Прикрывать их отход было приказано танкам 43-й танковой дивизии 19-го мехкорпуса.
В своем рапорте командир дивизии полковник Иван Цибин доложил командованию: «В боях 28.6.41 г. противнику нанесены следующие потери: уничтожено 14 танков, 7 бронемашин, более 40 мотоциклов и 60 автомашин; убито и ранено до полка пехоты. Потери дивизии: 11 танков «Т-26», 2 полковых орудия, 5 грузовых машин, 2 бензоцистерны, убито 13 человек…». О двоих из этих тринадцати, в честь которых названа одна из ровенских улиц, мы и вспоминаем сегодня.
2 февраля 1944 года войска 1-го Украинского фронта с боем взяли Ровно, и, как это часто бывало на освобожденных территориях, в штабы воинских частей стали обращаться местные жители, у которых была информация о погибших здесь почти три года назад.
Одна из них, Зигмунда Магдзиевская, сообщила, что неподалеку от ее дома на улице Островского немцы убили двух отказавшихся сдаться танкистов. Ночью муж Зигмунды, его товарищ Роман Савицкий и еще несколько горожан похоронили погибших. Обнаруженные на их телах документы Магдзиевский, школьный учитель и коммунист, передал жене, наказав надежно спрятать. Предосторожность оказалась нелишней, через шесть недель кто-то выдал его немцам, и больше домой человек не вернулся.
Старший офицер 4-го отделения 112-й стрелковой дивизии майор Сергей Ухналев отрапортовал управлению по потерям армии:
«Доношу, что при занятии частями 112 стрелковой Рыльско-Коростеньской краснознаменной ордена Суворова дивизии гор. Ровно…одна из гражданок гор. Ровно пришла в политотдел дивизии с документами и докладом о том, что в боях с немецкими захватчиками смертью храбрых погибли танкисты 105 отдельного танкового батальона, 35 Краснознаменной танковой бригады, фамилии которых по принесенным документам значились: Абрамов Павел Иванович…Голиков Александр Александрович… По словам гражданки, военнослужащие… по приказанию немецкого генерала 28.6.1941 года похоронены как погибшие смертью храбрых за Родину с почестью в гор. Ровно по ул. Островского».
Подвиг танкистов, а вместе с ним и поступок ровенских учителей попал в поле зрения журналистов. Уже 7 июня по центральному радио о нем рассказало Совинформбюро. Следом в «Известиях» вышла заметка «Дорога на Львов».
Но запись из книжки Павла Абрамова и личное письмо Александра Голикова жене Тоне попали на газетные страницы только через двадцать лет. Письмо перепечатывали множество раз, поскольку в этом предсмертном послании, написанном в изуродованном танке, каждая строчка пропитана любовью, которая жила в сердце 24-летнего парня. Хотел ли он умирать? Конечно, нет. Но выбрал смерть в бою.
«Мы не думаем о спасении своей жизни. Мы воины и не боимся умереть за Родину. Мы думаем, как бы подороже немцы заплатили за нас, за нашу жизнь…
…Жара невыносимая, хочется пить. Воды нет ни капельки. Твой портрет лежит у меня на коленях. Я смотрю на него, на твои голубые глаза, и мне становится легче — ты со мной. Мне хочется с тобой говорить много-много, откровенно, как раньше там, в Иванове…
…У тебя в паспорте, а у меня в квитанции стоит штамп, что мы муж и жена. Это хорошо. Хорошо умирать, когда знаешь, что там, далеко, есть близкий человек, он помнит обо мне, думает, любит. «Хорошо любимым быть…»
Сквозь пробоины танка я вижу улицу, зеленые деревья, цветы в саду яркие-яркие. У вас, оставшихся в живых, после войны жизнь будет такая же яркая, красочная, как эти цветы, и счастливая… За нее умереть не страшно… Ты не плачь. На могилу мою ты, наверное, не придешь, да и будет ли она — могила-то?» — удивительно, но ведь эти слова прощания волей судьбы попали по адресу. И могила, на которую можно прийти, тоже есть. Наверное, это и является доказательством того, что за нами присматривают сверху, и есть разница как жить и как умирать.
Вся война этих парней уместилась в шесть дней. Но какое значение имеет сколько, если и за это время они сделали все возможное? И вошли в вечность. А драться им пришлось всего лишь на легком танке Т-26, тихоходном, со слабой броней, который дивизия не успела поменять на новые тридцатьчетверки, — на западной границе полыхнуло.
Утром 22 июня подразделения 19-го мехкорпуса были подняты по тревоге, но первый боевой приказ поступил только в 12:00. Предписывалось совершить 300-километровый марш и сосредоточиться в 20 км юго-западнее Ровно. Стояла пыльная летняя жара. Экипажи подготовили машины, и в 21:00 первые роты двинулись в путь. До Ровно шли целых три дня, скорость Т-26 — всего 20-25 км/ч. В дневнике Павла Абрамова этот марш описан емко и лаконично:
«Воскресенье — 22 июня. Объявление войны. Сообщил Шумов. Боевая тревога. Ночной марш. Меня назначили водителем машины 736. Понедельник — 23 июня. Лопнул маслопровод. Назначен старшим по колонне. Вторник — 24 июня. Марш в пыли…».
