Известный киевский журналист Олег Ясинский многие годы живет в Сантьяго-де-Чили и изучает социальные процессы в различных странах Латинской Америки, публикуя репортажи о жизни колумбийских партизан и сапатистов из мексиканского штата Чьяпас. В интервью изданию Украина.ру он рассказывает о причинах и возможных последствиях правого поворота в Бразилии и других странах Латинской Америки.
— На выборах в Бразилии победил ультраправый политик Жаир Болсанару. Каковы причины этой победы и какими могут быть ее последствия для страны?
— Основные причины победы ультраправых в Бразилии — и не только — в последние годы повторяются от страны к стране и от континента к континенту. Прежде всего это неспособность традиционных политических партий, сформированных на предыдущем этапе исторического развития, справляться с проблемами сегодняшнего дня и реально представлять интересы большинства населения.
Настоящая власть уже давно переместилась на совершенно другой уровень, соответствующий советам правления ТНК и международных финансовых организаций, а большинство политических партий — как правых, так и левых — продолжают делать вид, что в состоянии принимать независимые от хозяев мировой политики решения и представлять своих избирателей.
Избирательные кампании последних лет — за редчайшими исключениями — не более чем конкуренция имиджмейкеров кандидатов, а сами кандидаты — конкурсанты на должность управляющих местным филиалом единой международной корпорации. Коррупционные скандалы стали традиционными спецоперациями прессы в руках тех или иных экономических групп для дестабилизации политических конкурентов, поскольку коррупция власти давно стала нормой подавляющего большинства представительских демократий. И другое было бы странно в обществе, где деньги по определению являются главной ценностью.
Уставшее от коррупции традиционных политиков на фоне затянувшегося экономического кризиса и неконтролируемой уличной преступности, бразильское общество бросилось в объятия популиста, пообещавшего быстрые и простые решения.
Этому способствовало и характерное для нашего времени разрушение традиционных социальных отношений в погоне за обещанным рекламой «прогрессом» и «процветанием», которое во всей Латинской Америке бросило миллионы вчерашних крестьян на бедные окраины больших городов, лишая их корней и умножая [таким образом] ряды профессиональных нищих и организованной преступности.
При очевидной слабости и раздробленности левых сил, отчаявшиеся полуграмотные массы проголосовали за очередную иллюзию талантливого демагога Болсонару, сумевшего отождествить в сознании обывателя цвета национального флага с программой «решительных перемен». При этом в ходе самих выборов в национальную избирательную комиссию поступали заявления о множестве грубейших нарушений процесса — факт, оставшийся практически незамеченным официальной прессой.
Последствия победы Болсонару серьезно изменят политическую карту Бразилии и мира. В смысле внутренней политики — его правительство ждет самый раздробленный в истории страны конгресс, представленный 30 политическими партиями, и партия Болсонару представляет всего 10% его представителей. Это значит, что новой власти придется договариваться с некоторыми из тех, кто в ходе избирательной кампании назывался предателями и врагами. Есть причины предположить, что в сговорчивых политиках нехватки не будет, и многие, еще вчера призывавшие «остановить фашизм», в очередной раз не устоят перед искушением небольшой квоты власти и привилегий.
Кроме обещанных сокращения числа министерств с 29 до 15 и закона о «запрете марксистской идеологии», вполне предсказуема резкая милитаризация страны и самое страшное — активизация «эскадронов смерти» и преследование социальных активистов и политических оппозиционеров. Поскольку новый президент еще в ходе кампании объявил себя сторонником пыток и политических убийств, уровень и масштаб предстоящих репрессий могут превзойти худшие из ожиданий. В традициях военных диктатур 70-х, ожидаемо начало преследования живущих в Бразилии иностранцев — особенно левых интеллектуалов — по обвинению их в «терроризме» и пропаганде идей, «несовместимых с традиционными национальными ценностями».
Во внешней политике, кроме обещанного Болсонару сближения с США и Израилем, в сфере торговли Бразилия наверняка отойдет от Китая, до сих пор игравшего огромную роль в ее экономике, и политически приблизится к самым правым правительствам региона — аргентинскому, чилийскому и колумбийскому. И это — несмотря на то, что откровенно фашистские высказывания Болсонару шокировали многих даже весьма консервативных политиков соседних стран. Легко предсказуемо резкое ухудшение отношений с соседними Боливией и Венесуэлой, для агрессии США против которой новая власть может предложить бразильскую территорию и военные базы. Возможен полный разрыв с Кубой, отправившей в последние десятилетия в Бразилию множество врачей и специалистов.
И в любом случае победа Болсонару практически неизбежно приведет к росту насилия и нестабильности как внутри Бразилии, так и за ее пределами.
- Чем объяснить «правый поворот» в Латинской Америке? Ведь правые пришли к власти не только в Бразилии.
Существует множество точек зрения и попыток анализа, более или менее поспешных и самокритичных. Мне ближе всего мнение, что так называемая левая волна была на самом деле куда менее левой, чем сопровождавшие ее лозунги, флаги и прочие сценические элементы. Реально имел место очевидный провал дикой неолиберальной политики, разорившей страны и почти уничтожившей средний класс в течение 80-х, и попытка мягкого перехода к социал-демократической модели, встреченная в штыки США и местными олигархиями, привыкшими не уступать никогда и ни в чем.
