Харченко — из семьи потомственных военных. В 15 лет поступил в лицей, после его окончания решил связать свою судьбу с армией. Летом 2021 года окончил Харьковский национальный университет Воздушных сил им. Ивана Кожедуба. В морскую пехоту попал по распределению.
Выглядит парень очень молодо, как школьник. Худой. Спокойный, уравновешенный, говорит негромко. При этом выглядит опрятно, как будто не вступал в бой — на теле ни царапины.
Из разговора я понял, что Харченко ждет обмена и готов дальше служить в ВСУ. После интервью интересовался у меня новостями с фронтов.
- Денис, вас не смущало, что дед у вас — советский офицер, в Афганистане воевал. Другие предки воевали в русской армии времен Российской империи… А вы пошли служить в армию, которая по своей сути является антироссийской и русофобской военной организацией. Нет ли здесь противоречия?
- Я жил в Чернигове, там большинство население русскоговорящее, все мои родные - русскоговорящие. Харьков, где я учился, тоже в большинстве русскоговорящий. Какой-то русофобии я не видел.
- А в украинской армии?
- Аналогично, нет русофобии в украинской армии. Есть русофобия, навязанная со стороны. Даже попадая по распределению из восточных областей, из университета, который находится на восточной части Украины, на западную часть Украины, где, например, все украиноговорящие, нет никаких проблем во взаимодействии и в общении, и по службе. Скорее, эта русофобия навязана со стороны. сложно сказать, со стороны кого - я не хочу ошибиться.
- А 9 мая в рядах Вооруженных силах Украины празднуют?
- Да.
- Красный флаг поднимают?
- Красный флаг не поднимают, но парады проводятся. Просто некоторые вещи стали под запретом после определенных принятых решений на государственном уровне.
- А культ Бандеры и Шухевича вас не смущал никогда?
- Смущал, конечно. Они не пользуются популярностью в армии. На самом деле Степана Бандеру мало кто признает в армии.
- С националистическими батальонами, с «азовцами» общались? Какое впечатление от них?
- Именно в плане боевого взаимодействия я с ними никогда не контактировал, но если приходилось с кем-то общаться из людей, националистически настроенных, никакой симпатии к ним нет, потому что у них слишком узкие взгляды. Видно, что это даже не их мысли.
- А нацистов видели среди них?
— Нет, я не видел ярых нацистов. Чаще всего это непонятный парень, асоциальный, со своими приколами.
- Перед уходом на службу в армию не посещали вас мысли, что снова будет война, возможно с Россией, с Донбассом, что вас могут ждать смерть или плен?
- Если начать с самого начала — я офицер ПВО, я изначально не хотел никого убивать, у меня такой тяги нет. Когда контракт подписал, у нас с контракта уйти нереально практически. Учишься пять лет, пять лет служишь потом.
По поводу Донбасса — все ждали политического решения от государства.
- От Зеленского или от Порошенко?
- Когда был Порошенко, то от него, а когда Зеленский — от Зеленского. Нужна была политическая воля для урегулирования этого конфликта.
- А как нужно было урегулировать конфликт в Донбассе, по вашему мнению? И по мнению ваших сослуживцев?
- Наши мнения сходятся - надо было оставить Донбасс в покое.
- Что это значит?
- Дать им то, что они хотят. Хотят жить сами, сами решать свою судьбу, хотят отделиться — пожалуйста. Зачем нам лезть к ним? Желания никакого не было с ними воевать.
Даже приезжая в зону проведения Операции объединенных сил, ты или на посту стоишь, шлагбаум поднимаешь, или в окопе сидишь, или ты яростно воюешь, все равно получается одинаково, поэтому большинство ездило в Донбасс как на заработки.
- А сколько вы как офицер получали, когда ехали в зону боевых действий?
- Около 39 тысяч гривен (примерно 100 тысяч рублей — Прим. Ред.)
- Вы служили в Мариуполе?
- В Николаеве. 36-я бригада в Николаеве базировалась.
- А вы в плен попали в Кременной под Мариуполем. Как там оказались и когда?
- В плен попал я числа 15-го или 16-го апреля. Вся 36-я бригада стояла в Мариуполе, положение у нас уже было печальное, боеприпасы заканчивались, продовольствие тоже.
