- Сергей, вы были одним из руководителей Русской весны в Одессе. Почему Одесская дружина, боевой отряд Куликова поля, перебазировалась тогда в другое место? Ходят разговоры, что была какая-то договорённость, что кто-то за это получил деньги от тех, кто был против Русской весны. Можете это прокомментировать?
— Вообще, заранее, ещё до событий 2 мая, обсуждался вопрос переезда палаточного лагеря с Куликова поля в другое место. Потому что в Одессе в это время, в конце апреля, уже довольно-таки жарко. На Куликовом поле был раскалённый асфальт, в брезентовых палатках было уже невозможно находиться, настолько там было жарко. Ребята были в шортах, в шлёпанцах… Фактически протестное движение превратилось в аналог такого… пляжного, людям было жарко.
Поэтому нужно было как-то переформатировать лагерь, и мы с рядом депутатов Одесского горсовета решали вопрос о переезде куда-нибудь к морю. То есть, мы хотели переформатироваться в военно-тренировочный лагерь, расположив его у моря, либо где-нибудь на природе, где была бы хоть какая-то тень — потому что на Куликовом поле людям оставаться было уже невозможно.
Да, ходят слухи, что за этот переезд кто-то получил деньги. Но это только слухи, я об этом ничего не знаю. В слухи я не верю, а пересказывать их нет уже смысла. Меня поставили в известность в самый последний момент о том, что мы переезжаем. На мне тогда было фактически руководство силовым блоком Одесской дружины. А решения такие кардинальные мною не принимались. Меня поставили в известность о переезде уже 30 апреля.
Я поинтересовался, куда? Мне сказали: 411-я батарея. В принципе, меня это устраивало по вышесказанным причинам.
- Почему всё-таки одесситы проиграли этот бой, хотя они играли на своём поле, а радикалы были в основном приезжие? Какие выводы вы для себя сделали?
— Можно выделить несколько факторов. Во-первых, система ликвидации Антимайдана, которую радикалы применили 2 мая, была ими уже отработана в нескольких городах. Фактически у них уже был опыт ликвидации палаточных лагерей Антимайдана по всему Юго-Востоку Украины.
У них, кроме того, был боевой опыт участия в массовых беспорядках в Киеве, в том числе с применением огнестрельного оружия. Среди групп радикалов в Одессе лишь малая часть была одесситов, в основном это были приехавшие представители «Самообороны», это были ультрас, это были те, кто вернулся из Крыма: курсанты, военные, только одетые «по гражданке». Есть подтверждающие это видеозаписи. У них уже имелся опыт.
- А что Антимайдан?
— Антимайдан на тот момент, в силу определённых причин, в силу разобщенности, не был уже таким массовым, как в начале его создания. Многие к тому времени поехали на Донбасс, так как там уже началась активная фаза противостояния.
Многие говорят, что надо было тогда что-то захватывать, какие-то здания, надо было действовать как-то более радикально… Но когда 2 мая было довольно-таки большое количество протестующих со стороны Антимайдана, когда завязались бои, то большая часть этих людей (говоривших о необходимости радикальных действий. — Ред.) просто убежали, скрылись — они не были готовы к силовому противостоянию.
Одно дело ходить на марши, устраивать митинги, а другое дело, когда доходит до реального противостояния. Тогда те люди, которые первые кричали, что надо что-то делать радикально, как мне кажется, начали разбегаться и расходиться. Человек, который действительно на что-то готов, он никогда не будет об этом кричать, а спокойно возьмёт и сделает.
- Значит, свою роль сыграли, с одной стороны, определённая разобщённость и неготовность участников Антимайдана и, с другой стороны, организованность и опыт противника?
— Да, опыт противника в силовой ликвидации очагов сопротивления. Мы не проявляли никакого радикализма по отношению к сторонникам Евромайдана, хотя мы могли это сделать неоднократно. У нас был и численный перевес, и идеологически мы были более подкованы. Но мы, одесситы, — миролюбивые люди, и мы не допускали кровопролития.
- При Порошенко по понятным причинам дело о событиях 2 мая в Одессе не расследовалось. Но вот уже более года прошло с тех пор, как власть на Украине будто бы сменилась, более года президентству Зеленского. Как вы оцениваете ход расследования теперь, что-то изменилось?
— Ничего не изменилось абсолютно. Позиция власти осталась прежней, никто из власть имущих не хочет это дело как-то шевелить, доставать его из сейфов и из ящиков столов. Мне кажется, любая власть в этом деле опасается, что при объективном расследовании она может выйти сама на себя, на приближенных. Всем это невыгодно однозначно.
Вы видите, что националистические силы на Украине до сих пор чувствуют себя очень вольготно, и не принимается властью никаких мер по уголовному преследованию самых серьёзных националистических лидеров. Вероятно, новая власть не видит в них угрозы.
- Сохраняется ли у вас надежда на то, что в конечном итоге расследование всё же будет проведено и виновные в убийствах людей понесут наказание?
— Чем больше проходит времени, тем меньше вероятность того, что это дело будет расследовано. Тем более, если учесть состояние судебной системы, которая сейчас есть на Украине, — это фактически невозможно.
Возможно, когда-то это произойдёт. А пока мы, одесские политэмигранты, пытаемся сделать всё возможное для того, чтобы увековечить память о погибших. Вы, наверное, знаете, что в Одессе власти не хотят устанавливать мемориал, всячески мешают мемориальным мероприятиям. В настоящее время невозможно это и в любом другом городе Украины.
В Донецке есть плита в память о погибших 2 мая, но хотелось бы, чтобы там был установлен памятник, не камень, не плита, а действительно настоящий памятник в честь этих людей. Они этого заслуживают. Если в Донецке это прочтут и откликнутся, мы будем благодарны. А когда-то в будущем, верим, такой памятник установят и в Одессе.