Стихийные и импровизированные социальные движения выступили против глубоко коррумпированных традиционных партий и довольно быстро привели к власти новое поколение харизматичных лидеров. Но, находясь у власти, эти силы столкнулись с огромным давлением извне и массой собственных противоречий, к чему из-за отсутствия опыта и четкого политического проекта просто не были готовы.
Вот часть из этих противоречий: неспособность создания горизонтального механизма власти, независимой от одного-единственного вождя; неумение — или нежелание — преодолеть коррупцию в государственном и партийной аппарате; нехватка воли для обеспечения участия социальных движений в принятии политических решений, что привело к замене несговорчивых социальных лидеров на послушных чиновников.
Под разговоры о «социализме ХХI века» не только повторялись грубейшие ошибки социализма века двадцатого — особенно в создании громоздкого и неэффективного бюрократического и партийного аппарата. Кроме того, на практике вместо социализма строился капитализм XXI века — под левыми лозунгами и флагами на смену устаревшей олигархической модели создавалось новое общество потребления, с более обширной гражданской базой, включавшей в эту новую схему более широкие слои населения, при вмешательстве государства, нивелировавшего самые крайние проявления социального неравенства, но без изменения самой капиталистической природы общества и его системы ценностей.
При этом большая часть экономики и прессы оставались в руках традиционных экономических элит, с которыми «прогрессивная власть» в роли кота Леопольда время от времени пыталась мирно договориться. Местная олигархия, не привыкшая ни с кем ни делиться, ни договариваться, привычно делала ставку то на перевороты, то на вмешательство США, то на собственный политический фашизм, как в Бразилии.
Разумеется, в разных странах Латинской Америки были достаточно разные процессы, но здесь я попытался описать наиболее общие для всех тенденции.
— Можно ли сказать, что общество по-прежнему расколото на «правых» и «левых», которых разделяют непримиримые противоречия?
— Латиноамериканские общества достаточно различны между собой, но в целом можно сказать, что раскол между «сознательно левыми» и «сознательно правыми» существует только среди относительного меньшинства граждан. Низкий уровень политического образования большинства латиноамериканцев, выросших перед телеэкраном, заставляет их отдавать электоральные предпочтения согласно маркетинговым стратегиям того или иного кандидата. Доминирующая телевизионная культура — как и в странах бывшего СССР, только дольше по времени — направленная на уничтожение исторической памяти и критического взгляда на историю, успешно убеждает обывателя в том, что он «вне политики» и что непонятное ему разделение на правых и левых — тема вчерашнего дня. Думаю, в этом кроется основная проблема.
При этом существуют реальные левые и правые организации и движения, тоже очень разные. И несмотря на множество политических заявлений о том, что пришло время забыть об антагонизме между левыми и правыми, в реальной трагической латиноамериканской истории их разделяют реки крови. И, судя по последним событиям, крови далеко не последней.
— Недавно в Чили отмечали юбилей — 45-ю годовщину переворота. Как сейчас относятся в обществе к «наследию Пиночета»?
— Диктатура Пиночета оказалась не пожизненной благодаря стечению двух факторов — неравной и героической борьбы чилийского народа за восстановление демократии и политического решения США и чилийских экономических элит, в интересах развития своего бизнеса в определенный момент решивших поменять одиозный международный имидж страны, [находившейся] в руках военных.
Тогда в 1988 году под давлением США уверенный в собственной победе Пиночет согласился на проведение плебисцита. Он ошибся, и 56% чилийцев проголосовали против продолжения диктатуры. С большой натяжкой и даже исключив фактор страха, можем сказать, что под конец диктатуры Пиночета поддерживало 44% населения. В год его смерти в 2006 году, согласно большинству социологических опросов, позитивно его роль в истории видели около 12% чилийцев. После возвращения демократии в чилийской прессе было опубликовано множество свидетельств чудовищных преступлений диктатуры, того, что при военных было принято называть «античилийской кампанией международного коммунизма». Многие чилийцы до этого искренне не верили в то, что все это действительно могло происходить в их стране.
Но Чили — страна двойных стандартов. Несмотря на то что в любом приличном обществе не принято хорошо говорить вслух о Пиночете, и даже большинство его бывших политических сторонников публично осудили «систематические нарушения прав человека» как диктатуру, на частных вечеринках многие предприниматели и военные старшего поколения до сих пор готовы поднять тост за «спасителя Чили от коммунизма». Тем не менее даже многих чилийских правых шокировали недавние заявления Болсонару в поддержку Пиночета и оправдание им пыток и убийств.
— Недавно вы были на Кубе. Насколько отличается жизнь там от жизни в других странах региона? Может ли Куба служить примером и «маяком» для народов Латинской Америки?
