Один день перемирия в Донбассе

«Что за журналист, откуда, по какому вопросу? Не боитесь нас?..» Боец с автоматом окидывает меня взглядом, в глазах у него мелькает лукавый огонек
Подписывайтесь на Ukraina.ru

Для беседы с действующими военными сейчас требуют массу согласований, которых и «боятся» журналисты, а вовсе не бойцов. Вернее даже сказать, редкому журналисту удается все эти препоны преодолеть.

Донбасс, перемирие. Потерь нет, что дальше?Представительство непризнанной ДНР в Совместном центре по контролю и координации режима прекращения огня (СЦКК) обратилось к украинской стороне. ДНР призывает возобновить оперативную связь ради недопущения провокаций и эскалации конфликта

Подходит командир — высокий молодой человек с внешностью кинозвезды. Представляется Романом, и. о. командира подразделения. Сообщаю, что у меня назначено интервью с бойцом из России, который увольняется завтра. 

Небольшое помещение в расположении части, напоминающее офис. Входит мой собеседник, представляется: «Алексей». Он слегка прихрамывает. Я прошу Алексея сесть к свету. Тот жмется. «Снимать не надо, я не согласен». — «Хорошо, — говорю я, чтобы не отпугнуть человека. — Давайте тогда просто поговорим».

Мы садимся друг против друга. Поначалу Алексей отвечает односложно.

- Вы из России?

— Да, Астраханская область.

- Почему решили поехать воевать на Донбасс?

— Смотрел по телевизору… как тут людей убивают за то, что они за нас. И решил поехать.

- Когда приехали?

— Хотел еще после 2 мая, когда в Одессе людей пожгли. Но родня была против. Уговаривал их. Потом плюнул и просто так уехал. В августе 2014-го. Позвонил домой через два месяца. Объяснил.

- Кто вы по профессии?

— У нас огород, два гектара. Рыбу еще ловлю на продажу. У нас там много рыбы. Шабашки всякие. Я из села.

- Военный опыт был у вас?

— Нет. Но по жизни помотало, так что я многое умею.

- Не страшно было?

— Нет. Я сны вижу. Про будущее. Поэтому знал, что не убьют.

- А сейчас почему решили уволиться?

— Меня ранило в мае. С дрона гранату сбросили, не успел отскочить. Осколочное в ногу. Надо в России подлечиться.

- Про ранение тоже сон видели?

Лукашевич: Украина ведёт очень странные политические игры в Контактной группеВо вторник, 4 августа, на брифинге в пресс-центре МИА «Россия сегодня» постоянный представитель РФ при ОБСЕ Александр Лукашевич рассказал, как Киев отказывается от своих обязательств по Минским соглашениям. Также дипломат пояснил, должна ли Украина выполнять положения документа, если Леонид Кучма подписал его в статусе второго президента страны

— Нет. Но предчувствие было. За день до этого я товарищу сказал — завтра что-то будет.

- Говорят, что часто люди погибают как раз тогда, когда страх уходит, притупляется.

— Это не так. Тех, кто боится, тех часто и убивают. Есть страх, и есть адреналин. Адреналин — это нормально. У тебя все чувства обостряются как раз. А страх сковывает. И человека убивают.

- Сложно было невоенному человеку привыкнуть к боевой обстановке?

— Мне — нет. Я говорю, у меня разный опыт. И я всегда слушал тех, кто знает. Учился у них. Часто люди не слушают, что им говорят. Это тоже опасно. Надо слушать.

- Что именно вам говорили те, кто знает?

— Двигаться все время. Если снайпер, еще и головой двигать, вот так (делает движение шеей, напоминающее колебания змеи перед броском). Не наедаться, пустой желудок в бою должен быть. Потому что если ранение в живот, а ты наелся, воспаление очень быстро.

- Где вы воевали?

— Много где. В аэропорту мы были. Потом на «Спартаке». После аэропорта тоже пришлось ехать домой на две недели.

- Ранило?

— Нет. Гарью мы там все надышались. Нос чистишь, черное все. Боль в груди резкая.

- Тогда вы вернулись?

— Да, я же на больничный уезжал.

- А сейчас?

— Сейчас не знаю. Если нужен буду, вернусь. Может, еще и в разведку пойду. — Алексей наконец улыбается. — Я поэтому и не хочу сниматься. Потому что вдруг вернусь и в разведку пойду.

- Как, вы думаете, должна закончиться эта война?

— Ну Ванга же когда еще сказала, что Владимир Владимирович будет править… И восстановится Россия, и Союз… может быть. Все так и будет.

- А в Бога верите?

— Верю, почему ж нет. Вангу тоже Бог разрешил. И сны мои.

