажи… В этих условиях многие государственнические навыки «прятались» до лучших времен в более закрытых сферах. В разведке, например.
Вообще, мы живем в своеобразное время. «Цивилизованный мир» явно отторгает ярких личностей: здесь сильный лидер тут же объявляется тоталитарным. Безволие выдается за толерантность, беспринципность уравнивается с мультикультурностью. Нашумевший «Саммит ста демократий» был сборищем явных слабаков. На него не допустили даже таких идеологически близких, но психологически вызывающе-мощных лидеров, как Орбан или Эрдоган.
В этих условиях сильный лидер обязательно должен быть и смелым — то есть быть готовым к самым брутальным и голословным обвинениям. Еще должен быть и хитрым, зачастую скрывая уровень силы и степень информированности…
Найти лидера с таким набором качеств непросто, а может, и невозможно — на субъективном уровне. Но история объективна: когда ищет масштабную личность для державы, она «подбрасывает» масштабные проблемы. Следите не только за словами политиков и руками бизнесменов, но и за исторической планкой задач страны. Преемником будет тот, кто способен посягнуть и взять эту планку.
— Предсказания — самый неблагодарный хлеб политолога. Слишком многое зависит от субъективных факторов, чужих решений, неожиданных политических ходов. И тем не менее есть ли у вас стопроцентная убежденность в чем-то, что мы увидим уже в следующем году?
— С полной гарантией могу сказать только одно: Новый год наступит! С чем всех и поздравляю! С меньшей вероятностью, но утверждаю, что легко в новом году не будет.
Не переживут пандемию некоторые союзы, НАТО, например. Альянс — это сложный механизм постоянных консультаций и компромиссов, поэтому его функционеры проводят бесчисленные «круглые столы» и прочие «тимы». Я поинтересовался у знакомого европейского отельера, каков средний чек за минибар на таких встречах. Оказалось, двенадцать тысяч евро в неделю с носа. Наверное, с красного. Нехило! Но как получить бесплатный онлайн-доступ к гостиничному минибару? Нет, не переживёт Альянс пандемию. Значит, войны точно не будет… Китайцы победят на Олимпиаде в Пекине. И дело здесь не только в спортивном мастерстве. Им надо отомстить за «Хуавей» и за бойкот — то есть со спортивной злостью у них всё в порядке.
Дальше будет еще интереснее. Политология — это наука о конвертации всего, что под рукой, в политику. А тут возникает громадный ресурс куража, драйва, энтузиазма. Он будет неизбежно и мгновенно конвертирован в политические, и даже геополитические потрясения. Тряхнет всех. Будет дальше дробиться Британия. Процесс пошел, и его уже не остановить в наступающем. А там может проснуться Аргентина и озаботиться лечением ковида на Мальдивах. Испания начнет «лечить» Гибралтар, чтобы плотнее взять под контроль южный газовый поток из Северной Африки. В Чили по закону маятника только что победил на президентских выборах левый политик. Как и в Перу. Цены на медь — «нефть» будущего — начнут в новом году опережать цены на газ…
Понеслось! Такое впечатление, что не двадцать первый год кончается, а двадцать первый век только начинается.