По словам польского историка Марека Вержбицкого, довоенный антисемитизм поляков с началом Второй мировой войны невероятно усилился и распространился практически на все слои польского общества, особенно на занятой Советским Союзом территории.
«Произошло отождествление евреев с советской системой, а ненависти к СССР — с ненавистью к евреям. Таким образом, в 1939-1941 годах под воздействием опыта советской оккупации одним из элементов патриотизма поляков, живших на Кресах, стал, в некотором смысле, антисемитизм, понимаемый как борьба против советской (то есть «еврейской») власти за независимость Польши, которую — по мнению большинства поляков — евреи предали», — отмечает Вержбицкий.
После ухода советских властей поляки с различной степенью участия немцев совершили множество актов насилия в отношении своих еврейских соседей в Ломжинском и Белостокском регионах (Подляшье). Эти территории в 1939-1941 гг. были частью Белорусской ССР, а 22 июля 1941 были включены в состав специально созданного Округа Белосток, находившегося в административном подчинении провинции Восточная Пруссия.
Стоит отметить, что массовые еврейские погромы в исполнении поляков летом 1941-го происходили только на Подляшье.
По мнению польского историка Дариуша Столи, это связано с тем, что регион вокруг Едвабне отличался от других частей Польши, попавших в сентябре 1939-го в состав СССР. Это были единственные этнически польские земли, в отличие, к примеру, от Восточной Галичины и Волыни. Столя отмечает, что на территориях с украинским или литовским большинством после вступления немцев довольно быстро проявлялся радикальный антисемитизм украинцев или литовцев.
Происходило так не потому, что украинский или литовский антисемитизм в принципе сильнее польского, а потому, что украинские и литовские политики — в отличие от польских — рассчитывали на взаимодействие с немцами. В такой ситуации местные поляки, находившиеся в конфронтации с украинцами и литовцами, не присоединялись массово к антисемитским выступлениям, опасаясь доминирования украинских и литовских националистов.
Но в Едвабне и окрестностях не было других национализмов, кроме польского, — следовательно, не было и препятствий для выражения поляками антисемитских взглядов.
Прелюдией к массовому убийству евреев в Едвабне стали события 25 июня 1941 года.
Троих евреев тогда убили, а двух женщин вместе с маленькими детьми заставили покончить с собой, утопившись в пруду. Жертвы убийства были местными коммунистами, а утопленные женщины, — жёнами двух других коммунистов-евреев, которым удалось бежать вместе с уходившими советскими властями. В тот день смерть постигла и троих поляков, признанных виновными в коллаборационизме с советами.
Но если в первые дни после начала войны между Германией и СССР в Едвабне обвиняли в приверженности коммунистам и убивали как евреев, так и поляков, то 10 июля 1941 года волна насилия обрушилась только на евреев, охватив всю общину.
Случившееся в Едвабне в тот день складывалось из нескольких последовательных событий.
По словам многих очевидцев, утром в местечко приехала группа гестаповцев — причём на такси. Они провели совещание с новыми городскими властями, которые единодушно заявили, что всех евреев городка следует убить. Когда немцы предложили оставить несколько семей в живых ради их профессиональных достоинств, плотник Бронислав Шлешиньский запротестовал: дескать, хватает и польских ремесленников, евреев надо убить всех.
По свидетельству Шмуля Васерштейна, подтвержденному показаниями других выживших евреев Едвабне, группа местных поляков-заводил, вооруженных топорами и утыканными гвоздями дубинками, принялась выгонять евреев из домов и сгонять на рыночную площадь. Там уже ждала масса зевак, в том числе немало крестьян из соседних деревень. Они явно рассчитывали увидеть сцены насилия, ведь уже было известно о сожжении евреев тремя днями ранее в близлежащем Радзилуве (причём часть спасшихся находилась в Едвабне).
Евреев заставили разбить памятник Ленину и выкрикивать лозунг «война из-за нас». Затем несколько десятков из них были вынуждены носить вокруг рыночной площади разбитые остатки памятника в своеобразном шествии во главе с раввином, державшим в руках красный флаг. Под градом побоев они отнесли памятник к установленному месту, где им приказали вырыть яму и свалить туда обломки статуи. Затем их забили до смерти и бросили в ту же яму.
Тех же евреев, которых собрали на площади, под охраной мобилизованных по этому поводу горожан, заставили пройти по городу к амбару уже упомянутого Бронислава Шлешинського, который согласился принести строение в жертву ради такого случая.
Город окружили добровольцы, которые отлавливали евреев, пытавшихся бежать. По пути организаторы мероприятия поджигали бороды стариков и закалывали младенцев на руках матерей. Сохранились свидетельства, что как минимум одной отрубленной головой убитого еврея польские нацисты играли в своеобразный футбол. Всех согнанных затолкали в амбар.