11-го утром мы узнали, что бригада вышла из Мариуполя, с 11 на 12 ночью я принял решение, это было единственно верное решение для спасения жизни и здоровья личного состава - выходить из Мариуполя. Направились вдоль железной дороги в сторону Асланового. По железной дороге от Мариуполя это северо-восток. Аслановое — следующий поселок после Мариуполя вдоль железной дороги.
Между Аслановым и Мариуполем мы нарвались на блокпост, от него мы ушли, залегли в посадке, в этой посадке были позиции русских артиллеристов, и мы сутки еще провели там, у них прямо под носом. Мы наблюдали, ничего не трогали.
- Стреляли в них?
- Нет. Если мы стреляли бы, бойня бы началась. У нас вооружение нормальное было, но нам уже не до войны было. Да и желания не было.
Сам выход, кстати, планировался командиром 36-й бригады полковником Владимиром Баранюком примерно за неделю-две до этой даты.
- Он ведь погиб?
- Я не знаю достоверной информации, я в плену.
- А у вас же был командиром бригады полковник Дмитрий Делятицкий?
- Это было до этих событий. Я пришел, когда уже был другой командир бригады.
- Баранюк планировал выход 36-й бригады из Мариуполя. Куда вы должны были выйти?
- Был задан маршрут: Мариуполь-Херсонес-Македоновка-Кременная, дальше через Розовку, Труженка-Хлебодаровка. Был обозначен рубеж соприкосновения — Труженка-Хлебодаровка. И в конечном счете - на Великие Новоселки. Но оценивая всю ситуацию, пару раз намеченная дата выхода срывалась.
- Почему?
- Может добро из Киева не давали Баранюку на выход. Это мои догадки. Моя основная задача — личный состав сохранить. Срывалась дата выхода, я анализирую всю информацию и ситуацию, которая была. Понимал, что маршрут, который нам дали, ложный.
- Ложный почему? Потому что выйти невозможно? Размолотили бы бригаду?
- Да, ее в принципе и размолотили. Они вышли раньше нас на сутки, раньше моей группы, но только мои люди живы, а они - непонятно.
- Мне, невоенному человеку, понятно, что размолотили бы во время перехода по открытой местности. А они на что надеялись?
- Надеялись на внезапность, это же ночью все делается.
- Хорошо, вернемся к вашему рассказу… Итак вы находитесь в посадке, рядом российские артиллеристы. Что дальше?
- До следующего вечера дотянули, ночью дальше пошли вдоль посадки по проселочным дорогам. Вышли до населенного пункта Привражное, перешли железную дорогу до Привражного, дальше до Касьяновки. Это все за одну ночь, около 22 километров прошли. Возле Касьяновки в посадке залегли. Мы дошли до реки Кальмиус.
Оценивая обстановку, я понимал, что реку переплывать смысла нет, потому что до нас, когда бригада ломанулась из Мариуполя, ее технику спалили, а тех, кто убегал, убили — видно было трупы и выжженное поле на том берегу. Видна была работа минометов.
У меня был прибор ночного видения и бинокль. Я видел движение в лесопосадке на том берегу. Нас уже там ждали.
Также не было смысла идти вдоль реки в сторону Кременной — там тоже лесопосадки и тоже все это было видно.
- А как вы в Кременную попали?
— Пришлось ждать, прождали двое суток, когда это все уляжется, затихнет. Потом, перед самым рассветом, пока максимально темно, еще туман поднимается, перескочили через посадку до Кременной.
В Кременной, я, пообщавшись с местными, понял то, что та информация, которую нам давало руководство, неправдива. Мы должны были выходить на Розовку. Еще до выхода мне показали на электронном носителе фотографию карты, где были отмечены наши позиции и подконтрольные ВСУ населенные пункты…
- А их там уже не было?
- Да. В Розовке и Мангуше уже не было наших. И Волноваха была уже не спорная территория.
Понимая, что пока мы дошли до Кременной, наши припасы были уже на исходе. Поэтому мы и приняли решение сдаться в плен. Если дальше идти, то был слишком большой риск для жизни и здоровья личного состава.
- Как вы принимали решение сдаться в плен? Вы собрали подчиненных, объяснили им ситуацию и сказали: ребята, сдаемся в плен? Кто был инициатором?
