Этого человека можно сравнить с героями скандинавских саг или древнерусских былин, поскольку судьба его была насыщена походами, сражениями и невероятными приключениями, от которых в народном эпосе сохранилась «Дума про Самойла Кошку». Сведения о нём расплывчаты и противоречивы, что только усиливает сходство с героями средневековых эпосов. О происхождении Самойла известно немного: родился он около 1530 года в казацком городе-крепости Каневе в семье православных шляхтичей Кошкив (или Кошичив или Кушичив — точно неизвестно). Судя по всему, получил хорошее образование.
Основным занятием проживавших в поднепровских городках городовых казаков и шляхтичей, которые от них практически ничем не отличались, была охрана южного порубежья Великого княжества Литовского, а после 1569 года — Речи Посполитой. Жизнь на этом славянском фронтире, называемом в те времена Украиной (остальную часть современной Украины называли по-другому — например современную Галичину — Русью) была полна опасностей: крупные татарские набеги происходили раз в два-три года. Между ними протекала относительно спокойная жизнь, наполненная набегами мелких татарских отрядов и мелкими междоусобными стычками шляхты. Начиная с 1550 года Кошка принял участие в походах черкасского и каневского старосты князя Дмитрия Вишневецкого.
Вишневецкий люто ненавидел татар и провоцирующих их на постоянный захват русских пленников турок, и мечтал разгромить и тех и других. Верные ему казаки, среди которых, с большой долей вероятности был и Кошка, впервые возвели в низовьях Днепра на острове Малая Хортица деревянно-земляной городок (замок). Это событие послужило катализатором образования православного низового казачьего воинства — запорожских казаков. Чтобы из Крыма отправиться в набег на Правобережную Украину, необходимо было переправиться через Днепр. Казаки Вишневецкого места татарских переправ хорошо знали, и стали встречать своих верхоконных «старых знакомых» в боевых казачьих челнах «чайках». Для вооружённых только луками татар переправиться через широкую водную преграду под огнём казацких самопалов и гаковниц было весьма сложной задачей.
Вишневецкий не остановился на достигнутом, и целые флотилии казачьих «чаек» стали совершать набеги на расположенные в северо-западной части черноморского бассейна турецкие порты, которые по совместительству являлись и крупными невольничьими рынками. Однако в связи с заключением с турками и татарами мира польский король и великий князь литовский Сигизмунд II Август казацкие набеги запретил. В знак протеста Вишневецкий и несколько сотен наиболее верных ему казаков в 1558 году ушли на службу к московскому царю Ивану Грозному. Здесь история повторилась: черкасские, каневские и запорожские казаки вместе с русским воинством и донскими казаками воевали низовья Дона, ходили под Азов, под Керчь.
Но в 1558 году как раз началась Ливонская война. Царю война на два фронта была не нужна, и он, заключив с татарами перемирие, увёл свои войска с Дона на север. Снабжать людей Вишневецкого Москва начала по остаточному принципу, и он увёл их обратно на Днепр, заручившись на это согласием Сигизмунда II Августа. В 1563 здесь Вишневейкий и его казаки ввязались во внутримолдавскую политическую борьбу. Часть местных бояр, недовольная действующим правителем, пригласила Вишневецкого стать молдавским господарем. Он отправился со своим войском за Днестр, но был предан, разбит, пленён и выдан турецкому султану, по приказу которого казнён.
Где всё это время находился Самойло Кошка, история умалчивает. Но судя по тому, что после Вишневецкого Запорожское низовое войско выбрало своим гетманом именно его — если он и не сопровождал Вишневецкого во всех его предприятиях (что маловероятно), то уж точно сложа руки не сидел. Начиная с 1567 года, под его командованием казаки начинают морские набеги на прибрежные турецкие города — Гезлев (совр. Евпаторию — казаки его ещё называли Козлов), Измаил, Очаков, Аккерман (совр. Белгород-Днестровский).
Не на шутку разозлённый этими нападениями, турецкий султан Сулейман Великолепный (муж Роксоланы) потребовал от польского короля объяснений, ведь между ними вроде как был заключён мир. Король заверил, что это не его люди, но он постарается как-то решить с ними вопрос. Сигизмунд II Август потребовал, чтобы казаки «сошли с Низа», поселились возле приграничных городков, записались в реестр на королевскую службу и воевали только там, где им прикажут. За это сулилась хорошая плата. Командовать над реестровыми казаками назначался шляхтич Ян Бадовский.
Часть казаков согласилась и ушла на север от порогов — так появились реестровые казаки. Остальные, возглавляемые Самойлом Кошкой, продолжили набеги — у польского короля были слишком коротки руки, чтобы что-то им сделать. Король сообщил султану, что сделал всё, что в его силах, и тогда турки выслали в устье Днепра на перехват казачьих «чаек» флот.
