День победы для многих советских солдат не означал окончание войны. Окончив бои в Европе, они отправлялись далеко на восток — в Маньчжурию. Туда нужно было перебросить полтора миллиона человек, среди которых был и уроженец Киевской губернии Феодосий Федченко, прославившийся позже как создатель самых точных маятниковых часов.
«Эта операция известна под названием Маньчжурской транспортной операции. В реальности это грандиозная стратегическая операция в области логистики <…> К 7 августа перевезли 1577 тыс. войск, порядка 27 тыс. орудий, 5,5 тыс. танков и перевезли или, я уж не знаю, перелетели 3,5 тыс. боевых самолетов. Но я думаю, истребители все везли железной дорогой», — рассказывал исследователь транспорта, автор сайта Transsib.ru Сергей Сигачёв.
На следующий день, 8 августа, началась война СССР с Японией. Спустя 12 дней был высажен советский десант в столице марионеточного государства Маньчжоу-Го — Чанчуне. Квантунская армия капитулировала.
«Окраины Чанчуня поражают своей убогостью. Море фанз, слепленных из жердей и бумаги. Японцы довели жизнь китайцев до нищенства. Весь урожай риса они забирали себе. Китайцам употреблять рис запрещалось. За утайку риса полагались палки и даже тюрьма. Хлеб и сахар тоже были запретными для китайцев. Многие даже не знали, что это такое», — писал советский военный корреспондент Александр Плющ о том, как жилось китайцам под японским владычеством.
В мемуарах советских солдат и военкоров, освобождавших от японцев китайские земли, мы встречаем и ужасающие свидетельства о зверствах, которые творил «отряд 731» — исследовательское подразделение японской армии, занимавшееся разработкой бактериологического и биологического оружия и проводившего испытания на людях.
Позже эта тема обсуждалась и в Японии. В 1981 году вышла документальная книга популярного японского писателя Сэйити Моримура, название которой в СССР перевели как «Кухня дьявола», а в англоязычных странах как Devil`s Gluttony — «Дьявольское обжорство».
Книга вышла скандальной. В ней среди прочего Моримура рассказывал согражданам и том, как питались в отряде.
«Я уже писал о том, что в ежедневном рационе сотрудников «отряда 731» и в помине не было ни гаоляна, ни кукурузы, ни проса и что соевые бобы появлялись на их столе не чаще чем раз в месяц. В «отряде 731» действительно питались намного вкуснее и обильнее, чем в любой другой воинской части японской императорской армии <…> Перечень блюд достаточно красноречиво говорит о великолепном питании в «отряде 731». Это тем более поразительно, что речь идет о 1944 годе, когда вся Япония потуже затягивала пояса и, следуя лозунгам «Сократим наши потребности до дня победы!» и «Нехватка — на самом деле есть только нехватка изобретательности!», довольствовалась похлебкой с картофельной ботвой и бататом. А в это время в «будничном» меню отряда значились бифштексы и креветки в кляре! <…> Подававшийся три раза в день к столу рис был высшего сорта и в полном смысле слова белоснежный», — писал он.
Впрочем, в произведениях других японских писателей все же упоминается о том, что ели тогда рядовые японцы не одну лишь похлебку из картофельной ботвы и батата.
Так, в посвященном бомбардировке Хиросимы романе Масудзи Ибусэ «Чёрный дождь» мы можем встретить такие строки:
«На ячменной каше с отрубями в наших чашах образовалась твердая корочка. Чаши и отваренные в соевом соусе сиофуки были густа облеплены мухами, и никто не делал попытки их согнать. «Не расстраивайтесь, друзья. И ешьте, не пропадать же обеду, — попробовал подбодрить нас директор с вымученной улыбкой. — Эй, девушка, принеси-ка нам соленые сливы. Каждому по три штуки. Смотри не ошибись. Завтра, может быть, наша фабрика будет захвачена вражеской армией. Тогда уже меня навряд ли кто-нибудь послушается». Ответом было молчание. Директор взял палочки для еды. Каждому принесли по три соленые сливы. По примеру директора я положил их сверху на кашу, налил туда чаю, как следует перемешал все палочками и принялся за обед».
Соленые сливы, о которых упоминает Ибусэ, и белоснежный рис, о котором писал Моримура, вместе составляли блюдо, которое появилось в Японии в годы Второй мировой войны и было призвано продемонстрировать несгибаемый дух и патриотизм японцев. Стоило оно относительно дешево, а потому было довольно популярно. Называлось оно хиномару-бэнто.
Белый — и хорошо, и плохо
«Солнечный круг, небо вокруг» — с этих слов начинается написанная в 1962 году композитором Аркадием Островским на слова поэта Льва Ошанина песня «Пусть всегда будет солнце» — одна из самых известных в СССР песен о мире.
