Добрый человек говорит: «Конечно! Подумаешь, плакатики! Если бы редиска Гаврилов не сел в то кресло, вообще бы ничего не было! Нету у нас русофобии, только пусть смотрят, чтоб случайно не в то кресло не сесть. Вообще не понял, что ваш президент так нервничает?» — «Так ваш президент сказала, что мы враги и оккупанты». — «Ай, слушай, ей положено так сказать, но внутри тут всё другое».
То есть, говорю, виноваты Гаврилов и Путин? «Именно так», — отвечает добрый человек. «А Карпентер?» — «Какой Карпентер?» «Майкл Карпентер. Приехал к вам накануне событий помощник Джо Байдена, оставил ненавязчивое указание в соцсети: «Просто провел три дня в Грузии, — написал. — Я не уверен, что правительство полностью понимает последствия своей политики открытых дверей с Россией». И тут же началось».
«Слушай, — ответили мне из Тбилиси. — Не обращай внимания. Подумаешь Карпентер! Мы его точку зрения не разделяем. Если проблемы будут, пусть прямо мне звонят!»
Передал друзьям дословно. Вздохнули. Сдают билеты.
Я их понимаю: Мтацминда зовет, киндзмараули плещется, но ненадёжно там всё. Мило, но ненадёжно. Живём мы с ними без Георгиевского трактата. Грузины «люди воздуха», как писал Мамардашвили, а мы «рабство несли на спинах своих». И это не мальчик с плакатом так думает. А самый главный грузинский философ. Натолкнешься на такое — хачапури в рот не полезет.
Ладно. Пару лет назад был в Грузии после долгого перерыва. В своё время, после 2008-го, меня прямо из аэропорта депортировали, хотя я был в составе делегации, ехавшей тоже, кстати, по православным делам. Но годы шли, друзья заверили, что всё забыто. Приехал в Тбилиси. В первый раз в жизни, между прочим. И в последний, видимо. С учетом событий.
Это был форум, вполне мирный, международный, но оппозиционеры не дремали: поймали меня в кулуарах и, прищурившись, коварно спросили, был ли я в Абхазии. «Был, — честно ответил я. — И не раз». — «Как посмели?» Слушайте, говорю, вы ж меня эти годы к себе не пускали, так? Так! Имеете демократическое право. Но запретить мне, журналисту, ездить по миру не можете? «Не можем», — с сожалением отвечала девушка, кипевшая негодованием, на хорошем, кстати, русском языке. «Вот я и ездил. Заметки писал. Абхазию люблю. Всегда был за мир и дружбу. Ни в кого не стрелял и никому ничего не запрещал. Не плевался. Не шипел».
На следующий день у меня брали интервью уже не меньше десятка изданий и каналов разной степени оппозиционности. Но все считали, что меня надо выпереть. С треском. К делу подключились, как я понял, два министра — внутренних и иностранных дел. Друзья. Организаторы форума.
Мне было предложено такое мудрое грузинское решение: «Скажи, что не был в Абхазии». — «Как так? Я был и уже сказал, что был». — «Ну, ты ошибся». — «То есть? Пьян был, что ли?» — «Ай, почему пьян? Ты человек творческий… Всякое могло быть. Есенин же думал, что был в Персии. Ты был, но не в Абхазии». — «А где?» — «Слушай, это чистая формальность! Думал, что был, а не был. Просто скажи: не был».
Давая очередное интервью, я набрал воздуха, вроде отключил стеснение… но так и не смог сказать, что не был в Абхазии. Друзья встретили меня разочарованием. «Володя! Тебе, что, трудно было?» — «Ага», — сказал я. Они переглянулись. И говорили какое-то время по-грузински, иногда дотрагиваясь пальцем до головы.
Осложнено было дело тем, что оппозиционеры нашли неопровержимые доказательства моего пребывания в Сухуме. Во-первых, я что-то там заявил, как обычно. Во-вторых, выставил на ФБ серию фотографий с набережной, ботсада с тростником, Нового Афона, Пицунды с органным залом и исторической башни, до которой лез по горе час. Тут ни с чем не спутаешь. Я видел дело проигранным, пошел собирать манатки в аэропорт. Но грузинские друзья так не считали. Они обстановку и менталитет понимали лучше меня. Они придумали.
Они куда-то позвонили. И там, где-то, удовлетворились пояснением, что снимки были сделаны давно, а поставлены позже, во временном интервале, запрещающем мне въезд. С меня было взято слово, если не подтверждать этого обстоятельства, то хотя бы просто мычать. Пламенно не опровергая. Фокус удался. Скрежеща зубами, оппозиционеры отступили.
Заседание закончилось, мы осмотрели Мтацминда, спустились вниз на широкую улицу. И я стал ловить такси. Остановилось первое же, немолодой усатый человек открыл нам дверь и спросил: «Ну что, дорогой, не выгнали тебя наши идиоты?» — «А вы откуда знаете?» — «А тебя по всем теликам показывают! Давай, Мамонтов, садись, и вы, девушки, садитесь. Я вам сейчас Тбилиси покажу, настоящий».
И показал. В доме, где жил Берия, мы, разговорившись, обнаружили пожилого строителя БАМа. Повспоминали Икабью. У хозяйки забегаловки пили домашнее вино: никто, кроме вежливых и ностальгирующих русских, его пить не станет, но амброзия, конечно, амброзия. Назавтра Мцхета. Вечером Театр Габриадзе.
Прощаясь, таксист признался: «Я вашего Путина ненавижу». — «Да? Из-за войны?» — «Войны, да. Почему он до Гори дошел, а до Тбилиси не дошел? Шучу, шучу!» Денег взял по средней таксе. Телефон его у меня сохранился, но уже, думаю, не пригодится. Почему? Да что-то анекдот из головы не идёт, на днях рассказали:
«— Э, а кто это мне в лобио плюёт?
— Генацвале, не обращай внимания, это Гоча, официант, молодой, дурной, мы, сотрудники кафе, совершенно не разделяем его точку зрения!»