Какое-то время запорожцам удавалось избегать встречи с ним, но в 1573 году им не повезло, и во время очередного похода они потерпели сокрушительное поражение. Самойло Кошка и часть его казаков попали в плен, и были прикованы к вёслам на турецких галерах, где провели, видимо, около 25 лет — четверть века. «Видимо», потому что точных архивных данных по этому поводу нет, есть пропавший на 26 лет из всех переписок с польскими властями запорожский гетман и «Дума про казака Самойла Кошку»:
«Ой, из города из Трапезонта выступала галера в три цвета расцвечена-размалевана. Ой, первым цветом расцвечена — злато-синими флагами увешана; а вторым цветом расцвечена — пушками опоясана; третьим цветом расцвечена — турецким белым сукном покрыта. В той галере Алкан-паша, трапезонтский князь, гуляет, с собой отборных людей имеет: турок-янычар семьсот да четыреста и бедных невольников триста пятьдесят, кроме старшины войсковой. Первый старший меж ними бывает Кошка Самойло, гетьман запорожский; второй — Марко Рудой, судья войсковой; третий — Myсий Грач, войсковой трубач; четвертый — Лях Бутурлак, ключник галерный, сотник переяславский, отступник христианский, который тридцать лет был в неволе, а двадцать четыре как стал на воле, отурчился, обасурманился ради панства великого, ради лакомства несчастного!.. В той галере далеко от пристани отплывали, по морю Черному долго плыли-гуляли, возле Кафы-города пристали, здесь на отдых стали».
Если верить думе, на своей галере трапезундский губернатор Алкан-паша приплыл с дружеским визитом в Евпаторию к некой «девке Санджаковой». Устав от психологического одиночества, обасурманившийся бывший казачий сотник и надсмотрщик за гребцами Лях Бутурлак отпер бывшего гетмана Кошку, чтобы с ним выпить, и напился до беспамятства. Забрав у него ключи, Кошка открыл кандалы всех своих товарищей по несчастью, но приказал не снимать их, а оставить на руках и на ногах. Вернувшиеся с берега турецкие солдаты и моряки не заподозрили подвоха и легли спать кто на палубе, а кто на пристани. Ночью казаки тихо поднялись на палубу, завладели оружием и всех ночевавших здесь тихо перерезали или передушиди, оставив в живых в качестве ярыги (гребца, матроса, чернорабочего) только Ляха Бутурлака. После этого они высадились на пристань и устроили погром и там. Своего личного многолетнего обидчика Алкан-пашу Самойло Кошка: «…на три части порубил, в море Черное побросал…».
Далее в думе рассказывается, что казаки погнали свою галеру в Царьград (то есть Стамбул), где к ним:
«…стали из Царьграда двенадцать галер выбегать, стали из пушек палить, Алкан-пашу с девкой Санджаковой поздравлять. Тогда Лях Бутурлак недолго думал-гадал, на нос галеры выходил, турецкой белой чалмою махал. Один раз молвит по-гречески, другой по-турецки: — Вы, турки-янычары, не шумите, потихоньку от галеры отплывите, потому что он подгулял, теперь почивает, с похмелья страдает. К вам не выйдет, головы не подымет. Говорил: Как обратно плыть буду, вашей милости вовек не забуду».
Скорее всего речь идёт о стороживших устье Днепра и подходы к западному побережью Крыма турецких кораблях: смысла плыть в Стамбул у казаков не было никакого. Как бы там ни было, но они приблизились к родной реке. В районе Тендровой косы их обстреляли из пушек свои же запорожцы, как раз находившиеся в очередном морском походе, командовал которыми новый запорожский гетман Семён Скалозуб. Гетманствовал он меньше года, поэтому время описываемых событий датируется довольно легко — 1599 год.
Понятное дело, казаки обрадовались освобождению товарищей, которых давно уже считали погибшими. Тем более, что возвращались те не с пустыми руками — если верить думе, изнутри галера была обита разноцветными тканями, которые в те времена были баснословно дороги — на порядки дороже, чем в наше время. Да и захваченное турецкое оружие наверняка имело немалую цену.
Казаки вновь избрали Самойло Кошку гетманом. Скалозуб не возражал — новый казацкий глава был и постарше, и поопытнее его. На следующий год бывший гетман вновь отправился в морской набег на турок, в котором погиб, а Кошка наладил отношения с поляками и вместе со всем своим воинством ввязался в очередные польские войны.
