Польские власти намерены отстаивать собственную трактовку коллизий Второй мировой войны, превращая историческую науку в один из главных инструментов официозной пропаганды. Причем эта политика избирательной памяти отныне будет проводиться на самом высшем государственном уровне.
«В офисе президента Польши создана кризисная команда с участием экспертов и историков, которые смогут оперативно реагировать на высказывания президента России Владимира Путина во время форума памяти Холокоста в Израиле. Также готовится серия платных публикаций в американских и израильских СМИ, которые должны представить польскую версию событий Второй мировой войны», — сообщили об этом во вторник, 21 января, на Рolskieradio.pl.
Конечно, подобный подход не очень вяжется с имиджем европейской демократической страны, где, по идее, не должна существовать госмонополия на историю — даже если ее традиционно пытаются оправдать внешней угрозой. Однако польские политики определились со своим видением причин и последствий крупнейшей войны в истории человечества. По их мнению, Вторая мировая пришла в Европу в результате сговора между нацистской Германией и сталинским СССР, а возрожденная после Первой мировой войны Польша явилась жертвой нацистской и коммунистической оккупации.
Критики этой версии объявляются «полезными дураками Кремля», а альтернативные ей концепции с порога отвергаются польскими патриотами, которые неизменно трактуют их как путинскую пропаганду. Между тем, ведущие западные историки, подробно анализировавшие межвоенное сотрудничество между правительством «пилсудчиков» и немецким Рейхом, рисуют тогдашнюю польскую политику в совершенно другом, и не очень благопристойном виде. Хотя эти специалисты явно не собираются отстаивать интересы российской власти.
Среди них стоит особо упомянуть имя Рольфа-Дитера Мюллера. Этот известный германский военный историк, который занимал должность научного директора Центра военно-исторических исследований Бундесвера, широко известен своей работой «Враг стоит на востоке. Гитлеровские планы войны против СССР в 1939 году», подробно раскрывающей процесс подготовки гитлеровского вторжения в Советский Союз. И один из основных тезисов этой книги состоит именно в том, что нацистские власти активно сотрудничали с ведущими политиками Варшавы, обсуждая с ними планы совместной борьбы против «московского коммунизма».
«Положение вещей, которое сегодня интерпретируется польской историографией как политика равновесия по отношению к Гитлеру и Сталину, не лишено некоторой неоднозначности. Знакомство с немецкими источниками, как было показано, формирует впечатление о том, что Варшава вела себя достаточно открыто по отношению к идее антисоветского альянса… Становится очевидным, что весной 1939 г. вероятность войны против СССР входила в планы Гитлера и что участию Польши в военном союзе, будь то наступательном или оборонительном, придавалось большое значение, так как это давало возможность Германии продолжать ее экспансионистский курс», — пишет немецкий историк, напоминая о том, что «Декларация о неприменении силы между Германией и Польшей», подписанная в Берлине еще 26 января 1934 года министром иностранных дел Германии Константином фон Нейратом и польским послом в Берлине Юзефом Липским, сыграла важную роль в возрождения немецкого империализма — за несколько лет до заключения советско-германского пакта.
Нацистские лидеры расточали похвалы престарелому маршалу Юзефу Пилсудскому, стремясь заручиться его поддержкой в своей антисоветской стратегии.
«Маршал — наш друг. Очень приятный человек… Старый революционер. Старше Гинденбурга. Ясность солдата. Пилсудский объединяет Польшу вокруг себя. Великий человек и фанатичный поляк. Ненавидит людей и большие города. Деспот, как мне думается. Блещет юмором в беседе. По его желанию нас обоих фотографируют вместе», — с восхищением писал в личном дневнике Йозеф Геббельс после дружеской встречи в имении «начальника» польского государства.
«Маршал Пилсудский был настоящим человеком. Я познакомился с ним лично и впечатлен силой его личности. Маршал Пилсудский беззаветно и с величайшей отдачей работал на благо своей родины. Его мистическое величие позволило ему уже при жизни войти в историю своей страны. Нынешняя Польша без Пилсудского немыслима. Адольф Гитлер вернул нас, немцев, в лоно героизма и железной поступи мировой истории. Вот почему мы чтим великих мира сего. Вот почему и в Германии были приспущены знамена в час, когда польская армия в окружении скорбящего народа в последний раз прошла парадом у гроба Первого маршала Польши», — пафосно заявил после смерти Пилсудского Герман Геринг, запросто приезжавший к Пилсудскому поохотиться на своем личном поезде и санкционировавший издание его сочинений, которые имели огромный успех у элиты Рейха.
«Он восхищался Пилсудским как человеком, одержавшим победу над Красной армией, восхищался его солдатским национализмом», — пишет о Гитлере Рольф-Дитер Мюллер. «С сегодняшней точки зрения особенно жуткой кажется готовность обеих сторон сотрудничать в деле эмиграции из Польши еврейского населения. Липский в беседе с Гитлером обещал ему «прекрасный памятник в Варшаве», если он сумеет найти решение «еврейского вопроса».
