Начнём с того, что одной из штурмовавших Рейхстаг дивизий — 171-й Идрицко-Дрисской (это уже потом она станет Идрицко-Берлинской) командовал уроженец Черниговской области полковник Алексей Игнатьевич Негода.
Совместно с полками соседней 150-й стрелковой дивизии (сд) они 28 апреля освободили тюрьму Моабит и теперь приближались к переброшенному через реку Шпрее мосту Мольтке. За ним на южном берегу зеленели парки Тиргартена, а восточнее них располагался треклятый Рейхстаг, который обеим дивизиям вечером того же дня и приказали штурмовать. В воспоминаниях некоторых ветеранов, о которых мы расскажем ниже, именно бойцы этой дивизии первыми форсировали Шпрее и ворвались в Рейхстаг.
По крайней мере, в приказе Жукова от 30 апреля именно 171-я сд указывается в качестве дивизии, взявшей здание штурмом.
Алексей Игнатьевич начал воевать ещё в 1938 году, лейтенантом на озере Хасан, и за эти бои получил первую свою боевую награду — медаль «За отвагу». В Великую Отечественную начал воевать в октябре 1941-го капитаном и закончил полковником. За бои в Берлине и взятие Рейхстага ему присвоили звание Героя Советского Союза.
Передовым подразделением дивизии был 380-й стрелковый полк (сп), получивший 28 апреля в 19:00 задачу захватить мост Мольтке, форсировать Шпрее и водрузить над Рейхстагом красное Знамя Победы. Всем рядовым и офицерам передовых рот и батальонов раздали красные флажки, на которых каждый боец должен был написать своё имя, фамилию, звание и номер боевого подразделения. Даже если бы его убили, было бы понятно, кто первым ворвался в здание.
Непосредственно на Рейхстаг был нацелен 1-й батальон полка, командир которого старший лейтенант Константин Самсонов направил в передовые роты своего помощника — киевлянина старшего лейтенанта Игоря Воровского.
Сам комбат координировал действия рот с танкистами, артиллерией и авиацией. Начавший свою боевую биографию ещё под в 1941 году при обороне Киева, Воровский был одним из самых опытных офицеров батальона. Посовещавшись с командирами рот, он решил: засветло на мост Мольтке не соваться. Немцы его подорвали, но неудачно: полностью он не обрушился, и по нему можно было перейти на южный берег, но где гарантия, что это не ловушка и его не взорвут второй раз?
Ночью солдаты 2-й роты, которой командовал потомок украинских переселенцев с Северного Кавказа старший лейтенант Николай Гончаренко, перешли по мосту на южный берег и захватили здание швейцарского посольства.
Воровский вспоминал: «…Уже когда затихла перестрелка, видим, что из швейцарского посольства начали солдаты вытаскивать пакеты швейцарских часов. Полно уже понабирали себе кто куда. У меня старшина телегу на это дело пожертвовал и полную телегу часов нагрузил, они в пакетах таких были завёрнуты. А утром, ещё темновато вроде было, но мы увидели, что там солдаты наши бегают. Мы ж наблюдение всё время вели за Рейхстагом. Оказалось, это Колины солдаты… ночью каким-то образом просочились на ту сторону».
Затем последовала неудачная стихийная атака. Дело в том, что многие молодые солдаты и офицеры горячились, без приказа переходили в наступление, и это привело к большим потерям в батальоне.
Наконец, к вечеру 29 апреля бойцы залегли в непосредственной близости от Рейхстага.
Перед ним немцы сделали заполненный водой ров, а фонтан перед фронтоном здания превратили в небольшое озерцо, так что танки пробиться и поддержать огнём наши части не могли. Немецкую бронетехнику приходилось подбивать из противотанковых ружей и 45-мм пушек, потому что огню тяжёлой артиллерии мешал загораживающий Рейхстаг комплекс зданий различных министерств, а через полуразрушенный мост удалось перетащить только предварительно разобранные и потом собранные уже на южном берегу «сорокапятки».
Под подбитым немецким танком, стоявшим непосредственно возле Рейхстага, была небольшая выемка. Два бойца из 2-й роты старлея Гончаренко — вывезенный немцами на работу с Украины и призванный в армию отделом репатриации 1-го Белорусского фронта Григорий Савенко и его боевой товарищ Михаил Ерёмин — нырнули под него. Немцы заметили белую повязку на голове Ерёмина, он был ранен несколькими минутами ранее. По танку открыли шквальный огонь, но достать бойцов он не мог.
