В «Белой гвардии» священники, как явление, появляются в трёх эпизодах.
Сначала возникает отец Александр. Вообще семейный священник Булгаковых, коллега Афанасия Ивановича отец Александр (Глаголев) был человеком очень образованным, в высшей степени порядочным и со временем был причислен к лику святых. Булгаков о последнем знать не мог — решение было принято в 2019 году, но у него были свои причины относиться к отцу Александру с особым почтением. Именно он уговорил Варвару Михайловну Булгакову дать разрешение на брак Михаила с Татьяной Лаппа.
Поэтому священник охарактеризован в романе кратко, но без какого-либо негатива. Единственная подозрительная его черта — он «конфузится». Отчего и почему — пунктирно разъясняется в тексте романа, где священники упоминаются ещё дважды.
Во сне Алексей Турбин общается с вахмистром Жилиным, «заведомо срезанным пулемётным огнем вместе с эскадроном белградских гусар в 1916-м году на Виленском направлении», который рассказывает ему о своих беседах с Богом, в уста которого вложено следующее суждение:
«- Ты мне, говорит, Жилин, про попов лучше не напоминай. Ума не приложу, что мне с ними делать. То-есть, таких дураков, как ваши попы, нету других на свете. По секрету скажу тебе, Жилин, срам, а не попы.
- Да, говорю, уволь ты их, Господи, в чистую! Чем дармоедов-то тебе кормить?
- Жалко, Жилин, вот в чем штука-то, говорит».
Поскольку, как учит нас атеистическая пропаганда, бога нет, значит, суждение это авторское.
Следующий момент, где упоминаются священники, касается парада в честь взятия Киева петлюровцами. Этот эпизод начинается с описания торжественного молебна в Софийском соборе. Обсуждение этого обстоятельства сопровождается характерным диалогом:
«- Позвольте, они же социалисты. Так ли я говорю? При чем же здесь попы? (…)
- Попам дай синенькую, так они дьяволу обедню отслужат».
Эти намёки позволяют предположить, что отец Александр не просто так конфузился — он стеснялся своего священнического сана (чего в жизни, конечно, быть не могло).
В своеобразном продолжении «Белой гвардии», пьесе «Бег», отношение автора к белым генералам существенно изменилось, а вот к священникам — ничуть.
В первых же строках появляется архиепископ Симферопольский и Карасубазарский Африкан, поданный в нарочито комичном, приниженном виде — он прячется от большевиков под видом профессора-химика с говорящей фамилией Махров, а потом бежит.
Между тем, прототипом Африкана был вполне достойный служитель церкви митрополит Вениамин (Федченков), чья биография заслуживает отдельного исследования (он эвакуировался с остатками Белой армии, но в 1948 году вернулся в СССР и занимал ряд митрополичьих кафедр).
Без всякого сочувствия поданы настоятель и монахи монастыря, где скрываются Африкан, Чарнота (под видом беременной дамы Барабанчиковой), Корзухина и Голубков. Между тем, им грозит вполне реальная опасность — красный командир Баев подозревает, что монахи подавали сигналы с колокольни, да и звонили колокола в связи с приходом белых…
«П а и с и й. Отче игумен! А отец игумен! Что ж нам делать? Ведь красные прискачут сейчас! А мы белым звонили! Что же нам, мученический венец принимать?
И г у м е н. А где ж владыко?
П а и с и й. Ускакал, ускакал в двуколке!
И г у м е н. Пастырь, пастырь недостойный!.. Покинувший овцы своя! (Кричит глухо в подземелье.) Братие! Молитесь!»
Этот фрагмент вызывает, разумеется, неприятие у верующих любителей Булгакова. Алексей Варламов (не просто писатель, но целый ректор Литературного института) защищает автора, указывая, что он мог и не знать о достойном поведении и мученической смерти многих православных священнослужителей.
Независимо от того, как оценивать позицию Булгакова в этом вопросе, в защите он всё же не нуждается. Тем более, что мы точно знаем — он внимательно следил за ситуацией в Православной церкви, что заметно и по дневнику, и по такому шедевру булгаковской малой формы, как очерк «Киев-город». Там автор со знанием дела описывает совместное бытие трёх церквей — старой (РПЦ), новой («обновленцы», «живые попы») и украинской (УАПЦ). Ну и приходит к неутешительному выводу: «чем кончится полезная деятельность всех трёх церквей, сердца служителей которых питаются злобой, могу сказать с полнейшей уверенностью: массовым отпадением верующих от всех трёх церквей и ввержением их в пучину самого голого атеизма. И повинны будут в этом не кто иные, как сами попы, дискредитировавшие в лоск не только самих себя, но самую идею веры».
Мы не знаем, встречался ли в ту свою поездку Булгаков с отцом Александром, но даже если и встречался, то его мнения о церкви это никак поколебать не могло в силу причин, изложенных выше.
Своеобразным инописанием киевских попов являются католические прелаты и падре в «Кабале святош» и иудейский первосвященник Иосиф Каифа в ершалаимских главах «МиМ». Они никаких религиозных функций у Булгакова не выполняют, а занимаются вопросами политико-идеологическими. Причём, если французские падре хоть как-то маскируют свою деятельность религиозной терминологией, то Каифа говорит на вполне светском языке. Правда, Булгаков вряд ли представлял, как именно должен говорить в такой ситуации раввин, но, видимо, сомневался, что специфический язык применим в беседе с игемоном, который, по должности, верит только в Цезаря и его легионы.
Кстати, а что там в московской части «МиМ»? Казалось бы — Сатана в городе, во всех церквях набат должны бить… Нет, не бьют.
Надо отметить, что в одной из ранних версий романа перепуганный насмерть буфетчик Варьете бежит в церковь, но свечку во своё здравие поставить не может, понеже ни свечей, ни икон в церкви нет, а у священника в руках не кадило, а молоток, ибо он объявляет лоты аукциона. Ну и крестов на церкви тоже нет. В конце концов, сам автор столь примитивную ссылку на Евангелие счёл пошлой и в окончательной редакции священники отсутствуют в принципе — даже в столь карикатурном виде. И это звенящее отсутствие о роли церкви в событиях говорит гораздо больше. Впрочем, Сатана ведь и общается с людьми, которые или «сознательно и давно перестало верить сказкам о боге», или поминают Его так же, как управдом Босой поминает Пушкина, или, в конце концов, сами сознательно обратились к Сатане (мастер и Маргарита).
В хронологически последнем булгаковском произведении, пьесе «Батум», церковь тоже оказывается бессильной — лжепастырь выходит именно из стен православной семинарии… Кстати, реальный выпускник Тбилисской духовной семинарии Иосиф Сталин (он доучился до конца, но не пришёл на сдачу экзаменов) это, пожалуй, заметил и оценил. Но — не обиделся почему-то. Он вообще на Булгакова не обижался. Кто ж на шутов-то обижается?
Характерно, что всё это никак не связано с отношением Булгакова к религии и вере. Один из самых сильных эпизодов (и важных для автора — Булгаков сильно обиделся на свою жену Татьяну, которая не поняла его смысла) «Белой гвардии» — молитва Елены. Молитва услышана и Богородицей и её Сыном, а просьба — удовлетворена. Это, кстати, один из немногих моментов, когда потусторонняя жизнь врывается в совершенно реалистично описанное бытие жильцов дома №13 по «Алексеевскому» спуску и оказывает на него реальное влияние, защищая от влияния тёмных, сатанинских сил. Но, увы, священники и церковь тут совершенно не причём…