Конечно, цитировать Александра Пушкина слово в слово спустя почти 200 лет после написания «Бориса Годунова» означает подвергать сомнению провидческие качества классика. Поэтому, внимая призыву коллективного Козьмы Пруткова «Зри в корень!», цитировать надо смыслы. А конкретика подтянется из новостных лент — на то и таргетинг поисковых систем.
Как не вспомнить сие творение, рассуждая об Украине? Cколько лет войны прошло после того самого Майдана, сколько воровства, сколько измены, непослушания, разрухи… И все народу неймется, все кого-то неправым назначить хочется, язык родной поприжать, отчего окраины к соседям и жмутся — Донбасс с Крымом, почитай, отжались уже, а Закарпатье, Буковина, Бессарабия, Прикарпатье, Галичина еще думают. Пожалуй, и к Белоруссии некоторые были бы не против в авторитарные объятия социализма из захолустья украинского Полесья переметнуться. Так что с каждым словом классика ассоциируется нынешняя смута пополам с руиной в стране:
«…бессмысленная чернь
Изменчива, мятежна, суеверна,
Легко пустой надежде предана,
Мгновенному внушению послушна,
Для истины глуха и равнодушна,
А баснями питается она.
Ей нравится бесстыдная отвага».
Как известно, трагедия «Борис Годунов» была написана в ссылке в сельце Михайловское. Карантин сейчас для каждого борзописца сродни ссылке — к пейзанам в сельцо ли, в спальню ли в панельной многоэтажке. Но в этот раз интереснее писать про пейзан, то есть про избирателей и исключительно избирательно — про украинских.
«…ныне христиане стали скупы; деньгу любят, деньгу прячут. Мало богу дают. Прииде грех велий на языцы земнии. Все пустилися в торги, в мытарства; думают о мирском богатстве, не о спасении души. Ходишь, ходишь; молишь, молишь; иногда в три дни трех полушек не вымолишь. Такой грех! Пройдет неделя, другая, заглянешь в мошонку, ан в ней так мало, что совестно в монастырь показаться; что делать? с горя и остальное пропьешь; беда да и только. — Ох плохо, знать пришли наши последние времена…»
Надо заметить, что каждый вновь избранный украинским избирателем президент мог бы сказать словами Пушкина, который во время первого посещения имения Михайловское был очарован «сельской жизнью, русской баней, клубникой и проч., но все это нравилось мне недолго»:
«Мне счастья нет. Я думал свой народ
В довольствии, во славе успокоить,
Щедротами любовь его снискать —
Но отложил пустое попеченье:
Живая власть для черни ненавистна,
Они любить умеют только мертвых.
Безумны мы, когда народный плеск
Иль ярый вопль тревожит сердце наше!
Бог насылал на землю нашу глад,
Народ завыл, в мученьях погибая;
Я отворил им житницы, я злато
Рассыпал им, я им сыскал работы —
Они ж меня, беснуясь, проклинали!
Пожарный огнь их домы истребил,
Я выстроил им новые жилища.
Они ж меня пожаром упрекали!
Вот черни суд: ищи ж ее любви».
Так как реальная жизнь менее благостна, чем стихотворная (не было и нет в ней всех выше перечисленных щедрот), да и электорат в Украине вечно протестный и голосует обычно не за, а против, то каждый новый президент избирается не благодаря своим мнимым заслугам, а из-за реальных провалов предыдущего президента. Только Леониду Даниловичу Кучме удавалось войти в одну мутную политическую реку неоднократно, но из-за этого и отмыться сколько лет не может. Остальные же почти забыты как негодники меньшего калибра по сравнению с последующими. Ведь как было дело перед избранием на царство Петра Алексеевича Порошенко?
«Не мало нас, наследников варяга,
Да трудно нам тягаться с Годуновым:
Народ отвык в нас видеть древню отрасль
Воинственных властителей своих.
Уже давно лишились мы уделов,
Давно царям подручниками служим,
А он умел и страхом, и любовью,
И славою народ очаровать».
Однако прошло сладкое очарование главного кондитера страны — пройдет и веселье главного комика.
«Все это, брат, такая кутерьма,
Что голова кругом пойдет невольно.
Сомненья нет, что это самозванец…»
Правда, до сих пор непонятно, кому должно было быть смешно в эту каденцию. Но уж явно не пострадавшим от продолжающихся артиллерийских обстрелов детям Донбасса.
«Никто тебе не смеет и напомнить
О жребии несчастного младенца, —
А между тем отшельник в темной келье
Здесь на тебя донос ужасный пишет:
И не уйдешь ты от суда мирского,
Как не уйдешь от божьего суда».
На Украине вот-вот случится перемена фигур. Причем как на шашечной доске (местных выборов), так и на шахматной (парламентских). А то и на поле игры в короткие (ввиду внеочередности) нарды. Некоторые политвуду, правда, советуют разместить все фигуры на одной доске, играя одновременно и без правил, но в рамках этого текста более интересен выбор следующего президента. Ибо во времена Александра Сергеевича выбор был невелик — ни сената, ни конгресса, ни государственной думы ввиду экономии царской казны не предусматривалось.
«Знатнейшие меж нами роды — где?
Где Сицкие князья, где Шестуновы,
Романовы, отечества надежда?»
И тут будет уместна оптимистическая цитата из «Бориса Годунова» — уж очень надо Украине кого-нибудь не такого злодейского в конце правления, пусть и не настолько велеречивого супротив предшественника в начале.
«Царю небес, везде и присно сущий,
Своих рабов молению внемли:
Помолимся о нашем государе,
Об избранном тобой, благочестивом
Всех христиан царе самодержавном.
Храни его в палатах, в поле ратном,
И на путях, и на одре ночлега.
Подай ему победу на враги,
Да славится он от моря до моря.
Да здравием цветет его семья,
Да осенят ее драгие ветви
Весь мир земной — а к нам, своим рабам,
Да будет он, как прежде, благодатен,
И милостив и долготерпелив,
Да мудрости его неистощимой
Проистекут источники на нас;
И царскую на то воздвигнув чашу,
Мы молимся тебе, царю небес».
P.S. Напоследок о пользе ссылок, репрессий и прочих карантинов: был бы у народов России сейчас такой объект федерального значения рег. №601610416550006 (ЕГРОКН), кажется, если бы не опала «нашего всего» в 1824-1826 годах? А так — будьте нате: «Государственный мемориальный историко-литературный и природно-ландшафтный музей-заповедник А.С. Пушкина «Михайловское». Так что уединяйтесь, господа, уединяйтесь и пишите, конечно же, потому что нашим народам не только нерукотворные памятники нужны, да хоть и мемуары тоже:
«Оставим их; пойдем, товарищ мой,
Венгерского, обросшую травой,
Велим отрыть бутылку вековую
Да в уголку потянем-ка вдвоем
Душистый ток, струю, как жир, густую,
А между тем посудим кой о чем».