Воровский вспоминал: «…Когда начался артналёт, Савенко и Ерёмин выскочили из-под танка. И я смотрю, там пять колонн стояло, и Ерёмин взял флажок и на левую колонну его приматывает. У них не было чем привязать, а у Ерёмина забинтована была голова. Так он содрал с головы бинт и этим бинтом к колонне флажок и привязал. Тем временем артобстрел начал понемногу стихать. Ко входу в Рейхстаг подскочил я, солдаты. Рядом с нами взорвалось несколько немецких гранат, вот одна из них меня, видимо, и царапнула. И всё. Всё стихло. Уже было светло, где-то 10:00 утра».
Однако в наградном листе на воевавшего всего месяц Савенко подписью командира полка было заверено несколько иное развитие событий: «Красноармеец Савенко с младшим сержантом Ерёминым первым забрался на верх здания Рейхстага, где на пути уничтожил до 5 гитлеровцев, сорвал фашистский флаг со свастикой, швырнул его на землю и водрузил на этом месте (над главным входом) Красное Знамя Победы».
Но дойти до Рейхстага и взять его — это две большие разницы.
В дело вступили приданные батальону Самсонова огнемётчики 1-й роты 10-го отдельного моторизованного противотанкового огнемётного батальона, командовал которыми уроженец города Нежина капитан Михаил Зеленко. Его солдаты подпалили стоявший в фойе огромный макет Берлина.
Ещё вечером бойцы роты успели переправить через Шпрее 25 больших фугасных огнемёта ФОГ-2, и теперь при штурме батальон их эффективно использовал, чтобы загнать немцев в подвалы и не давать им оттуда высунуться. В ночь с 30 апреля на 1 мая в здание удалось перетащить 8 ФОГов.
Подчинённый Зеленко — потомок украинских переселенцев с Кубани сержант Иван Федорчук к тому времени уже успел выжечь огнём один из охранявших подступы к Рейхстагу вражеских дотов. Теперь он и солдаты его отделения стали устанавливать ФОГи в проходе, ведущем к одному из подвальных помещений. Делалось это под вражеским огнём, поэтому два солдата получили лёгкие ранения (они остались в строю).
За это бойцы Федорчука оперативно отомстили — в 3:30 дали залп. После него в мрачной обгоревшей комнате обнаружилось 40 обугленных трупов. Огнемётчики отправились зачищать следующее помещение.
Два ФОГа установили перед входом в следующее помещение, зафиксировав аппараты обломками кирпичей, а третий засунули в тумбочку, присыпав её мусором и обвалившейся штукатуркой. Чтобы третий баллон не развернуло при залпе, два красноармейца удерживали тумбочку шестами. В 3:50 дали новый залп, после чего пошли подсчитывать новые десятки обгоревших трупов.
Утром бойцы Зеленко установили огнемёты у центрального входа в подвал Рейхстага, чтобы остававшаяся в нём тысяча эсэсовцев не рванула наверх, и на лестнице, ведущей на второй этаж, где ещё также было много немцев. Сидевшие внизу не дёргались, а вот те, которые были наверху, попытались около 14:00 прорваться вниз. Начался бой в комнатах.
Около 70 эсэсовцев рванули вниз прямо по центральной лестнице и вышли аккурат на ФОГи. Огнемётчики дали залп, огненные струи пролетели над вражескими солдатами, они бросились обратно, лестница загорелась. В комнатах их уже добивали советские стрелки.
В ночь с 1 на 2 мая ФОГи установили вне Рейхстага по периметру ещё не «обработанного» подвала. В 7:00 солдаты Зеленко дали мощный залп… и наверх с поднятыми руками потянулись сдаваться вереницы уцелевших эсэсовцев, которых потом насчитали под тысячу. Некоторые из них успели переодеться в гражданское. Непосредственно огнемётчики взяли в плен 300 человек. Последующая проверка показала, что в Рейхстаге остались только раненые немцы, медицинский и обслуживающий персонал.
Участвовал в штурме и 756-й сп 150-й Идрицкой дивизии, командовал которым потомок украинских переселенцев из Томской области полковник Фёдор Матвеевич Зинченко. Он приказал командирам своих батальонов:
«Если нет наших людей в Рейхстаге и не установлено там знамя, то прими все меры любой ценой водрузить флаг или флажок хотя бы на колонне парадного подъезда. Любой ценой!»
