На одесской Молдаванке есть улица Колонтаевская, ставшая известной на весь бывший Советский Союз благодаря сериалу Сергея Урсуляка «Ликвидация», посвященному послевоенной Одессе. По странному совпадению именно Колонтаевская является той улицей, на которую в центр города попадают все машины, въезжающие в Одессу с Киевской трассы. Теперь с ворот тихого дворика на Колонтаевской, 21 на них сурово смотрит Давид Гоцман.
Тень Маршала
В далеком 1946 году назначенный главой Одесского военного округа опальный маршал Георгий Жуков приказал очистить Одессу от бандитов. Приказ Жукова, которому не посмело перечить даже партийное руководство области, был неукоснительно исполнен подразделениями военной разведки, ликвидировавшими большую часть разбойников менее чем за неделю. Видимо, с тех пор тень маршала витает над Одессой, заставляя уже нынешних отморозков бояться даже его памяти. По мотивам этой истории в 2006 году был снят сериал «Ликвидация», вышедший в прокат с 2007 года. Фантастический успех фильма в СНГ, вызвавший у зрителя ностальгию по временам Советского Союза, принес славу не только режиссеру Урсуляку и актерам фильма, но и сделал популярными места съемок «Ликвидации» в Одессе.
От Курлянда до Гоцмана
С тех пор по местам «Ликвидации» начали водить экскурсии, что по современным меркам случай, не имеющий аналогов не только в истории Одессы, но и Украины. Сериал, моментально ставший легендой, воскресил еще одну легенду Одессы — прототипа Давида Гоцмана Давида Менделевича Курлянда, которому в 2009 году поставили памятник возле входа в областное управление МВД. Именно с памятника Курлянду начинается популярный в Одессе туристический маршрут, который через улицы Спиридоновскую, Торговую, Княжескую и Одесское СИЗО ведет к основному месту съемок — одесскому дворику Гоцмана на улице Колонтаевской, 21
«Мы сначала возмущались такому нашествию туристов, которые где-то с 2009 года каждое лето почти каждый божий день водили за собой местные экскурсоводы, — рассказывает Нина, пожилая одесситка, живущая в дворике на Колонтаевской, 21. — Три или даже четыре раза в неделю к нам, как на Дерибасовской, водили целые толпы. Но со временем мы привыкли и даже начали получать от этого пользу. Да и сами съемки сериала в 2006-м принесли дворику много хорошего. Дома покрасили, но в серый цвет, фасады отреставрировали, ведь до этого дворик был облупленный. Очень приятно вспоминать актеров, Машков умница, очень вежливый и приятный мужчина. Миша Пореченков, добрейшей души человек, не зазнавшийся, с ним можно было просто поговорить, всегда шутил и улыбался. Он очень переживал из-за смерти Андрея Краско, тогда на нем лица не было. Жаль, что Мише закрыли въезд на Украину. Так вот, на следующее лето после начала экскурсий, где-то в 2011 году, мы поставили ящик для сбора помощи на благоустройство двора и договорились с экскурсоводами, чтобы они говорили туристам о необходимости добровольного взноса на благоустройство. С тех пор во дворе многое изменилось, за деньги туристов поставили ворота с цифровым замком, смонтировали новое уличное освещение, отремонтировали уличную ливневку и поставили новые люки. Сделали фотозону для туристов, где каждый может сфотографироваться на память».
Картина маслом
— Скажите, а чья была идея украсить двор граффити Гоцмана и Фимы?— спрашиваю я у разговорчивой Нины.
— Мы об этом начали думать где-то с 2013 года, один из туристов, кажется, из России подал моему соседу Роме идею разрисовать двор сценами из «Ликвидации», чтобы по фотографиям было видно, где был турист. Но потом наступил ужасный 2014 год, Евромайдан, 2 мая, и россияне перестали к нам приезжать. Летом 14-го туристов почти не было. Более-менее пошло в 2015-м, мы еще тогда хотели найти художника, но решили подождать. Понаехавшие в Одессу радикалы были настолько непредсказуемы, что мы боялись погрома с их стороны, ведь Машков, Пореченков и Маковецкий российские актеры, а от нациков можно ожидать чего угодно. Но после ухода Порошенко нацики немного присмирели, и мы, скинувшись всем двором, заказали одесскому художнику Алексею Чернопятову расписать наш двор. Сцены мы выбирали всем двором, с удовольствием пересматривая фильм и вспоминая то прекрасное время, — с улыбкой говорит Нина.
— Нина, а почему нет персонажа прокурора Виталия Кречетова, которого сыграл Михаил Пореченков?
— К сожалению, Миша стал невъездным на Украину, надеюсь, ненадолго, — снова улыбается Нина. — Мы очень любим и уважаем Мишу, но роспись нашего двора российскими актерами и так может вызвать провокации со стороны националистов, а если был бы еще и Пореченков, ворота они бы точно испаскудили. А так наш двор — это хорошая дуля всем бандеровцам.
— Нина, вы не боитесь за сохранность рисунка на воротах, все-таки это российские актеры, а фильм о временах Союза, и в нем главный антигерой нацистский коллаборант?
— Нет, националистов в Одессе и так еле терпят, а если они нам двор испаскудят, то совсем опустятся. Думаю, они не такие дураки, чтобы это делать. Мы больше боимся местных хулиганов, которые могут ворота изрисовать.
Давид, вставай!
Дворик действительно заботливо оберегается одесситами. Натянутые вдоль и между балконов бельевые веревки словно сошли с экрана «Ликвидации». Кажется, что из открывшейся на втором этаже двери вот-вот выйдет тетя Песя и начнет отчитывать своего незадачливого сына Эммика. На первых этажах почти нигде нет оконных решеток, а большая часть окон закрыта диким одесским виноградом. Аккуратно окрашенные беседки первых этажей, затянутые старой рыбацкой сеткой, похожи скорее на декорации к фильму, чем приятно подчеркивают образ старой Одессы.
Гуляя по дворику, я вспомнил диалог Кречетова и Гоцмана из «Ликвидации»:
— Давид, вставай!
— Шо там?
— Ничего, тебя убили…
— Та ты шо? Насмерть?
Так и окруженная с одной стороны морем, а с другой Украиной Одесса, несмотря на нашествие националистов и проходимцев всех мастей, сохранила свои традиции и память. Поэтому сказки киевской власти об Одессе как украинском городе и сломленном после 2 мая духе его жителей можно передать одной этой фразой — «Та ты шо? Насмерть?». Одесса, за последние сто лет несколько раз побывавшая в оккупации, переживет и этот относительно короткий период националистического нашествия.