В 1595 году поляки вторглись в Молдавию и вместо Стефана Развана сделали её господарем своего ставленника Иеремию Могилу. Тот признал сюзеренитет Польши и обязался платить ей дань… а также платить дань Порте и крымскому хану. Местному населению это не понравилось, и она его при первой же возможности скинула. В 1600 году в Молдавию снова вторглись польские войска, командовал которыми коронный гетман Ян Замойский. Запорожцы тоже отправились в поход — за это король обещал снять с них баницию (лишение всех прав), которую сам же и наложил в 1596 году после подавления восстания Северина Наливайко. Поход для поляков закончился успешно, и посаженный ими на трон Иеремия ещё шесть лет «сосал» из молдаван все соки, потихоньку «загоняя их в могилу».
В том же году началась война со шведами, тянувшаяся с 1600 по 1611 годы — первая в длинной череде польско-шведских войн. Эти государства больше 100 лет сражались за бывшие владения Ливонского ордена Инфлянту (Ливонию или Лифляндию по-русски) — то есть за современные Латвию и Эстонию. Самойло Кошка повёл своих казаков в Прибалтику.
Казацкий гетман напрямую переписывался с коронным гетманом Яном Замойским. 1 декабря 1601 года в письме, отправленном через посланцев Федора и Ивана Брынзу, он сообщал ему, что: «…казаки держат усердно сторожу на дорогах дерптских, фелинских и пернавских против Карлового войска для наблюдения за движениями неприятелей, но вместе с тем терпят большую нужду в крае и потому просят похлопотать у короля о выдаче им жалованья, которого они не получают, прослужив несколько недель уже сверх четверти года, да и к тому же считают, что вообще положенное казакам королевское жалованье слишком недостаточно…».
Ответа получено не было, и через три дня Кошка вновь сообщил, что казаки, терпя большую нужду, снимают стражу, которую они держали, и собираются уходить на Украину. Однако, видимо, это было их «последнее китайское» предупреждение, потому что 22 декабря Кошка уже сообщал сведения другого характера, что какой-то шведский офицер некий Графф был с 4-тысячным отрядом у замка Гермес, поймал там несколько казаков и, узнав от них о том, что незаконнорождённый сын шведского короля Карла IX Карлсон уже в руках у Самойла Кошки, повернул назад и увёл с собой всё местное население. Казаки заняли замок, и гетман предлагал его принять. Так же он рапортовал, что с ним находятся ещё 15 польских отрядов — хоругвей.
2 января Кошка сообщал, что казаки тронуться к мызе Ринген, как это им было приказано, не могут, так как кони их от бескормицы ослабели, провизии в округе нет, деревьев в этом крае тоже нет, потому он просил разрешить казакам отправиться в те места, где они сами смогут добыть себе еды, фуража, пропитания и дров. Но, похоже, поляки ни платили запорожцам денег, ни давали решать насущные проблемы, и терпение у тех кончилось.
18 января Кошка написал своё последнее письмо. Он сообщал, что «…хотя казакам и доставлен через Даниловича приповедный лист на получение за последнюю четверть жалованья, но все-таки этого жалованья нет и казаки, терпя большой недостаток, больше служить не хотят; еще в прошлом году, после того, как казацкое товариство стало разъезжаться, казацкий старшой на раде хотел было остановить это движение, но не мог; теперь же если бы он попытался еще что-нибудь сделать в этом роде, то казаки могли бы побить его камнями». Кошка не мог обуздать разозлившихся запорожцев, и не знал, на что ему решиться. Дальнейшая его судьба туманна.
Одна часть исследователей склоняется к тому, что в последовавшей 28 февраля 1602 года стычке со шведами под городком Феллин (в наше время — эстонский Вильянди) Самойло Кошка погиб. Казацкие летописи Величко и Самовидца утверждают, что он не только тогда не погиб, но и успел принять участие в разгромном для поляков и казаков сражении с турками под Цецорой в 1620 году. При этом надо учитывать, что если это так, то заслуженному воину уже было около 90 лет. Так или иначе, но в марте 1602 года временно обязанности командующего бывшим в Ливонии казацким войском исполнял Гаврило Крутневич, а с декабря во главе его уже стоял Иван Куцкович.
Что касается места погребения Самойла Кошки, то оно известно и находится в его родном Каневе у подножия Чернечей горы (ныне Тарасова) в урочище Монастырок рядом с могилами других гетманов: Ивана Подковы, Якова Шаха, Кулагу-Петаржицкого. Видимо, очень любил свой родной край этот старый воин, и ничто не могло удержать его от возвращения домой: ни турецкие цепи, ни даже гибель в дальних краях. Жаль только, что ладу на этой прекрасной земле как не было при его жизни, так нет и сейчас.