Небольшой казус получился с командиром передового 1-го батальона капитаном Степаном Неустроевым. Он принял за Рейхстаг высившийся за ним громадный двенадцатиэтажный дом: «Полковник приказывает: "Выходи быстрее к Рейхстагу!". Я кладу трубку. В ушах всё ещё звучит голос Зинченко. А где он, Рейхстаг-то? Чёрт его знает! Впереди темно и пустынно».
Зинченко доложил командующему 150-й сд генералу Шатилову: «Батальон Неустроева занял исходное положение в полуподвале юго-восточной части здания. Только вот ему какой-то дом мешает — закрывает Рейхстаг. Будем обходить его справа».
Шатилов удивился: «Какой ещё дом? Кроль-опера? Но он от дома Гиммлера должен быть справа. Не может быть перед Рейхстагом никакого здания…»
Всё выяснилось, когда Зинченко прибыл к Неустроеву на КП: «Зинченко посмотрел на площадь и на затаившееся серое здание. А потом, не оборачиваясь, спросил: "Так что вам мешает выйти к Рейхстагу?" — "Вот это невысокое здание", — ответил я. — "Так это и есть Рейхстаг!"». После штурма именно полковник Зинченко стал первым комендантом Рейхстага.
Ещё один из красных флагов водрузил над Рейхстагом Герой Советского Союза Иван Лысенко — уроженец села Кузнецы Суражского уезда Черниговской губернии, которое сейчас находится в России на территории Брянской области. На момент штурма он служил в разведвзводе 674-го сп 150-й сд. В его наградном листе указано:
«30 апреля 1945 года в 14 часов тов. Лысенко первым ворвался в здание Рейхстага, гранатным огнём истребил более 20 немецких солдат, достиг второго этажа и водрузил Знамя Победы. За проявленное геройство и мужество в бою достоин присвоения звания Героя Советского Союза».
Удивительная роль в штурме Рейхстага выпала уроженцу Сумской области замполиту 1-го батальона 756-го полка лейтенанту Алексею Прокопьевичу Бересту. Во-первых, это под его командованием по поручению полковника Зинченко сержант Михаил Егоров и младший сержант Мелитон Кантария при поддержке автоматчиков роты лейтенанта Ильи Сьянова 1 мая водрузили над Рейхстагом штурмовой флаг 150-й сд, ставший впоследствии Знаменем Победы.
Во-вторых, когда немцы уже были загнаны в подвалы Рейхстага, начался переговорный процесс. Поняв бесперспективность дальнейшего сопротивления, «подбодрённые» ФОГами роты капитана Зеленко остатки немецкого гарнизона поставили условие, что с советской стороны с ними должен говорить офицер не ниже полковника.
В то время в Рейхстаге не было никого по званию выше капитана, а у немцев — выше майора, так что даже если бы и был какой-нибудь полковник, с какой стати ему было идти на поводу у противника? Связи со штабом полка не было, поэтому капитан Неустроев приказал лейтенанту Бересту, имевшему весьма представительную фигуру, хорошо подвешенный язык и не особо затасканный китель, пришить полковничьи погоны.
В результате на переговоры пошли Берест — в роли полковника, Неустроев, изображавший его адъютанта, и рядовой Иван Прыгунов в качестве переводчика.
Немцы соглашались сложить оружие, но при условии, что советские солдаты оставят свои позиции в Рейхстаге и возле него, — они опасались (и вполне справедливо) самосуда. В ответ «полковник» Берест «надул щёки» и потребовал немедленной и безоговорочной капитуляции. На этом переговоры закончились. Немцы думали всю ночь с 1 на 2 мая, а утром ФОГи так поторопили их с решением, что больше уже они со сдачей не тянули.
Конечно, помимо украинцев, штурмовали Рейхстаг и совершали подвиги представители других национальностей и народностей СССР: русские, белорусы, казахи, грузины… всех не упомнить. Но им, нашим предкам, тогда было абсолютно всё равно, откуда они родом, на каком языке говорят, потому что за месяцы и годы боёв все они «спаялись» в единое братство советских воинов.
Да, ревность и споры о том, кто первым взял Рейхстаг и водрузил над ним знамя, были, но не в разрезе русские-украинцы-грузины, а в разрезе — 171-я дивизия первой ворвалась в здание или 150-я, 380-й полк или 756-й. Ревность эта оставалась с ветеранами до последних их дней, и в интервью Игоря Павловича Воровского это явно прослеживается. Но они никогда не делили людей по национальностям, уважая в людях в первую очередь их человеческие качества.