- Инициатором не был никто, потому что в морской пехоте вообще не принято сдаваться в плен, и никто из нас не хотел сдаваться, я и сам не хотел. Дело в том, что среди личного состава велась пропаганда, что в плену морскую пехоту режут и пытают, и поэтому у нас, у каждого, была боевая граната Ф-1 в случае попадания в плен для подрыва себя. Мы были готовы действовать до последнего.
Анализируя всю эту информацию, которая была у меня, и обстановку, я принял следующее решение: мы зашли в дом к женщине, хозяйке. С ней я договорился, дав ей 4 тысячи гривен, большую часть наличности, которая у меня была. Она нас покормила и напоила. Мы сидели, ждали, пока нас передадут комендатуре.
- Что значит «ждали», вы кому-то сообщили?
- Мы же женщине этой сообщили, а женщина пошла и рассказала военным.
- Вы думали, что вас будут пытать, резать и прочее, но вы принимаете решение все равно сдаться. Вы поняли, что пропагандистская информация, которую среди вас распространяло начальство, неправдива?
- Я понял, что мы находимся еще в одном кольце. То есть, все бессмысленно. Пока мы шли ночью и днем, была слышна работа пулемета, миномета и групп захвата. Например, в камере со мной сидят бойцы из группы тех, кого поймали чуть дальше Кременной. Большей части группы нет, а те, кто выжил, в большинстве случаев тяжело ранены.
- Как произошла сдача в плен? Женщина сходила в комендатуру, поговорила с военными, и они за вами пришли?
- Сама сдача в плен произошла так: мы истощенные, уставшие, сидели спокойно. Один из наших сидел на окне. Он увидел, что подъехал «Тигр» с командой захвата. Я всех переместил в дальнюю комнату, подальше от окон, чтобы момент взятия не закончился для кого-то печально.
Дальше, когда дом окружили, нам сказали: «Выходите и сдавайтесь!». Я оставил оружие, вышел первый, с поднятыми руками. Но все мои были еще наготове с оружием, чтобы этот момент, как меня брали, оценить — все со мной нормально или сейчас мне в руку выстрелят? Но после того, как я вышел, я своим подал жест, что все, выходите.
- Все сдались?
- Да.
- Нормально с вами обращались, никто не трогал?
- Да, все нормально, все хорошо.
- А что вам известно еще: где ваши командиры, какая-то связь была по рации?
- В том-то и дело, когда мы утром 11 числа узнали то, что бригада вышла, мы остались без соседей по позициям. Нам пришлось занять круговую оборону, никакой общей связи, никакой информации не было.
Осталась связь с командованием батальона, но у командования батальона были совсем другие задачи. Это был день главного штурма Мариуполя российскии войсками, потому что они уже поняли: если большая часть бригады вышла, значит, обороняться в городе почти некому.
- Правильно ли я понимаю, что у остальные украинские военные, которые находятся в Мариуполе, не сдаются, потому что думают, что их будут пытать и резать, и именно это их и останавливает от сдачи в плен?
- Да, однозначно это не из-за национализма или желания нанести максимальный вред русским. Это скорее просто безысходность, под которую человека подвели.
- У вас есть родители, жена или девушка?
- Да. Есть девушка, мать, отец.
- А они в курсе, что вы в плену, что живы?
— Честно сказать, не знаю, кто вообще остался на Украине. Они уехали по разным странам.
— Не знаете, куда уехали родители?
- Думаю, дальше Польши.
- В Германию?
- Где-то так.
- А девушка?
- Наверное, в Испании, ее зовут Катя. Она со своими родными уехала.
- Вы сейчас в плену. Как видите свое будущее, что с вами будет?
- Меня, надеюсь, обменяют, или нас тут будут держать до окончания боевых действий.
- А если обменяют, пойдете снова служить?
- Если обменяют, попаду во власть своей страны, я не знаю… Не все зависит от человека.
- Сейчас все говорят, что начинается битва за Донбасс. Вы как военный человек понимаете, что у России, у ЛДНР огневая мощь больше чем у Украины? К тому же есть ракеты «Калибр». Идет война на истощение, в которой у Украины просто нет шансов победить.
- Мы не задумываемся, есть ли шансы или нет. И, конечно, огневая мощь российских войск кратно превосходит огневую мощь ВСУ. Нет смысла дальше воевать.
