Россия в очередной раз оказала финансовую поддержку (рефинансировав долги Минска на полтора миллиарда долларов), избавив Лукашенко от опасности вхождения в финансовый кризис на фоне протестов. Даже экономические санкции против прибалтийских портов, заявленные Лукашенко, выглядели куда существеннее, чем санкционные списки белорусских чиновников и силовиков, составленные Западом.
Тем не менее, внешне всё выглядело довольно пристойно, а немногочисленные журналисты, пытающиеся отстаивать позицию Лукашенко за пределами собственно Белоруссии, даже стали говорить не просто о тактической победе «бацьки» на первом этапе противостояния с белорусским майданом, но о сокрушительном разгроме оппозиции.
Многие верили.
И тут Лукашенко отправился в СИЗО КГБ. У него там встреча с оппозицией состоялась. Говорят, что все оппозиционеры, сидящие в этом СИЗО, явились на неё абсолютно добровольно.
Возможно, это так и есть, но я не представляю себе, как можно доказать непредвзятому человеку, что заключённый в СИЗО КГБ Белоруссии может свободно решать, пойдёт ли он на встречу с приехавшим к нему президентом (кстати, запроторившим его в этот изолятор) или гордо откажется.
Идея, которую пытался реализовать Лукашенко своим визитом в СИЗО, внешне была неплоха. Не знаю, кто это придумал, но Лукашенко должно было понравиться сразу. Он любит подобного рода невзыскательные ходы, которые придворные бытописатели потом выдают за результат сложного стратегического планирования. Главное же, что подобного рода одноходовки доступны пониманию Александра Григорьевича.
Во-первых, преимущество уже не является абсолютным. Всенародная поддержка, к которой Лукашенко привык, осталась в прошлом.
Во-вторых, его противники консолидированы и активны, в то время как сторонники не организованы и предпочитают передоверить уличное противостояние с оппозицией власти. Это даёт неприятную картинку, которую оппозиция в лучших майданных традициях комментирует (для западного потребителя) как «народ против силовиков кровавого режима».
В-третьих, тенденция для Лукашенко неблагоприятна: постепенно, но неуклонно количество его твёрдых сторонников уменьшается. Всё больше становится тех, кому всё равно, кто победит в этом противостоянии. В такой ситуации консолидированный, мотивированный враг имеет все шансы если не перетянуть нейтральное болото на свою сторону, то сделать его нейтралитет благожелательным в отношении оппозиции. И тогда тезис «народ против власти» будет находить куда более широкий отклик в белорусском обществе.
В общем, белорусское общество надо сшивать. Но маргинализация радикальной оппозиции и выход на общенациональный консенсус возможен только в результате переговоров и взаимных уступок с договороспособной частью оппозиции. Причём Лукашенко сам обозначил основу этого компромисса — политическая реформа.
Опять же, Александра Григорьевича никто не тянул за язык, когда он заявил, что не исключает проведения досрочных президентских выборов после принятия новой Конституции, и даже не исключил, что может и не выдвигать на них свою кандидатуру.
В общем, Лукашенко уже больше месяца не говорит о досрочных президентских выборах. Более того, он усиленно продвигает мысль, что только он и никто более может управлять Белоруссией. Он даже говорит, что только он может спасти Белоруссию.
Таким образом, часть обещаний уже взята назад. Но от обещания реформы так просто не отделаться. И дело даже не в том, что Лукашенко обещал провести конституционную реформу на встрече с Путиным. В международных делах белорусская власть так же легко берёт назад данное слово, как и во внутренних. Реформа действительно назрела, и это понимают люди в окружении Александра Григорьевича.
Лукашенко не вечен и не молод. Более того, он практически исчерпал потенциал, делавший его приемлемым и даже незаменимым для белорусской элиты.
Он, во-первых, больше не может рассчитывать на режим абсолютного благоприятствования со стороны России (которая долгое время за свой счёт затыкала дыры в белорусской экономической и финансовой системах), во-вторых, он утратил абсолютную поддержку белорусского общества (которая делала его стержнем всей системы белорусской власти). При этом в нынешней системе у Лукашенко не может вырасти преемник.
Если к моменту ухода Лукашенко из активной политики в стране сохранится система суперпрезидентской республики, в которой президент получает всё, неизбежна острейшая борьба за власть политических группировок. Поэтому оставшиеся годы необходимо использовать для перераспределения власти, снижения её концентрации в одних руках и создания системы сдержек и противовесов.
Вот тут-то и возникает острейшее противоречие. Лукашенко, как он сам неоднократно говорил, не может (не умеет) управлять страной без концентрации в своих руках абсолютной власти. При этом он не видит себя простым гражданином, который вынужден подчиняться какому-то другому президенту. Такой у него характер, и его уже не переделать.
Следовательно, не имея возможности отказаться от проведения конституционной реформы, Лукашенко пытается провести её так, чтобы изменилось что угодно, кроме объёма его власти.
В условиях поиска реального общенационального компромисса это сделать нельзя. Зато можно провести «переговоры» с оппозицией, сидящей в тюрьме. Есть надежда, что эти люди будут более покладистыми. Им ведь можно предложить выбор: сидеть ещё неведомо сколько или уже завтра выйти из тюрьмы и даже стать участниками «политических процессов». Заманчиво.
Во-первых, большая часть его партнёров по тюремным переговорам обвинялась в экономических преступлениях. Встретившись с ними с исключительно политической повесткой, он де-факто признал их политическими заключёнными. Радикальная оппозиция в эмиграции это моментально использовала в своей пропаганде.
Если ты утверждаешь, что человек сидит за отмывание денег, а потом предлагаешь его выпустить в обмен на оказание политической услуги, то тем самым ты расписываешься в том, что мотивы его преследования политические. Мелочь, но Западу приятно, так как это косвенное подтверждение его трактовки белорусских событий.
Во-вторых, пока что на предложения Лукашенко согласились два не самых выдающихся оппозиционера. Возможно, за ними последуют другие.
Вопрос, будет ли это большинство из тех, кому предложение делалось. Почти гарантированно хоть кто-то да откажется. Если в СИЗО останется хотя бы один оппозиционер, отказавшийся сотрудничать на условиях Лукашенко, радикальная оппозиция получит своего Нельсона Манделу — героя сопротивления. Если же таковых будет несколько, то поход президента в СИЗО окажется эпическим провалом. Тогда его оппоненты будут говорить, что даже заключённые не желают иметь с ним дела, поскольку понимают обречённость.
В общем, этим своим шагом Лукашенко создал ситуацию, которая легко может быть использована оппозицией для антилукашенковской пропаганды сразу по нескольким направлениям. Но, может быть, он выиграет в главном — получит тот формат реформы, который ему нужен?
Я охотно верю, что те, кто пойдёт на сделку с Александром Григорьевичем, признают идеальным любой понравившийся ему новый текст Конституции. Только это не гарантирует Лукашенко спокойной жизни.
Политическая реформа — это не требование оппозиции, это насущная потребность. Эту идею поддерживают и Россия, и Запад, и значительная часть сторонников Лукашенко, и большая часть белорусской элиты. Возможны разные взгляды на конкретное содержание реформы, но все реальные и потенциальные партнёры Александра Григорьевича желают, чтобы она была реальной, а не косметической.
Так что и в этом отношении визит в СИЗО не имел никакого смысла. Лукашенко сам себе на пустом месте создал новые риски, ничего не получив взамен, кроме деланного восторга придворных лизоблюдов.