— В другую историческую эпоху, которую нам всё труднее себе представить, в годы безраздельного господства США в Латинской Америке и нищеты огромного большинства ее населения, Куба не могла не стать примером, маяком и мечтой для миллионов латиноамериканцев. И, разумеется, главным ночным кошмаром для других.
Со времен кубинской революции прошло почти 60 лет. Очень многого удалось добиться — и многого не удалось. Кубинская реальность настолько отличается от реальности остальных стран региона, что любая попытка сравнения будет одновременно упрощением и натяжкой. Большинство кубинцев живут по нашим понятиям бедно, в материальном отношении хуже латиноамериканского «среднего класса», но образование и медицина остаются бесплатными и их уровень — намного выше, чем в среднем по региону.
Те, кто видел, что такое нищета крестьян в таких богатых латиноамериканских странах, как Колумбия, Перу, Мексика или Бразилия, где человеческая жизнь ничего не стоит — поймут, что кубинские крестьяне живут в разы лучше. При этом туристы, привыкшие к гламурным районам мировых столиц, назовут жизнь на Кубе крайне бедной. И то и другое будет правдой.
Сегодня Куба переживает один из сложнейших моментов своей истории и находится в поисках новой модели развития, которая должна — по крайней мере теоретически — позволить сохранить социалистические завоевания и в то же время найти механизм активизации экономики, в настоящий момент очень неэффективной и никого не устраивающей. Среди причин экономических проблем нынешней Кубы — почти 60 лет торговой блокады со стороны США. Вызванные этим проблемы тесно переплетены с бюрократической моделью экономики, унаследованной от СССР, в годы перестройки «подарившего» Кубу США. Несмотря на все прогнозы «экспертов», ценой огромных огромный усилий кубинский социализм выжил, но сегодня он нуждается в обновлении, гражданском участии и новых идеях.
В то же время на острове сформировался собственный привилегированный слой бюрократии, не желающей ничего менять, чтобы не рисковать собственной властью. Растет и социальное расслоение, которое до сих пор намного меньше, чем в капиталистических странах, но намного заметнее, чем еще несколько лет назад. Происходит смена поколений, и те, кто делал революцию, уходят. Несмотря на множество рисков и проблем, есть немало надежд. Главное — это очевидное нежелание большинства кубинцев, в том числе и молодежи, возвращения в капитализм.
В любом случае о Кубе трудно говорить отвлеченно-объективно, этот остров остается невероятно концентрированной смесью прошлого с будущим, зеркалом великих надежд, утопий и разочарований прошлого века и главным символом возможности построения в Латинской Америке другого, более человечного общества.
— На Украине победу Болсонару — «тропического Трампа» — заметили местные ультраправые, которые видят в нем своего единомышленника. Хотя Болсонару все же пришел к власти не в результате переворота… Можно ли проводить определенные параллели между ситуацией в Бразилии и на Украине?
— Я думаю, что сравнение с Болсонару должно быть оскорбительно даже для Трампа. Хотя бы потому, что Трамп, при всей его реакционной риторике, насколько мне известно, никогда открыто не защищал пыток и убийств политических противников, как это делает бывший военный Болсонару.
Восхищающиеся Болсонару украинские ультраправые представляют очень незначительную часть электората страны. Проблема скорее в другом — под руководством именно этих незначительных по численности, но хорошо организованных и глубоко идеологизированных движений у власти удерживаются менее одиозные силы, опирающиеся на достаточно широкую избирательную базу и при этом политически подчиненные неонацизму. В то время как огромная часть населения утешается рассуждениями о том, что «националисты — это не то же самое, что нацисты» — но при этом уверена в том, что между фашизмом и коммунизмом нет никакой разницы.
Неолиберальная зачистка планеты (разрушение социальной ткани, массовая миграция оказавшихся «лишними» людей, целенаправленное уничтожение культур и традиций, а главное — исторической памяти) открывает дорогу фашизму, который в популистском экстазе несложной псевдодемократической процедуры пообещает вернуть миллионы отчаявшихся людей в счастливое и спокойное прошлое. И там, где уповающие на чудеса сверху граждане не организованы, всегда побеждает фашизм. Фашизм с куда более стойким, чем у германского нацизма, иммунитетом и гораздо более высоким уровнем адаптации к различным культурам и континентам. Это и есть последняя и самая надежная гарантия защиты интересов правящих планетой спекулятивных капиталов.
При всех огромных и очевидных различиях между Украиной и Бразилией захват власти ультраправыми демагогами произошел по достаточно похожей схеме: накопление массового недовольства коррумпированными традиционными политическими силами на фоне падения уровня жизни большинства населения; конституционное (как в Бразилии) или неконституционное (как в Украине) свержение законной, но нелегитимной в глазах части населения власти; и конечный акт — под обвинения во всех бедах предыдущего коррумпированного правительства происходит триумфальная победа проходимцев с радикальным националистическим дискурсом, людей со средневековыми взглядами на общество — и при этом убежденных приверженцев западной модели технического прогресса.
Хочется думать, что падение обоих режимов — вопрос времени. Но никто сегодня не скажет, какую конечную цену придется заплатить нашим народам за их трагические ошибки.