Тем временем патрули прочесывали дома, проверяя, не осталось ли там слабых, больных или спрятавшихся евреев. Маленьких детей просто привязывали за ноги или накалывали на вилы, и тоже волокли к амбару.
Когда всё было готово, амбар подожгли, предварительно облив восемью литрами керосина (сохранились показания лавочника, отпускавшего этот товар на муниципальные нужды).
День был жаркий, постройку моментально охватило пламя, и всем запомнился жуткий крик, поднявшийся над городом. Когда огонь спал, стали рассматривать трупы: сгорели, фактически, только те, кто был по краям и сверху, а большинство просто задохнулось.
Еврейский вопрос был окончательно решен в рамках отдельно взятого польского городка, где до того дня жило более 1600 евреев.
При всех этих событиях в Едвабне присутствовали примерно полтора десятка вооруженных немцев, что придавало погрому легитимность с точки зрения оккупационной власти. Но нацисты не принимали в операции активного участия и не руководили ею, они просто любовались, фотографировали и снимали происходящее на киноплёнку.
Дариуш Столя пишет, что в источниках нет упоминаний ни об одном «конкретном убийстве, совершенном в тот день немцами».
«В описаниях произошедшего отсутствуют звуки выстрелов. В воспоминаниях поражает та тишина, на фоне которой люди, работавшие в поле за городом, слышали голоса жертв. Эта тишина указывает на то, что убивали их без применения огнестрельного оружия, в отличие от того, как это обычно делали немцы» — отмечает историк.
В условиях июльской жары немцы стали требовать, чтобы жертвы были немедленно похоронены. Тут сказалась недальновидность погромщиков и дефицит рабочей силы — евреев, которых раньше согнали бы рыть братскую могилу, уже не было. Когда попытались разобрать трупы, оказалось, что они спеклись в единую массу. В конце концов, было решено рубить её на части и швырять их в яму.
По словам жителя соседнего села Леона Дзедзича, «они принесли вилы и разрывали тела на куски как могли — тут голова, там нога».
От погрома спаслись семь евреев Едвабне: упомянутый Шмуль Васерштейн с братом, ещё три юноши и две девушки. Своей жизнью они обязаны польской женщине Антонине Выжиковской из соседней деревушки Янчевко, которая на протяжении трёх лет скрывала их у себя — причём как от нацистов, так и от польского вооружённого подполья, «Армии Крайовой». Если бы не она, мир никогда бы не узнал правду о трагедии в Едвабне.
После войны, в 1948-1949-м и в 1953 годах, погром в Едвабне стал предметом нескольких разбирательств в Польской народной республике (ПНР).
Ещё одно следствие по этому делу проводила в 1967-1974 годах Окружная комиссия ПНР по изучению гитлеровских преступлений в Белостоке. В ходе этого расследования было априори принято, что евреев в Едвабне уничтожили немецкие жандармы. Вопрос об участии поляков в массовом убийстве прокурор опустил.
В 1962 года в Едвабне был воздвигнут монумент в память, согласно надписи на нём, о тысяче шестистах местных жителях, евреях, зверски убитых гестаповцами в годы нацистской оккупации.
Но сейчас этого памятника нет.
Дело в том, что в 2000 году американский исследователь польского происхождения Ян Томаш Гросс опубликовал книгу «Соседи: история уничтожения иудейского поселения» («Sąsiedzi: Historia zagłady zydowskiego miasteczka»). В ней он привёл факты того, что массовое убийство евреев в Едвабне совершили поляки, причём без участия немцев. Это вызвало в Польше огромный скандал, последствия которого тлеют в этой стране до сих пор.
При этом вину немцев Гросс не отрицал, отметив в книге:
«Не следует забывать, что в целом бесспорными повелителями жизни и смерти в Едвабне были немцы. Никакая серьезная организованная акция не могла быть предпринята без их согласия.
Они и только они могли решить судьбу евреев. Они имели возможность остановить погром в любой момент. Они не сочли нужным вмешиваться. Если они и предложили пощадить некоторые еврейские семьи, они наверняка сделали это не слишком настоятельно, потому что практически все евреи, попавшие в руки убийц, были в конечном счете убиты.
Очевидно, что если бы Едвабне не было оккупировано немцами, евреи не были бы убиты своими соседями».
Однако американский историк настаивал на том, что всего в Едвабне было убито не менее 1600 евреев, и это вызвало обоснованную критику его коллег, причём не только из Польши.
В частности, в вину Гроссу вменялось отсутствие данных из советских архивов о населении Едвабне в 1939-1941 годах. А Институт национальной памяти Польши, который с 2000 по 2004 годы проводил альтернативное расследование, хотя и подтвердил основные выводы Гросса, число погибших евреев счёл завышенным. По его данным, которые ныне являются официальными, в Едвабне погибло лишь 350 евреев.
10 июля 2001 года на месте сожжения евреев Едвабне был установлен новый памятник, на котором нет упоминания ни о числе жертв погрома, ни о том, кто его совершил.