Из положенных 1500 грузовиков и тракторов в наличии было только 571, из которых четверть — неисправные. Топливо и снаряды танкистам пришлось против всех норм и правил грузить внутрь или размещать на броне. Вперед выдвинулась мобильная группа, состоявшая из двух танковых полков и двух батальонов мотострелкового полка на машинах. Следом пешим порядком отправились до полутора тысяч стрелков.
Уже с первых часов марша наши войска столкнулись с безраздельным господством в воздухе немецкой авиации. Она не наносила особого ущерба танкам, но успешно уничтожала и так скудный автопарк. К утру 25 июня мобильная группа достигла рубежа реки Горынь в 30 км восточнее Ровно и остановилась. С каких складов получать ГСМ и запчасти, было непонятно, снабженцы как угорелые носились в радиусе 150-200 километров и фактически грабили склады, ордеров у них не было.
В тот же день поступил приказ «выбросить» два мотострелковых батальона в районе Дубно. Машины двинулись вперед, но натолкнулись на танки 13-й танковой дивизии немцев. Тогда 26 июня вперед пошли успевшие доехать до Ровно танки, которые свели в один полк. В нем удалось собрать два КВ (до марша их было 5), два Т-34 и 75 Т-26 — из 150, выехавших из Бердичева. После короткого боя немцы отступили, успев подорвать мосты, поэтому ворваться в Дубно на их плечах не удалось.
Первые боевые потери дивизии составили два КВ, пятнадцать Т-26 и 128 человек убитыми и ранеными.
От последующего штурма пришлось отказаться — соседи слева и справа отступили. Брать Дубно означало самим заехать в окружение. В результате ночью танки вернулись на западную окраину Ровно. Если бы комкор Фекленко и комдив Цибин знали, что с юга на Дубно успешно наступает танковая группа генерала Николая Попеля из 8-го мехкорпуса, они приняли бы другое решение.
Но командование Юго-Западного фронта не поставило их в известность, потому что и само еще об этом не знало.
У немцев же с информацией был полный порядок. 27 июня в 13:00 они начали обстрел советских оборонительных позиций на западной окраине Ровно, а через час атаковали их. Мотострелки не выдержали вражеского натиска и отступили к городу. Тогда противника контратаковал сводный танковый полк дивизии. Скорее всего, в атаку пошел и Т-26 с бортовым номером 736.
В этот раз немцев удалось отбросить. Они потеряли шесть танков, три противотанковых орудия и около двух рот пехоты, за что дивизии пришлось заплатить пятью Т-26, двумя ХТ-26 и одной бронемашиной. Погибли и получили ранения 41 человек.
В 19:00 противник возобновил обстрел. Три группы бомбардировщиков по 4-5 самолетов в каждой обрушили на советские танки бомбовый груз. Затем в наступление перешли пехота и бронетехника.
К 22:00 немецкой группе танков численностью в 10-15 машин и двум ротам пехоты удалось ворваться на юго-западную окраину Ровно.
К этому времени Фекленко узнал, что его «сосед» с юга оставил Здолбунов, немцы форсировали реку Горынь. Возникла угроза окружения корпуса в Ровно. 28 июня 1941 года в три часа ночи командование 19-го мк решило оставить город. Танкам полковника Цибина приказали прикрыть отход.
Экипаж танка Т-26 №736 пошел в свой последний бой.
Его ход поисковики 60-70-х годов восстанавливали, опрашивая свидетелей, жителей Ровно. Река Устье делит город приблизительно пополам. Советские танкисты устроили засаду у моста и расстреляли немецкую мотоколонну, которая попробовала на него сунуться. Подбитая техника загромоздила проезд, небо заволокло чадом горящих грузовиков и мотоциклов. Экипаж Абрамова и Голикова подбил немецкую САУ, уничтожил группу солдат, сбил несколько мотоциклистов.
Но немцы, обошедшие город южнее, уже ворвались в его восточную часть. Они отрезали задержавшимся в Ровно танкам путь к отступлению. К тому времени парни и остались вдвоем — третьего члена экипажа, некоего Юрия, они отправили с пустой канистрой по воду, но он не вернулся.
Танк выехал на улицы города и до вечера продолжал сражаться. Он утюжил противника гусеницами, поливал из пулемета и расстреливал из 45-мм пушки.
Наконец, в районе дома №36 по улице Островского ему перебило гусеницу. Танкисты продолжали вести огонь, но снаряды закончились, работал только пулемет. Немцы окружили машину, предложили сдаться: танкисты отказались. Тогда танк был подожжен, а выскочивших Голикова и Абрамова застрелили.
Их тела неубранными лежали возле машины до темноты. Вопреки приятной легенде, ни с какими почестями по приказу какого-то там генерала немцы их не хоронили.
Местные жители закопали бойцов во дворе дома, где впоследствии был установлен памятный знак. А перезахоронили на кладбище по улице Дубенской только в 1965 году — возможно, как раз после публикации в «Красной Звезде». Тогда же имена танкистов были присвоены местной школе, и улицу переименовали в их честь, одну на двоих. Она выходит на ту самую улицу Островского, откуда открывается прекрасный вид на парк и городские кварталы.
Возможно, сегодняшние ровенчане не помнят об этих русских парнях и не скажут им «спасибо». Но ведь они и дрались до последнего не за чью-то благодарность, а за Родину, которая для них была общей.