А вот в Японии времен Второй мировой войны словосочетание «солнечный круг» — хиномару — могло вызвать противоположные, весьма воинственные чувства, желание идти в бой. Ведь само словосочетание в переводе на японский язык было (да и сейчас остается) одним из названий флага Японии.
Бэнто — однопорционная еда, которую японцы берут в школу и на работу, в годы войны была не такой разнообразной, как в мирные и сытые годы. Сложно определить, кто первым додумался до простого, но очень патриотичного бэнто — хиномару-бэнто, который состоял всего-навсего из риса, на который в центр клали умэбоси — соленую (маринованную) сливу.
Чем белоснежнее был рис, тем он считался ценнее. И тем больше цвета хиномару-бэнто напоминали цвета японского флага. Впрочем, тогда уже в Японии, хоть и по инерции ценившей белоснежный рис, знали, что и рис потемнее не так уж плох, а если кроме риса из еды ничего нет, то точно лучше есть его, чем белоснежный.
Все дело в том, что на рубеже ХІХ и ХХ столетий нидерландский врач-патолог Христиан Эйкман проводил исследования, в результате которых доказал, что распространенная в том числе и в Японии болезнь бери-бери вызывается неправильным рационом питания. Среди прочего он доказал, что к болезни приводило потребление исключительно шлифованного риса. Позже другие ученые выяснили, что победить бери-бери может нешлифованный рис.
Примечательно, что неправильность питания исключительно белым рисом японцы выяснили практически одновременно с европейцами, а то и чуть раньше. К такому выводу пришел морской врач Такаки Канехиро, предложивший взамен ввести в рацион ячмень. Правда, его выводы разделяли не все его коллеги из Японии.
Для Страны восходящего солнца это было важное открытие, ведь эта болезнь не щадила никого: ни простолюдина, ни даже императорскую семью. Так, от нее умерла тетя императора Мэйдзи — принцесса Кадзу.
Но полностью исключить белый рис из питания японцев не удалось. Да и не стоило: всё-таки к началу Второй мировой войны учёные уже знали о витаминах, в том числе и о витамине В, а именно его недостаток в шлифованном рисе и приводил к бери-бери.
Что же касается умэбоси, то ее история не менее интересна.
До сакуры
Сегодня цветущая сакура считается одним из символов Японии. В годы Второй мировой войны в популярной «песне японской молодёжи» говорилось о воинах, которые умирают, подобно цветкам сакуры. Именно стилизованное изображение этих цветов было вместо звезд на погонах у офицеров императорского флота. А в первом отряде камикадзе было подразделение «Ямадзасакура» — дикая сакура. Цветы сакуры камикадзе рисовали на самолетах, перед тем как отправиться в свой последний полёт.
Сама традиция любоваться сакурой восходит к началу периода Хэйан, длившегося с 794 по 1185 годы. С тех пор она стала одной из отличительных японских традиций. Но до этого любовались совсем другим деревом, которое сегодня подчас называют японской (китайской) сливой или японским абрикосом — умэ. Это первое дерево, которое зацветало в Японии после зимы.
«С оставшимся на листьях белым снегом
Смешался сливы белоснежный цвет.
О сливы лепестки!
Не падайте на землю,
Пусть даже и растает белый снег!» — гласит одно из стихотворений антологии «Манъёсю» — сборника японской поэзии периода Нара, длившегося с 710 по 794 годы.
Когда расцветала слива, друзей и влюбленных приглашали любоваться на нее, а также на искусственные водопады, реки и ручьи. Слива в поэзии того периода была и метафорой юной девушки. Когда поэт писал, что «слива никак не расцветет», он пытался сказать, что девушка не отвечает на его любовь.
В Китае же, откуда, как считают некоторые, могло прийти воспевание сливы (собственно, юг Китая — долина реки Янцзы и считается родиной умэ), в Х веке и вовсе появился поджанр живописи «четыре благородных цветка». Среди таких цветков были: хризантема, орхидея, цветы бамбука и цветы сливы-умэ. На ранних этапах истории Японии знать во многом подражала китайским традициям. Но с течением времени многое изменилось. В умах образованных японцев всё большее место занимала сакура.
И вот в ХХ веке, в годы войны, когда сакура, казалось, единолично утвердилась в качестве одного из главных символов в Японии, слива-умэ неожиданно взяла своеобразный «реванш.
С момента поражения Японии во Второй мировой войне прошло вот уже почти 75 лет. Но хиномару-бэнто популярен среди японцев и сегодня — в гораздо более благополучную эпоху.