Донбасс: Националисты грозят сорвать перемириеВ непризнанных республиках Донбасса выразили опасения относительно активности националистических организаций, которые могут сорвать установленный с 27 июля режим всеобъемлющего перемирия

Мы еще некоторое время говорим о планах Алексея по возвращении домой. «Приеду и сразу пойду рыбачить. У меня уже заказы есть. Я умею ловить белого амура, а это хитрая рыба, и мощная, мало кто умеет». Я спрашиваю про тонкости ловли амура, но их Алексей оберегает не хуже, чем свой внешний облик, — на случай похода в разведку. «По товарищам не будете скучать?» — «Буду, наверное. Но я уже рад, что довелось… со многими здесь людьми познакомился». Как настоящий разведчик, Алексей называет несколько имен — из тех, кто и так на слуху: «Я и «Шибу» знаю (Владислав Шинкарь, замкомбата «Востока». — Прим. авт.), и Ходаковского (Александр Ходаковский, командир «Востока». — Прим. авт.)…»

Портрет Ходаковского, давно не занимающего никакого командного поста, висит на стене офиса в числе других — живых и мертвых, непарадный — так в домах вешают портреты родственников. Воинская часть, где мы находимся, сформирована в основном из бойцов бывшего «Востока».

Мы выходим во двор и садимся за стол в тени дерева покурить. На столе — доска для игры в нарды. К нам присоединяется Роман. Разговор уже идет неофициальный, и, хотя я по профессиональной привычке стараюсь еще что-то выспросить, военных в основном интересует, что я как журналист из России думаю о том, что думают там, за ленточкой. «Понятно, что такой аппендикс, как нынешние республики, России особенно не нужен — что у нас есть такого, чего в России нет?.. — рассуждают бойцы. — Но время идет, и людям под Украиной промывают мозги, особенно молодежи. То есть их становится больше, а нас становится меньше».

Такие разговоры ведут и мирные жители Донецка, только в их тоне куда больше обиды, источенных войной нервов. Люди, находящиеся не возле войны, а непосредственно на ней, таких эмоций себе позволить не могут. Наверное, это как раз та разница между адреналином и страхом, о которой говорил Алексей.

Поблизости уже бродят бойцы в полной выкладке, и Роман мягко хлопает ладонью по столу. Я понимаю, что пора откланяться, — в части запланированы занятия на полигоне. На прощание касаемся негласного моратория на упоминание боевых потерь в информационном поле — это то, что задевает военных едва ли не больше житейских трудностей, да и опасностей службы. Никакого официального распоряжения на этот счет вроде бы нет, но и журналисты, и военные знают, что говорить об этом нежелательно. Бойцы и сейчас не говорят ничего конкретного, даже шутят, что надо, мол, меня выпроводить, пока я не расколол их на этот предмет. Мне же памятны случаи, когда подобная информация так или иначе утекала в медиасферу, в основном через анонимные телеграм-каналы, и вскоре обрастала ворохом ужасных подробностей и преувеличений. Учитывая это, смысл подобного молчания не очень понятен.       

Но помимо информационного есть здесь еще и другой, человеческий, аспект. Несмотря на то что после перевода ополчения в формат регулярных подразделений многие приходят на службу, как на работу, с которой на Донбассе прямо скажем, не ах, воевать за деньги человек не будет. Главные мотивы другие — наряду с «отступать некуда» это, как бы наивно ни прозвучало, слава. В случае боевых подразделений — порою обращенная в посмертие. В будущее, которое так или иначе состоится, пусть и без тебя. Этой древней воинской привилегии, привилегии человека, защищающего и рискующего жизнью за своих — род, город, народ, — людей, таким образом, лишают. «Есть у нас герои прославленные и есть неизвестные…» — горько роняет Роман, открывая передо мною дверь машины.

Обратно в Донецк едем с ветерком, водитель, тоже по имени Алексей, рассказывает, как пришел в «Восток» зимой пятнадцатого: «Я из Шахтерска, работал в шахте и ГРОЗом, и проходчиком, а на начало войны был водителем на хлебозаводе. Уже война вовсю, а я хлеб людям вожу… Ну, кто-то должен. На Шахтерск и Торез оставалось два водителя, все остальные дали деру. Потом хлебозавод закрылся, и я пошел служить. И вот, снова кручу баранку».

В отличие от Алексея из Астрахани, его тезка легко делится секретами вождения машины под обстрелом: «Надо вилять, гнать, даже если колесо пробили, на дисках, не важно… Снайпер при движении не очень эффективен, но как-то мне в машину двенадцать пуль всадили. В другой раз пробило осколком бензобак. Хорошо на излете был, не горячий уже, поэтому я не загорелся…»   

Донбасс, перемирие. Оппозиция критикует «театр» ЗеленскогоНазначенные Киевом переговорщики не стремятся к политическому урегулированию конфликта на Донбассе, вместо диалога украинская власть лишь имитирует бурную деятельность. Но такая позиция не устраивает граждан Украины. Об этом говорится в обнародованном в пятницу, 31 июля, заявлении партии «Оппозиционная платформа – За жизнь» (ОПЗЖ)

В Донецке я прошу закинуть меня в кафе «Легенда», где традиционно собираются как военкоры, так и донецкая богема, но центр города Алексею явно знаком хуже, чем прифронтовая зона, и он привозит меня на бульвар Пушкина. По-видимому, в его представлении здесь сосредоточены все кафе города Донецка. По бульвару фланируют нарядные люди, иные из которых знают об обстрелах, боестолкновениях и погибших бойцах не больше, чем средний житель России.

 

 

Рекомендуем