Обсуждение планов немецко-польского вторжения в СССР имело на этом этапе совершенно конкретный характер — особенно после того, как Варшава поучаствовала в разделе Чехословакии, оккупировав территорию Тешинской Силезии. При этом Гитлер намеревался достичь этого союза, предложив Польше Украину в качестве отступного за территорию Данцига и «польского коридора» на Балтике. А заодно поднимал тему судьбы проживающих в Речи Посполитой евреев.
«В декабре 1938 г. японские дипломаты настойчиво предлагали польскому правительству достичь соглашения с Берлином. Они основывались на том, что Гитлер и Риббентроп преследуют цель проникновения на территорию Украины… В результате посредничества японцев 5 января 1939 г. в Бергхофе состоялась беседа польского министра иностранных дел Польши Бека с Гитлером, который был настроен примирительно. По воспоминаниям Бека, Гитлер заявил, что у Германии с Польшей наблюдается полное совпадение интересов. «Россия, будь она царская или большевистская, одинаково опасна для Германии. Большевистская Россия, возможно, представляет еще большую опасность из-за ее большевистской пропаганды. Царская Россия, однако, была более опасна в военном отношении и более империалистична. По этой причине Германии настоятельно требуется сильная Польша. Каждая польская дивизия, выступившая против России, сэкономит одну германскую дивизию».
Большое значение Гитлер придавал необходимости успокоить Польшу касательно ее озабоченности по вопросу конкурирующей германской политики в отношении Украины. «У Германии нет никаких интересов за Карпатами, и мне безразлично, что там делают заинтересованные в этих районах страны». Если бы удалось найти приемлемое решение по Данцигу и Данцигскому коридору, то Германия дала бы Польше закрепленные на договорной основе гарантии по вопросу границ. В ряду общих интересов Гитлер определил и решение еврейского вопроса. «Он, фюрер, полон решимости выставить евреев из Германии». Если бы европейские державы не противоречили ему в вопросах колоний, то он нашел бы место в Африке, «которое можно было бы использовать не только для выселения туда немецких, но и польских евреев», — рассказывает в своей книге немецкий историк.
«Бек перешел затем к вопросу о Великой Украине и сказал, что его полностью удовлетворило высказывание фюрера об отсутствии там каких-то интересов и что он с откровенной радостью воспринял четкую и постоянную линию Гитлера на поддержание дружеских отношений с Польшей… Я спросил Бека, насколько они отказались в этом направлении от притязаний маршала Пилсудского, т. е. на Украину, на что тот с усмешкой ответил, что они уже доходили даже до самого Киева, и эти устремления живы и по сей день», — рассказывал о ходе этих переговоров Иоахим фон Риббентроп.
«Альфред Розенберг, руководитель Внешнеполитического ведомства НСДАП, поддерживающий контакты с украинскими сепаратистами, повторно заявил о намерении Германии заключить сделку с Польшей на предмет передачи Польше Украины в обмен на возвращение Германии Польского коридора либо с целью отторжения Украины от Советской России», — тревожно писал писал нарком иностранных дел Максим Литвинов.
Из этого можно заключить, что в СССР прекрасно знали о переговорах между польским и немецким правительством. Тем более, что 30 января 1939 года Гитлер выступил с речью в рейхстаге — заверив, что «дружба между Германией и Польшей была самым многообещающим моментом в политической жизни Европы». Конечно, это не могло не повлиять на дальнейшую позицию Кремля в отношении польского руководства, по отношению к которому в Москве не испытывали ни малейших иллюзий.
Тем не менее, именно советская армия освободила впоследствии от нацистов территорию Польши — что является несомненным и неоспоримым историческим фактом. А послевоенное будущее польского государства не было определено Москвой односторонним путем. Оно обсуждалось на совместных переговорах в Ялте, где была выработана общая позиция союзников — включая Великобританию и США. Западные страны согласились на то, что Варшава отойдет в сферу влияния СССР — причем британские власти отказали после этого в признании эмигрантскому польскому правительству, несмотря на то, что оно базировалось непосредственно в Лондоне, а его солдаты сражались в рядах королевских войск. И даже старались ограничить польских политиков в их антисоветской риторике, подталкивая их к конструктивному диалогу с польскими коммунистами. Так что «западные демократии» должны быть названы в числе основных архитекторов «постсоветской» послевоенной Польши.
Все эти подробности хорошо известны широкому кругу европейских и американских ученых, специализирующихся на тематике Второй мировой войны. А это делает невозможной любую попытку переписать ее историю в благоприятном для польской политике духе. Даже если эти намерения хотят объяснить священной целью борьбы против Москвы — которая так и осталась у некоторых неизменной с далеких тридцатых годов прошлого века.
